Пельмени вы заказывали. Это десять минут.
свое приятное розовое подвижное лицо к Божичко. - Я "за". Пожалуй, не
отказался бы от рюмки с мороза! Прекрасная идея, Петр Александрович!
полушубок и, застегиваясь, обратился к Яценко:
вызывает сомнения. Я на энпэ Деева. Туда прошу и докладывать обо всем
существенном.
темных холодных сеней. Здесь не было видно лица его, лишь в холодке ощутимо
запахло тройным одеколоном, и Бессонову почудилось, что начальник штаба,
прощаясь, хочет пожать ему руку в знак солидарности, но не решается.
рукопожатием, вышел на улицу.
небу созвездиями. Уже подходя к темневшей на дороге машине, Бессонов услышал
хлопанье двери за спиной, похрупывание снега и полуобернулся, надеясь
увидеть начальника штаба, не досказавшего что-то. Но это был Веснин.
Вышагивая цапельно-длинными ногами, он подошел к Бессонову, сказал с
некоторым замешательством:
Не возражаешь, если я с тобой на энпэ?
разрешения у командующего, где находиться. Сам волен решать.
должен ответить?..
задать еще один очень прямой вопрос. Как коммунист коммунисту.. Если тебе,
Виталий Исаевич, кто-то посоветовал присматривать за новым командующим, как
за малым дитятею, особенно при вступлении в должность, то отношения наши
грозят осложнениями. С трудом будем терпеть друг друга. - Он помолчал, и
Веснин не перебивал его. - Если же это не так, готов немедленно извиниться
за вышесказанное.
глядя близорукими глазами. - Спасибо за откровенность. Но заявляю тоже
совершенно искренне: если бы кто-то попытался насторожить мое внимание в
твою сторону, я послал бы этого дурака к чертовой матери, если не дальше!
Больше добавить ничего не могу.
поговорить более обстоятельно. Только не в машине, конечно.
Разумеется, если немцы позволят...
двухсоткилометровый марш, вышла в заданный район - на северный берег реки
Мышкова - и без отдыха стала занимать оборону, вгрызаться в мерзлую землю,
твердую, как железо. Теперь все уже знали, с какой целью занимался этот
рубеж, представлявшийся в воображении последним барьером перед Сталинградом.
четвертом часу ночи. Небо на юге посветлело - розовый сегмент, прижатый
темнотой к горизонту. И в коротких затишьях в той стороне, откуда
приближалось невидимое, неизвестное, слышны были на занимаемом рубеже
скрежет лопат в звонком каменном грунте, тупые удары кирок, команды,
фырканье лошадей. Два стрелковых батальона, три батареи артполка и отдельный
противотанковый дивизион были выдвинуты, переброшены через реку по
единственному мосту, соединявшему станицу, и закреплялись впереди главных
сил дивизии, окапывались здесь. В охватившем всех возбуждении люди, то и
дело матерясь, глядели на зарево, потом на северный берег, на пятна домов по
бугру, на деревянный мост, по которому шли запоздалые орудия артполка.
Снег густым дымом сдувало с высоких ее берегов, поземка жгутами скользила,
неслась по льду, обвивая впаянные в лед сваи моста.
боевого охранения, зарывалась в землю на самом берегу реки, и спустя три
часа изнурительной работы орудия были вкопаны на полтора лопатных штыка.
чувство какой-то одержимой поспешности, как испытывали это и все, слушая
заглушенные расстоянием обвальные раскаты в стороне светлого сегмента неба.
Каждый понимал, что бой приближается, неумолимо идет оттуда и, не успев
окопаться, без защиты земли, останешься на заснеженном берегу раздетым. А
лопаты не брали прокаленную холодами почву, сильные удары кирок выдалбливали
лунки, клевали землю, брызгая крепкими, как кремень, осколками.
солдат-артиллеристов и соседей-пехотинцев; между ними темнели щиты орудий.
разговаривать; дышали с хрипом; иней мгновенно садился плотным налетом на
потные лица, ледком залеплял веки, едва лишь кто-нибудь прекращал на минуту
работу. Неутолимо хотелось пить - сгребали с брустверов пригоршнями
уплотненный осколками земли снег, жевали его; пресная влага леденила горло;
скрипело на зубах. Обливаясь потом, лейтенант Кузнецов безостановочно бил
киркой в землю, он никак не мог остановиться. По мокрому телу под прилипшей
к спине гимнастеркой шершавыми змейками полз озноб. Кузнецов с жадностью
глотал снег, но пересыхало во рту, и мучила непрерывная мысль о чистой,
пахучей, колодезной воде, которую хотелось, задохнувшись, пить из железного
ведра, окунув подбородок в холод.
Чибисов, неуклюже подгребая совковой лопатой за киркой Кузнецова. - Грудь бы
не застудить. Снег - обман один. Видимость одна!..
Уханов, без шинели, в одном ватнике, с горловым хеканьем долбивший вместе с
наводчиком Нечаевым ровики, откинул кирку, спрыгнул на еще мелкую огневую
позицию.
здоровым потом, поблескивало влажное лицо.
Прорубь найти. И пару котелков с водой сюда.
пот. - А то весь снег вокруг огневых сожрут, дьяволы. Маскировать нечем
будет... Ну, кто тут деревенский мастер по прорубям? Ты, Чибисов? Давай
вниз, ломик возьми!
лейтенант, все напьемся, - зачастил певуче Чибисов, и это охотливое его
согласие было замечено всеми на огневой.
кто-то, сомнительно хохотнув. - Ориентиры знает?
орудию за котелками.
Работать - волос не ворохнется, жрать - вся голова трясется!
Он мужик старательный, мухи не обидит! Зашумели!
про лошадей, Рубин, соображай, это для тебя поинтересней! Перекура не было!
Долби, иначе он нас тут, как клопов, передавит! Или повторить?
однообразностью забили кирками в звеневший грунт. Кузнецов поднял с земли
свою кирку, но тут же выпустил ее и вышел на бруствер, глядя на свет зарева
левее редких и темных домов пустой станицы, вмерзшей в синеватость ночи.
зарева - ни гула, ни единого орудийного раската не доносилось оттуда. В этом
непонятном наступившем безмолвии громче и четче стали выделяться звуки
лопат, кирок, отдаленные голоса пехотинцев, окапывающихся в степи, и
подвывание артиллерийских машин на высотах сзади - на том берегу, где
занимала оборону дивизия.
прорвали...
правее зарева, прямо над крышами южнобережной части станицы, прорезалось
второе сегментное свечение в небе и беззвучно вспыхивали круглыми зарницами,
снизу упираясь в низкие облака, скользящие красноватые светы. Но и там
стояло тяжелое безмолвие.
нами. Вовсю жмут к Сталинграду, лейтенант. Вот что ясно. Хотят своих из
колечка вырвать. И снова крылышки расправить.