Чтение 22–й страницы книги ~Странник. Серый Ангел~

- Ну если ты так уверен, - включился Злобин в игру "я - начальник, ты - дурак".

Имран щелкнул пальцами, подзывая официанта. Сам растворился в полумраке.

На питание, как понял Злобин, Барышников оперативных фондов не жалел. Заказ делал обстоятельно, не особо считаясь с ценами. И ел со вкусом и с расстановкой, долго отдыхая между сменами блюд.

- Если коня не кормить, он пахать не будет, - ответил он на ироничный взгляд Злобина. - Ты ешь, Андрей Ильич, не стесняйся. Лучший способ убить время - хорошо потрескать. И нервы успокаивает, и организму сплошная приятность.

Он отвалился от стола, похлопал себя по животу. Глаза сделались осоловелыми, лицо расслабилось. Но Злобин почувствовал - играет. Барышников сидел лицом к залу, от него зависело, что и как о них думают.

Как только ушел Имран, вокруг их кабинки образовалось невидимое кольцо, в которое время от времени проскальзывал официант.

- Сорок минут, - Злобин бросил взгляд на свои "наградные" часы.

- Дай людям поработать. Мы бы неделю искали. - Барышников налил в бокал вина. - С твоего разрешения, - обронил он. Сделав два глотка, добавил: - И для конспирации. А то сидим, как два голубых на первом свидании. Сам, наверное, боишься развязать?

- Ничуть. - Злобин пригубил вино.

- Странно.

- А я не завязывал, не кодировался и не насиловал себя Миша. Просто перестал. Встретил хорошего человека - и как рукой сняло.

- Серьезный специалист? - спросил Барышников.

- Очень. - Злобин решил не распространяться, что человек этот стал для него Навигатором. Помогающим не сбиться с курса.

- Странно. - Барышников причмокнул, то ли пробуя на вкус слово, то ли смакуя вино. - И вообще странный ты мужик, Ильич. Уж извини за откровенность.

- И в чем это выражается? Не в этом, я надеюсь? - Злобин указал на бокал.

- Ну, это в нашей среде не странность, а уникальность, - натужно хохотнул Барышников. - Но не о том речь. Странный ты тем, что слишком лихо работаешь. Правильно, но лихо. Прешь к цели, будто никого вокруг нет, и тебе наплевать, что уже не одному любимую мозоль отдавил. Москва, Ильич, такое не любит. Здесь паутина интересов. Многослойная и не нами сплетенная. Это я к тому говорю, что этап сбора информации ты, как я понял, уже закончил. Вот-вот начнешь хватать и сажать. Упаси господь делать это без оглядки. Могут не понять. Щелкнут по носу - ерунда. А ну как по голове?

- Еще про семью напомни, - подсказал ему Злобин.

Барышников тяжко вздохнул.

- Про семью ты сам помнить должен. - Он описал вилкой в воздухе круг. - Но и Москва - большая семья. Тут такая сага о Форсайтах - зачитаешься! Все свои и все друг друга жрут. И если тебя прикрывает Иван Иванович, то всегда найдется Семен Семенович, который твоего благодетеля на дух не переносит. А Семеныча мечтает подсидеть Петр Петрович, который в вечных контрах с лучшим другом Иван Ивановича. Понятно излагаю?

- Понятно. Только не ясно, куда клонишь.

- Не спрашиваю, есть ли у тебя крыша, не мое дело. Спроси себя сам, а насколько она надежна.

Злобин промолчал.

Барышников окинул Злобина оценивающим взглядом.

- То-то! Не бычься, Андрей Ильич. Не пугаю и не прощупываю я тебя. На фиг мне это надо. - Он потянул к себе бокал, но пить не стал. - Кое-кого ты мне сильно напоминаешь. Отличный мужик был. Был.

Злобин следил, как медленно, заталкивая в, себя, как лекарство, выпил вино Барышников.

- Первое, Михаил Семенович: не расклеивайся, ты мне еще нужен. Второе: есть такое правило - кто Богу не грешен, царю не ответчик. По нему и живу.

- Как ты сказал? - удивился Барышников.

- Кто Богу не грешен, царю не ответчик, - отчетливо повторил Злобин. - Предки мои по нему жили. И мне хочется.

- Ну ты… Просто самурай какой-то, - покачал головой Барышников.

- Казак, - поправил его Злобин.

- Все равно завидую.

Барышников стрельнул взглядом в конец зала. С лица сразу же сошло добродушное выражение.

- Готовься, Ильич, - обронил он, прикрывая губы салфеткой.

* * *

Их провели на задний дворик кафе к грузовому контейнеру, переоборудованному под склад.

Остролицый потянул на себя тяжелую дверь, жестом пригласил войти.

Злобин оглянулся через плечо. На отвилке, ведущей к избушке, заметил милицейский "уазик".

В контейнере горела яркая лампа под потолком. Резкий свет конусом бил вниз. В круге света стоял молодой парнишка в наручниках. По бокам стояли двое одногодков, руки у них были свободны, но держали они их, как полагается на правеже, скрещенными на груди. Головы у всех были опущены, стрижки короткие, почти под ноль, в беспощадном свете лампы казалось, - над головами парит золотистое свечение.

Имран сидел на табуретке на самой границе света и полумрака. Оглянулся, сверкнув коронками.

- Начнем, суслики залетные, - обратился он к молодым. - Кто надоумил на чужой территории без разрешения работать?

После тягостной паузы тот, что в наручниках, пробурчал:

- Я.

- Обзовись, как полагается, цапель клювастый! - потребовал Имран.

У парня действительно был длинный перебитый нос.

- Клювом кличут. С Владимира я.

- И кто за тебя, Клюв, слово сказать сможет? - продолжил знакомство Имран.

- Иван Толстый.

- Свердловский? - быстро задал вопрос Имран.

- Нет, свердловского не знаю. Это наш, владимирский.

Имран удовлетворенно кивнул.

- Барсетку в "Лиане" четырнадцатого вечером ты помыл? - Имран хрустнул пальцами.

Парень поднял голову.

- Моя работа. - Голос от волнения дребезжал. - Солировал я, Воробей и Жора на подхвате работали. - Он перевел дух, набрался смелости и продолжил громче, с непонятным вызовом: - Объявляю: барсетку у мента помыл я. Они в "Лиане" засаду устроили, я сразу просек. Один лоха играл, барсетку чуть ли не в руки всем совал. Пацаны сказали, мотать надо, хозяйка, крыса, наверняка заяву накатала. Мы же там с неделю кормились. Ну а я решил: назло ментам прямо из-под носа уведу барсетку. Цапнул ее и, Воробью не скидывая, сам вынес. Потом ходу на хазу. Там и залегли.

- А в ментовку как загремел? - спросил Имран. Оглянувшись, прокомментировал для Злобина: - За сорок восьмой мусарней числится. Мы его на полчаса выкупили.

- Не подфартило, - Юный вор опустил голову. - Вышел к метро жратвы купить. А там у ларьков баклан по беспределу на меня наехал. Я ему в пятак припечатал. Тут еще рванье налетело, пошел махач серьезный. И менты нарисовались. Своих, суки, выпустили, а мне бакланку вешают. Я им сказал: по позорной хулиганской статье не пойду, лучше вскроюсь сразу.

- Я сам тебя вскрою, дятел безмозглый, - процедил Имран.

Злобин наклонился к уху авторитета, тихо шепнул: "С твоего разрешения" - и громко задал вопрос:

- С чего взял, что это мент был?

Парень заметно вздрогнул.

- Пацаны показали. В Останкинском опером работает. Лешей зовут, кажется.

- Как выглядел? - тут же последовал вопрос.

- Белобрысый и высокий. Как жердь.

Барышников удовлетворенно кивнул.

- А паспорт мента зачем светил? - спросил Имран.

- Для авторитета, - пробурчал парень. - Кто еще может цапнуть на виду у ментов?! Только не его это паспорт оказался, а белобрысого.

Имран затрясся от беззвучного смеха. Махнул рукой. Встал.

- Казбек, объясни убогим, как им жить дальше, - распорядился он.

Казбек, стоявший за спинами Злобина и Барышникова, толкнул дверь.

Показательный допрос окончен, понял Злобин и первым вышел наружу.

Имран плотно закрыл дверь контейнера, в котором уже эхом гудел голос Казбека. Ощерил золотые коронки.

- Доволен? - не без подколки спросил он Злобина.

- Более-менее.

- Страсть как люблю, когда менты меж собой грызутся, - продолжил веселиться Имран.

Злобин промолчал.

Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что барсетку с паспортом Шаповалова чуть ли не в руки сунули начинающим воришкам. Свои. А потом, возможно, еще подбросили карточку "Виза" в квартиру.