саламандр и змей в склянках, рогатых жуков, волосатых пауков и обыкно-
венных морских коньков, человеческий скелет - по правую сторону витрины,
скелет шимпанзе - по левую, скелет бегущей кошки в ногах у маленького
шимпанзе на предпоследней полке витрины, тогда как на самой верхней во
всей поучительной наглядности были по порядку разложены черепа мужчины,
женщины, старика, ребенка, младенца-недоноска и младенца-уродца, - перед
этой всеохватной витриной-энциклопедией - в самом магазине можно было
купить породистого щенка и доверить официально зарегистрированному спе-
циалисту утопление котят, - перед витриной, стекло которой два раза в
неделю до блеска мыли, Вальтер Матерн без обиняков предложил другу, если
надо, купить на оставшиеся в кожаном мешочке деньги пару-тройку черепов,
дабы использовать их в пугалостроении. Амзель отмахнулся, ответив с под-
черкнутой лаконичностью, в которой, однако, не было никакой обиды, ско-
рее легкая снисходительность, что тема скелета хотя и не устарела и не
закрыта, но все же не настолько жгучая, чтобы тратить на нее последние
деньги; если уж входить в расходы, то лучше по дешевке, на вес купить у
окрестных крестьян и птичников гусиных, утиных и куриных перьев; ибо он,
Амзель, задумал нечто совсем неожиданное - создать птичье пугало в виде
огромной птицы; витрина в Подойниковом переулке со всем ее чучельным
зверинцем навела его на эту мысль, особенно орел, закогтивший ягненка.
лбу. Музы с истерзанными от поцелуев устами. Планеты в Водолее. Кирпич с
крыши. Яйцо о двух желтках. Пепельница доверху. Капель за окном:
цел-лу-лойд. Короткое замыкание. Шляпные картонки. Что там сворачивает
за угол? Лаковая туфелька с пряжкой. Кто входит без стука? Да это же са-
ма Барбарина, Снежная Королева, а вот и снеговики. Все, что поддается
набивке: Бог, угри, птицы. Что добывается в шахтах? Уголь, руда, соль,
птичьи пугала, минувшее...
творением Амзеля. Под названием - вероятно, все же ироническим - "Боль-
шая птица Долбоклюй" (имя, которое, как явствует из примечания, предло-
жил не Амзель, а паромщик Криве) в виде эскиза конструкции и цветного
рисунка оно дошло до нас как заключительная работа того дневника, что и
сегодня более или менее надежно хранится у Браукселя в сейфе.
варом. После чего эти обмазанные варом или дегтем тряпки надо с внешней
стороны, а если перьев достаточно, то и с внутренней, обклеить крупным и
мелким пером. Но не как в жизни, а чтобы было почуднее.
когда она, размером несколько выше человеческого роста, появилась на
дамбе, вызывая всеобщую оторопь, перья и впрямь стояли дыбом. Вид у нее
был, однако, совсем не чудной, а попросту жуткий. Даже самые прожженные
рыбачки разражались проклятьями, уверяя, что от этакой твари враз родим-
чик хватит, можно окосеть, схлопотать бельмо, а то и выкидыш. Мужики,
правда, внешне сохраняли каменную невозмутимость, но трубки у них осты-
вали. Иоганн Ликфетт сказал:
готь и перья, была небольшая. С утра Долбоклюй вообще простаивал на дам-
бе в полном одиночестве, мрачно вырисовываясь на фоне пустынного неба.
Только когда из города возвращались школьники, некоторые из них как бы
невзначай захаживали на дамбу, однако останавливались на почтительном
отдалении, присматривались, обменивались суждениями, зубоскалили, но по-
купать не желали. Ни одной чайки в безоблачном небе. Не шуршат в дамбе
мыши - ушли. Висла и рада бы сделать крюк, да не может. Во всей округе
уже майские жуки - только не в Никельсвальде. Когда наконец учитель Оль-
шевский - он всегда был немного со странностями - больше ради полноты
удовольствия, нежели для того, чтобы оградить от потравы каких-то две
сотки своего палисадника, смеясь громче обычного, выказал некоторый ин-
терес - он называл себя человеком просвещенным, - Большая птица Долбок-
люй была немедленно сбагрена по цене намного ниже начальной.
беленые стены скромной учительской хижины. Ни одна птаха пикнуть не сме-
ла. Ветер с моря топорщил вороные дегтярные перья. Кошек охватывал пси-
хоз, и они стали исчезать из деревни. Младшие школьники обходили птицу
стороной, по ночам мочились в постель, просыпались с криком и белыми от
ужаса ногтями. В Шивенхорсте у Хедвиг Лау воспалились миндалины, а вдо-
бавок пошла кровь из носа. Старику Фольхерту, когда он колол дрова, в
глаз попала щепка. Глаз долго не заживал. Когда наконец бабку Матерн
посреди курятника хватил удар, многие прямо заявили, что это все из-за
проклятой Большой птицы; и это при том, что куры и даже петух во дворе
Матернов уже неделями перетаскивали в клювах солому, что испокон веков
считается предвестьем смерти. И все в доме Матернов - первой бедная Лор-
хен - слышали древесного червячка, эти покойницкие ходики. Старуха Ма-
терн отнеслась к предзнаменованиям серьезно и заказала последнее причас-
тие. Которое и приняла в свой смертный час среди перетаскивающих солому
кур. В гробу она выглядела, пожалуй, почти умиротворенно. На ней были
белые перчатки, а в скрюченных пальцах она держала благоухающий лавандой
кружевной платок. В цветочек, как и положено. Правда, перед тем как зак-
рыть гроб и опустить его в освященную по католическому обряду землю, ей,
к сожалению, забыли вынуть из волос булавки. Этим упущением объясняются,
должно быть, те свирепые мигрени, которые сразу же после похорон напали
на мельничиху Матерн, урожденную Штанге, и с тех пор мучили ее до конца
дней.
маленными сорочками и платьями, толпились на кухне и на лестнице, чтобы,
прощаясь с покойницей, произнести свое: "Ну вот ее и нет больше с нами",
"Ну вот ей и не нужно больше хлопотать", "Ну вот и отмучилась, теперь
будет ей вечный покой", - паромщик Криве попросил разрешения приложить
правый указательный палец покойницы к одному из немногих оставшихся сво-
их зубов, который вот уже несколько дней как нагноился и мучительно на-
рывал. Мельник, стоя между окном и деревянным креслом, весь какой-то чу-
жой в парадном черном костюме, без мешка и мучного червяка на плече, без
привычной ряби света и тени, поскольку новая мельница еще не работала,
задумчиво кивнул. Тут же с правой руки старухи Матерн осторожно стянули
перчатку, и Криве прикоснулся своим гнилым зубом к кончику ее скрюченно-
го указательного пальца. О святой и упоительный миг чудесного исцеления:
ангел стучит пальцем по лбу, налагает десницу, гладит против шерсти и
скрещивает пальцы. Жабья кровь, вороний глаз, молоко кобылицы. На две-
надцатую ночь, три раза через левое плечо, семь раз на восток. Булавки
из головы. Волосы со срамного места. Пушок с темечка. Выкопать, по ветру
развеять, ссаками пропитать, за порог вылить, ночью одному, еще до пету-
хов, на Матфея. Яд из куколя. Сало новорожденного. Пот мертвеца. Просты-
ни умершего. Палец покойника - ибо гнойник под зубом Криве после прикос-
новения скрюченного указательного пальца правой руки покойной бабки Ма-
терн и вправду, похоже, рассосался, да и боль, в строгом соответствии с
приметой - палец мертвеца врачует больные зубы - сперва поутихла, а по-
том и вовсе прошла.
усадьбы Фольхерта, потом мимо хибарки и палисадника учителя, один из не-
сущих гроб мужиков вдруг споткнулся, поскольку Большая птица Долбоклюй
все еще жуткой пернатой тенью нависала над учительским кровом. Спотк-
нуться нельзя просто так. Это всегда что-то значит. А уж на похоронах, с
гробом, и подавно - это переполнило чашу. Крестьяне и рыбаки сразу нес-
кольких окрестных деревень призвали учителя Ольшевского к порядку, поо-
бещав, если не подействует, сделать это по всей форме через департамент
учебных заведений.
из школы, учитель Ольшевский уже поджидал их в Шивенхорсте на паромном
причале. Он стоял в своих брюках-гольф и спортивном жакете в крупную
клетку, в парусиновых туфлях и в соломенной шляпе. Покуда вагончики по-
езда загонялись на паром, он при молчаливой поддержке паромщика Криве
произнес, обращаясь к друзьям, небольшую речь. Он сказал, что больше так
не может, некоторые родители уже жалуются, даже грозились написать ди-
ректору департамента учебных заведений, в Тигенхофе уже тоже что-то
прослышали, разумеется, тут не обходится без самых примитивных суеверий,
тем более, что ими пытаются объяснить смерть бабушки Матерн - "этой пре-
восходной женщины!" - и все это в нашем просвещенном двадцатом столетии,
но никому, особенно здесь, на Висле, не дано плыть против течения, поэ-
тому он, наверно, скажет так: сколь ни прекрасно это пугало, но сельские
жители, особенно в здешних местах, до такой красоты еще не доросли.
дословно вот что:
большую жизнь. В деревне тебе отныне будет тесно. Так что пусть твое
усердие, твое художество, твой, как говорится, Божий дар ищет себе ново-
го выхода там, в большом мире. Но здесь, у нас, тебе пора остепениться.
Ты же знаешь, я желаю тебе только добра.
склад в сарае у Фольхерта. Выглядело это так: Матерн отомкнул навесной
замок, и на удивление много добровольных помощников принялись выносить
барахло "старьевщика" - так прозвали Амзеля в окрестных деревнях - из
сарая на улицу. Четыре начатых пугала, связки досок, реек, штакетин.
Разлеталось по ветру выщипанное набивочное волокно. Матрасы изрыгали су-
хие водоросли. Конский волос рвался из диванных подушек. Пожарная каска,
изумительный длинноволосый мужской парик из Крампица, кивер, широкополые
панамы, плюмажи, колпаки от сачков для бабочек, шляпы велюровые и фетро-
вые, шляпа калабрийская и веллингтоновская, которые были получены в по-
дарок от семейства Тиде из Грос-Цюндера, - словом, все, что способно
прикрыть макушку, кочевало теперь с одной головы на другую, извлеченное
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Гуревич Георгий
Якубенко Николай
Эриксон Стивен
Никитин Юрий