Чтение 22–й страницы книги ~Очищение огнем~

чего ты взял, что они глупее тебя?..

После этого оставалось только одно - напиться. Что мы и сделали.

Поздним вечером, когда я добрался до дома, у меня, должно быть, спьяну,
возникла странная идея - заняться любовью с Ким.

Это было долгое и мучительное поражение. Только никаких сравнений, -
говорил я себе и шарил во тьме в поисках волшебной страны. Вот как будто
проблеск света.., я устремился к нему и снова рухнул в пустоту... Потом
попробовал еще... Думай - о той - стране - которая - не принадлежит - никому
- которая - принадлежит - только нам - двоим - где ты - никогда - не был -
прежде - и куда ты - никогда - не сможешь - вернуться - без Нее - думай - о
той - божественной - прогулке - думай - лучше не думай...

Я считал, - хотя каждая вторая клетка моего измученного тела знала, сколь
недостойно такое мнение, - что любовь с Ким - это всего лишь блестящий
спектакль. Игра потных тел, игра поз и движений, взглядов, запахов, слов. У
каждого из нас был свой острый клинок. Лезвие сверкало, звенело, наносило
укол в нужном месте и тут же пряталось. Из нашего поединка, напоминавшего
борьбу двух львят на солнечной лужайке, мы выходили изнуренные, иногда
пораненные, но здоровые и счастливые - никто не может отрицать этого. И
смеющиеся.

Но не сегодня. Ким не знала о моей неудаче - или, скорее, сделала вид,
будто не знает. Она была серьезна и спокойна. И сегодня мы не смеялись. Две
фигуры, распростертые на простыне. Вдруг она сказала:

- Серж.., что если бы у нас был ребенок... Я ждал этого... На самом деле
Ким однажды была беременной - через четыре месяца после нашего знакомства.
Она спросила: "Что будем делать, Серж?" И я ответил: "Как хочешь, дорогая?"
- "О, у нас еще много времени..." И мы больше не упоминали об этом. Я обнял
ее.

- Дорогая, от этого ничего не изменилось бы. Мне кажется, мы... Мне
кажется, нами движут<силы, которые нам не подвластны... Все, что происходит,
где-то запрограммировано, а может, и нет, просто происходит - и все...

- Но если бы у нас был кто-то еще, если... Это не спасло бы нас. Я встал,
чтобы зажечь сигарету, надеясь подрезать крылья ее безумию. Но не тут-то
было.

Ким взяла зажигалку с ночного столика.

- Иди сюда... Послушай, Серж, давай подумаем вместе... Мы так часто
говорили, что состаримся вместе. Ты помнишь? Мы всегда говорили:

- что бы не случилось.... Помнишь? Мы говорили, что у нас будет большой
дом на юго-западе, двое или трое детей, старая кухарка...

- Зачем ты об этом?

- Но я не понимаю, что с нами случилось, просто не понимаю.

- С тобой тоже могло такое случиться.

- Не знаю, может быть... Но... Наверное, нет, дорогой. Правда, я думаю -
нет.

- Что ты хочешь сказать? Что я один виноват? Я это знаю.

- Ты можешь вообразить, что будет со мной?

- Мир полон Ланзеров...

- Ублюдок!

- Не надо, Ким.

- Ублюдок, ты первый начинаешь, а потом говоришь: не надо.

- Ким, довольно.

На следующий день мы договорились пойти к адвокату. Я чувствовал себя не
очень уверенно. Но Ким держалась превосходно, безукоризненно исполняя
тщательно продуманную роль обманутой, но гордой супруги. Нам нечего было
делить - никаких денег. Ответчиком считался я, и это она подавала на развод.

- Получается то же самое.

- Что? То, что вся вина лежит на мне?

- То, что я должна просить развода.

- Ну не мне же его просить.

- А что если я не стану?

- Ведь мы обо всем договорились!

- Итак! - сказал мэтр Селье, принимаясь за дело. Это был молодой человек
с твердым как сталь взглядом, с золоченой оправой очков, короткой стрижкой и
тонкими губами, постоянно кривившимися в явном пренебрежении. - Ваш супруг
написал эти три письма. В них он выражает свое желание прекратить вашу
совместную жизнь. Вам нужно лишь облечь это желание в форму ходатайства - и
мы получим быстрое решение без лишних осложнений и взаимных обвинений;
развод двух честных, благонамеренных людей, двух личностей, которые - м-м -
уважают друг друга и которые - э-э...

В этот момент Ким взглянула на меня. В ее взгляде, полном неизмеримой
боли, промелькнул оттенок иронии. Внезапно я увидел нас троих, ее, себя и
этого адвоката, словно в объективе телекамеры, установленной на потолке.
Звуки еще можно было как-то переносить, но зрелище оказалось слишком
гнусным.

- Хватит, - я взял Ким за руку. - Пойдем отсюда... Мэтр Селье застыл с
открытым ртом, вопросительные знаки так и сыпались из его близоруких глаз.
Мы были на улице, прежде чем он успел что-либо произнести.

Мы шли по авеню Виктора Гюго. Я еще держал ее за руку, почти тащил за
собой.

- Что с тобой? Куда мы идем?

Мы почти бежали, пересекая дорогу.

- Серж, остановись. Мне больно. Я отпустил ее руку, когда мы оказались
возле церкви Сент-Оноре-д'Эйло.

- Встретимся дома, - сказал я и вошел в церковь. Конечно не для того,
чтобы излить душу Богу. Я сел и стал просто ждать, когда это пройдет. Но что
должно пройти? Обстановка в церкви была лишена какой-либо мистики. Люди
разгуливали при приделам и довольно громко разговаривали. Не было даже
полумрака, который мог бы принести мне немного покоя. В поперечном нефе
появилась большая группа детей. Они толкались и кричали. Кстати, кто
говорил, что помолится за меня? Ах да, старина Бонафу. Я попытался
сосредоточится на Терезе. Статуя тезки немного напоминала ее. Мимо прошел
пожилой каноник, волоча ноги. Каноник, дай мне отпущение грехов. Только вряд
ли отпущение грехов может остановить мысли.

Когда я вышел из церкви, уже смеркалось. Я побрел по набережной Сены. И
тут со мной случился приступ. Сияли церковные свечи, взмывали в небо яркие
ракеты, катились огромные огненные колеса, летучие мыши испуганно метались
под сводами подземелья. Мой двойник трижды прыгал в воду за какими-то
огнями, когда мы проходили по Понт-де-Гренель. Прах еси и во прах отыдеши.

Я вернулся около полуночи, совершенно разбитый. Ким в халате бродила из
комнаты в комнату с чашкой чая в руке.

- Пожалуй я перееду отсюда, - заявила она.

- Зачем?

- Хочу снять комнату. Это будет для меня дешевле. И где-нибудь поближе к
работе. Хотя, наверное, я куплю машину, какой-нибудь подержанный "фиат-500".
Ты помнишь те деньги, которые мы вложили в государственные облигации? Я ими
воспользуюсь. В конце концов, от тебя мне ничего не нужно. Знаешь, у меня
будет комната в индийском стиле: драпировки на стенах, толстые ковры и
большой диван.

Ну-ну, давай, позли меня, раз не удалось разжалобить. Я прямо-таки видел,
как этот придурок Давид Ланзер восседает на индийских подушках и его рука
под музыку Рави Шанкара небрежно скользит за корсаж Ким.

Я опустился в кресло:

- Давай сегодня не ссориться.

На следующее утро я полчаса занимался физическими упражнениями. Стойка на
руках, стойка на голове, ножницы, велосипед и так далее. Потом бодрящий
холодный душ. За завтраком я завел разговор о Канаве и его новой ежедневной
газете. Мы проговорили полчаса, прежде чем поняли, что опоздали. Она
опоздала. Мне весь день нечего было делать. Мы уговорились встретиться за
ленчем.

Но она не пришла.

- Ой, прости пожалуйста, - сказала она, когда я позвонил ей на работу в
три часа. - Я совсем забыла, у меня назначена встреча. Мы расставались на
всю жизнь, а у нее было встреча. Я бросил трубку вне себя от ярости.

Вечер я провел в кино.

Чего ты еще ждешь? Надо просто взять и уехать. Собери чемоданы. Сядь в
машину. Здесь тебе больше нечего делать.

В семь часов я встретил ее с работы, как обычно.

- Это очень мило с твоей стороны, - заметила она. Тот же столик в
"Санжене", за которым мы сидели каждый вечер в течение двух лет. И те же
напитки. Виски для меня и джин с тоником для Ким.

- Ну? - Спросила она внезапно.

- Ну... Я не ухожу.

- Ты не.., что?

- Я... Я думаю, нам лучше забыть про это.

- Ты смеешься надо мной?

- Я говорю совершенно серьезно.

- Боюсь, что так. - Она одним махом осушила свой стакан.

Из глаз ее сыпались искры жгучего фосфора, каждая из которых прожигала
дыру в моем черепе. - Объяснись.

- Тут нечего объяснять.

Что я мог ей объяснить? Что она - единственная на свете?

- Ты так считаешь?

- Тебе хочется объяснений типа: я понимаю, что был глуп?