Вы слушаете?
иначе я не стал бы тратить столько денег на этот междугородний разговор.
стоить вам примерно две с половиной марки.
импресарио не выложил бы за вас такую сумму. Итак, значит, до встречи
через три месяца тренировок, и притом у вас должно быть не менее шести
совершенно безукоризненных номеров. Постарайтесь выжать из вашего старика
все, что возможно. Ни пуха ни пера!
прислушиваясь к гудкам, чего-то ждал, только потом я положил трубку.
Цонерер несколько раз обманывал меня, но он никогда не врал. В те времена,
когда мой выход стоил, наверное, марок двести пятьдесят, он заключал со
мной контракты на сто восемьдесят марок... и, очевидно, совсем неплохо
зарабатывал на мне. Однако, вешая трубку, я понял, что за этот вечер он
был первым человеком, с которым я охотно поговорил бы подольше. Надо,
чтобы он придумал что-нибудь еще... Не могу я ждать полгода. Неужели
нельзя подыскать какую-нибудь акробатическую труппу, которой я мог бы
пригодиться? Я не тяжелый и не боюсь высоты; потренировавшись немного, я
сумею работать вместе с другими акробатами или разыгрывать скетчи вдвоем с
каким-нибудь клоуном. Мария всегда говорила, что мне необходим партнер,
тогда мои сценки не будут мне так скоро надоедать. Уверен, что Цонерер не
перебрал всех возможностей. Я решил позвонить ему попозже, а пока пошел
обратно в ванную, сбросил халат, швырнул все барахло в угол и лег в
ванную. Принимать теплую ванну почти так же приятно, как спать. В поездках
я всегда брал номер с ванной, даже в те времена, когда у нас еще было
негусто с деньгами. Мария уверяла, что у меня замашки человека из богатой
семьи, но она не права. Мои домашние дрожали над горячей водой так же, как
и над всем остальным. Принимать холодный душ нам разрешалось, правда, во
всякое время, но теплая ванна и у нас считалась барскими замашками; даже
Анна, которая на многое закрывала глаза, в этом вопросе была непоколебима.
Очевидно, в ее "Девятом пехотном" теплая ванна приравнивалась к смертным
грехам.
теплой воде, она читала мне вслух, сидя у себя на кровати; как-то раз она
прочла мне из Ветхого Завета всю историю про царя Соломона и царицу
Савскую, в другой раз прочла про битву Маккавеев, иногда она читала также
роман Томаса Вульфа "Оглянись на отчий дом, ангел!". А вот сейчас я лежал
в этой дурацкой ванне цвета ржавчины, покинутый всеми; стены были
облицованы черным кафелем, но сама ванна, мыльница, эмаль на душе и
стульчак были ржаво-красного цвета. Мне недоставало голоса Марии. Я
подумал о том, что с Цюпфнером ей нельзя читать даже Библию, чтобы не
почувствовать себя предательницей или потаскухой. Не может же она не
вспомнить дюссельдорфскую гостиницу, где читала мне вслух о царе Соломоне
и царице Савской до тех пор, пока я не заснул в ванне, совершенно
разморенный. Зеленые ковры номера, темные волосы Марии, ее голос...
Закурив сигарету, она принесла ее мне, и мы поцеловались.
с ним или в его присутствии, не вспоминая обо мне. При вей она не может
даже завинтить крышку на тюбике с зубной пастой. Несчетное число раз мы
завтракали с ней вдвоем - иногда чем бог послал, иногда роскошно; то в
спешке, то с чувством, с толком; то спозаранку, то далеко за полдень; то с
целой горой джема, то вовсе без джема. Мысль о том, что она будет
завтракать с Цюпфнером всегда в одно и то же время, перед тем как он сядет
в машину и укатит в эту свою католическую лавочку, настраивала меня чуть
ли не на молитвенный лад. Я просил у бога, чтобы она никогда не завтракала
с Цюпфнером вдвоем. Я постарался представить себе Цюпфнера: каштановые
волосы, белая кожа, прямая осанка; что-то вроде Алкивиада немецкого
католицизма, только не такой ветреный. По свидетельству Кинкеля, Цюпфнер
хоть и "занимал серединную позицию, но больше склонялся вправо, нежели
влево". Это их "кто-куда-склоняется" было одной из главных тем разговоров
в "кружке". По совести говоря, я должен был бы причислить Цюпфнера к тем
четырем католикам, которых считаю настоящими; вот они: папа Иоанн, Эллис
Джеймс, Мария, Грегори... и Цюпфнер. При всем том, что он был по уши
влюблен в Марию, немалую роль в его решении сыграло то обстоятельство, что
он выводил ее со стези порока на стезю добродетели. В их прогулках рука об
руку не было, по-видимому, ничего серьезного. Однажды я спросил об этом
Марию; она зарделась, но как-то очень мило, и сказала, что этой "дружбе
очень многое способствовало": отцов их преследовали нацисты, они сами были
католиками, ну, а еще "понимаешь, его манера держать себя. Он мне
по-прежнему нравится".
ароматических специй. При этом я вспомнил отца, который является, между
прочим, акционером фирмы, производящей экстракты для ванн. Что бы я ни
покупал - от сигарет до мыла и от писчей бумаги до эскимо или сосисок, -
все это выпускают фирмы, в прибылях которых участвует отец. Я подозреваю,
что он получает прибыль даже от тех двух с половиной сантиметров зубной
пасты, которую я выдавливаю на свою зубную щетку, однако у нас в доме
говорить о деньгах было запрещено. Каждый раз, когда Анна хотела
подсчитать с матерью расходы по хозяйству или показать ей свои записи,
мать восклицала:
выговаривает она его совсем как "е". Нам, детям, давали очень мало
карманных денег. К счастью, у нас полно родственников, и, когда их всех
созывали, в доме собиралось человек пятьдесят-шестьдесят дядюшек и
тетушек, среди них были очень милые, они подбрасывали нам немного денег,
ибо скаредность моей матери стала притчей во языцех. Ко всему еще мать
матери была знатного рода, урожденная фон Хоенброде, и отец по сию пору
считает, что ему оказали большую честь, приняв в эту семью. Правда,
фамилия его тестя Тулер, только теща была урожденной фон Хоенброде. Немцы
сейчас еще более падки на дворянские звания и титулы, чем, скажем, в 1910
году. Даже люди, считающиеся интеллигентными, лезут из кожи вон, домогаясь
знакомства с аристократами. На этот факт следовало бы обратить внимание
мамашиного Центрального бюро. Ведь это Тоже расовый вопрос. Даже такой
разумный человек, как дедушка, и тот не может забыть, что летом 1918 года
Шнирам хотели пожаловать дворянство и что это было уже, так сказать,
"зафиксировано", но в решающий момент кайзер, который должен был подписать
указ, дал деру - его в тот период одолевали совсем другие заботы... если
он вообще был способен заботиться о чем-нибудь. Семейное предание о том,
как Шниры "чуть было не стали дворянами", еще и сейчас, почти полвека
спустя, рассказывается при всех случаях жизни.
кайзеру на подпись эту бумажку. Я бы на их месте отправил туда гонца
верхом на лошади, чтобы все было обстряпано вполне подобающим образом.
лежал в ванне. Вспомнил, как, стоя перед зеркалом, она снимала перчатки,
поправляла прическу, как она вынимала из шкафа вешалки, надевала на них
платья, отправляла их обратно, и было слышно, как скрипит латунная палка в
шкафу. Потом наступал черед ботинок: тихо постукивали каблуки, шуршали
подошвы, и, наконец, Мария расставляла на стекле туалетного столика свои
банки, склянки и флаконы; вот она ставит большую банку с кремом, вот узкий
флакон с лаком для ногтей, пудреницу; раздается жесткий металлический звук
- Мария ставит тюбик с губной помадой.
физики: слезы сейчас, когда я лежал в ванне, казались холодными. Раньше я
всегда думал, что слезы горячие; в последние месяцы, напившись пьян, я
несколько раз плакал горячими слезами. Я вспомнил Генриэтту, отца,
вспомнил Лео, перешедшего в католичество, и удивился, почему он до сих пор
не звонит.
12
отказывался ехать в Бонн, а она во что бы то ни стало хотела в Бонн, чтобы
подышать там "католическим воздухом". Мне эти слова не понравились, я
сказал, что и в Оснабрюке достаточно католиков, но она уверяла, что я ее
не понимаю и не хочу понять. Мы жили уже два дня в Оснабрюке, пользуясь
перерывом между выступлениями, и могли прожить еще три. В этот день с
раннего утра лил дождь и во всех кино шли неинтересные фильмы, а в рич-рач
я даже не предлагал ей сыграть. Уже накануне при упоминании об этом у
Марии сделалось такое лицо, какое бывает у особо терпеливых сиделок в
детских больницах.
то Гамбургскую улицу, то вокзальную площадь; как только напротив
Останавливался трамвай, люди из вокзала стремглав выбегали под дождь. "То
самое" для нас исключалось, Мария была больна, у нее был не выкидыш, а
что-то в этом роде. Я не совсем понял, что именно, и никто мне толком не
объяснил. Во всяком случае, она считала, что была беременна, а теперь это
прошло; в больнице она пробыла всего несколько часов утром. Она была
бледная, усталая и раздраженная, и я сказал, что ей не стоит предпринимать
в этом состоянии столь длительную поездку по железной дороге. Мне хотелось
узнать точнее, было ли ей больно, но она ничего не говорила, только
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Маккэфри Энн
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий