Чтение 22–й страницы книги ~Кровь эльфов~

A верховьях реки мы увидели их города, такие субтильные, словно сотканные
из утреннего тумана, из которого они возникали. Казалось, они вот-вот
растают, улетят с ветром, который покрывал рябью поверхность воды. Там были
особнячки, белые, как цветы лилий. Были башенки, казалось, сплетенные из
плюща, мостики, воздушные, как плакучие ивы. И было многое другое, чему мы
не могли найти имени и названия. А ведь мы уже дали имена и названия всему,
что в этом новом, возродившемся мире видели наши глаза. Неожиданно где-то в
дальних уголках памяти всплывали названия драконов и грифов, сирен и нимф,
сильфид и дриад. Белых единорогов, что в сумерки приходили к реке и склоняли
к воде свои изящные головы. Всему мы как бы заново давали названия. И все
становилось близким, знакомым, свойским.

Кроме них. Они, казалось, так похожие на нас, были чуждыми, настолько
чуждыми, что мы долго не могли найти названия для этой чуждости.

Хен Гедымдейт. "Эльфы и люди".

Oороший эльф - мертвый эльф.

Маршал Милан Раупеннэк.

Глава 4

Несчастье пришло в строгом соответствии с извечной природой несчастий и
стервятников - оно висело над ними какое-то время, но выжидало
соответствующего момента. Того часа, когда они удалились от поселений, редко
разбросанных вдоль Гвенллеха и Верхней Буйны, миновали Каррайг и оказались
на безлюдной, изрезанной оврагами полосе, предваряющей пущу. Несчастье
безошибочно свалилось на жертву, а жертвой стала Трисс.

Вначале это выглядело малоприятно, но не очень опасно, походило на
обычное расстройство желудка, Геральт и Цири тактично старались не обращать
внимания на вынужденные стоянки, вызванные недомоганием чародейки. Трисс,
бледная как смерть, потея и болезненно кривясь, держалась еще несколько
часов, но ближе к полудню, просидев в придорожных зарослях ненормально
долго, уже не в состоянии была сесть на коня. Цири хотела помочь ей, но это
кончилось неудачей - чародейка не смогла удержаться за гриву, сползла по
боку лошади и повалилась на землю.

Они подняли ее, уложили на плащ. Геральт молча развязал один из вьюков,
отыскал шкатулку с магическими эликсирами, раскрыл и чертыхнулся: все
флакончики выглядели одинаково, а таинственные знаки на печатях ни о чем не
говорили.

- Который, Трисс?

- Ни один, - простонала она, обеими руками ухватившись за живот. - Я не
могу... Мне нельзя это принимать.

- Что? Почему?

- У меня повышенная восприимчивость...

- У тебя, у чародейки?

- У меня аллергия! - Она расплакалась от бессильной злобы и отчаяния. -
Так было всегда! Я не выношу эликсиров! Лечу ими других, себя же могу только
амулетами!

- А где твой амулет?

- Не знаю, - скрипнула она зубами. - Вероятно, оставила в Каэр Морхене
или потеряла...

- Дьявольщина! Как тебе помочь? Может, заклинанием?

- Я пыталась. Результаты ты видишь. Из-за судорог я не могу
сконцентрироваться...

- Не плачь.

- Тебе легко говорить!

Ведьмак встал. Стащил свои вьюки со спины Плотвы и начал в них копаться.
Трисс свернулась калачиком, приступ боли стянул у нее мышцы на лице, скривил
рот.

- Цири?

- Что, Трисс?

- Как ты себя чувствуешь? Никаких... неожиданностей?

Девочка отрицательно покачала головой.

- Может, у меня отравление? Что я ела? Но мы все ели одно и то же...
Геральт! Мойте руки как следует. Присмотри, чтобы Цири мыла...

- Лежи спокойно. Выпей.

- Что это?

- Обычное успокоительное. Магии в нем кот наплакал. Повредить не должно.
А спазмы ослабнут.

- Геральт, спазмы... пустяк. Вот если поднимется температура... Это может
быть... дизентерия. Или паратиф.

- У тебя нет иммунитета?

Трисс не ответила, отвернулась, закусила губу, скрючилась еще больше.
Ведьмак не настаивал на своем предложении.

Дав немного передохнуть, усадил чародейку в седло Плотвы. Сам сел у нее
за спиной, поддерживая обеими руками, а Цири, двигаясь бок о бок, держала
поводья, одновременно ведя мерина Трисс. Не проехали даже версты. Чародейка
вываливалась из рук, не держалась в седле. Вдруг начался озноб, поднялась
температура. Несварение желудка усилилось. Геральту хотелось думать, что это
результат аллергической реакции на остаточную магию в его ведьмачьем
эликсире. Он хотел так думать, но, честно говоря, и сам не верил.

***

- Ох, господин, - вздохнул сотник. - Попали вы в недобрый час. Похоже,
хужее попасть не могли.

Сотник был прав. Ни возражать, ни спорить было невозможно. Застава у
моста, в которой обычно коротали время трое солдат, конюх, мытник и не
больше десятка проезжих, теперь была полным-полна народу. Ведьмак насчитал
свыше тридцати легковооруженных воинов в цветах Каэдвена и с полсотни
щитоносцев, расположившихся лагерем вдоль низкого забора. Большинство
собралось у костров, подтверждая старый солдатский принцип: спи, когда
можно, вставай, когда будят. Через распахнутые настежь ворота было видно,
что и во дворе тоже полно людей и лошадей. На площадке покривившейся
сторожевой вышки несли вахту два солдата с готовыми к стрельбе арбалетами.
На разъезженном копытами предмостье стояло шесть крестьянских телег и два
купеческих фургона, а в загородке, тоскливо склонив головы к перемешанной с
навозом грязи, маялось несколько распряженных волов.

- Было нападение. На заставу. Вчерась ночью, - упредил сотник вопрос
Геральта. - Едва-едвашеньки подоспели, иначе б нашли тута одну землю
спаленную.

- Кто напал? Разбойники? Мародеры? Солдат покрутил головой, сплюнул,
глянул на Цири и скорчившуюся в седле Трисс.

- Зайдите во двор. Чародейка ваша вот-вот свалится с седла. У нас уже
есть несколько раненых, одной будет больше. Какая разница?

В открытой выгородке под навесом лежало несколько человек в окровавленных
повязках. Немного дальше, между частоколом и деревянным колодцем с журавлем,
Геральт заметил шесть неподвижных тел, накрытых мешковиной, из-под которой
выглядывали лишь ступни в грязных, стоптанных башмаках.

- Покладите чародейку тама, при раненых. - Солдат указал на выгородку. -
Да, милсдарь ведьмак, и верно неудача, что больна. Несколько наших отхватили
во время боя, нам бы не помешала магическая подмога. У одного, как мы
стрелу-то вытащили, в кишках наконечник засел. Помрет парень к утру, как
пить дать помрет... А чародейка, что могла бы его спасти, сама трясется в
горячке, от нас помощи ждет. В недобрый час, воистину, в недобрый час...

Он осекся, видя, что ведьмак не отрывает глаз от накрытых мешковиной тел.

- Двое из тутошней стражи, двое наших из сотни, и двое... ихних, - сказал
солдат, приподнимая край заскорузнувшей ткани. - Гляньте, коли охота.

- Отойди, Цири.

- Я тоже хочу! - высунулась у него из-за спины девочка, раскрыв рот
глядевшая на трупы.

- Отойди, прошу тебя. Займись Трисс. Цири фыркнула, но послушалась.
Геральт подошел ближе.

- Эльфы? - сказал он, не скрывая удивления.

- Эльфы, - подтвердил солдат. - Скотоели.

- Кто-кто?

- Скотоели, - повторил солдат. - Лесные бандиты.

- Странное название. Если не ошибаюсь, это значит "белки". Скоя'таэли?

- Ну да, милсдарь, скотоели. Так они себя на эльфьем языке называют.
Людишки говорят, мол, потому, что иногда носют беличьи хвосты на колпаках и
шапках. Другие же - потому, дескать, что в бору обитают, орешками кормятся.
С ними, что ни день, все больше мороки, право слово.

Геральт покачал головой. Солдат накрыл покойников мешковиной, отер руки о
кафтан.

- Пошли. Неча тут стоять. Отведу вас к начальнику. А хворой займется наш
десятник, ежели сможет, конечно. Воще-то он умеет прижигать и сшивать раны,
вправлять кости, ну глядишь, и лекарства какие сумеет смешать, кто его
знает, головастый парень, горец. Пошли, милсдарь ведьмак.

В домишке мытаря, дымном и темном, в это время шла оживленная и весьма
шумная перебранка. Коротко подстриженный рыцарь в кольчуге и желтой тунике
наседал на двух купцов и эконома, на что совершенно равнодушно и угрюмо
смотрел мытарь с перевязанной головой.

- А я сказал - нет! - Рыцарь треснул рукой по разваливающемуся столу и
выпрямился, поправляя на груди пластинку с изображением святого. - Пока не
вернутся разъезды, не пойдет никто! Нечего по дорогам болтаться.

- Мне через два дня надо в Даэвон попасть! - разорался эконом, подсовывая
рыцарю под нос короткую, покрытую зарубками палку с выжженным знаком. - Если
спознюсь, коморник мне башку свернет! Я буду жаловаться комесу!

- Жалуйся сколько влезет! - засмеялся рыцарь. - Только, советую, сначала
набей себе портки соломой. У комеса нога тяжелая! А сейчас тут командую я,
потому что комес далеко, а на твоего коморника мне... О, Унист! Кого это ты