Чтение 22–й страницы книги ~Человеческий фактор~

его лицо не пряталось от солнца: оно как бы прокалилось насквозь, словно
очень долго было на жаре, слишком сильной для обычного человека. Очки у
Мюллера были в золотой оправе - еще бы: ведь это же оправленная в золото
страна.
- Садитесь, - предложил Мюллер Кэслу достаточно вежливо, можно было бы
даже сказать - любезно, если бы не то обстоятельство, что сесть Кэсл мог
лишь на жесткий узенький стульчик, столь же неудобный, как церковные
скамьи, но, если бы ему потребовалось встать на колени, подушечки на
жестком полу не было.
Кэсл молча сел, и двое мужчин - бледнолицый и краснорожий - молча
уставились на него. Интересно, подумал Кэсл, сколько времени они будут
молчать. Перед Корнелиусом Мюллером лежал листок, вынутый из досье, и
через некоторое время он принялся постукивать концом своей золотой
шариковой ручки по одному и тому же месту, точно загонял гвоздь. Легкое
"тук-тук-тук" отмечало, словно тиканье часов, течение тишины. Другой
мужчина чесал ногу над носком - так оно и шло: "тук-тук" и "тш-тш".
Наконец Мюллер соизволил заговорить.
- Я рад, что вы сочли возможным посетить нас, мистер Кэсл.
- Что ж, время для меня было не очень удобное, но вот я тут.
- Мы хотели избежать ненужного скандала и не писать вашему послу.
Теперь настала очередь Кэсла молчать: он пытался представить себе, что
они подразумевали под "скандалом".
- Капитан Ван Донк - а это капитан Ван Донк - пришел с этой проблемой к
нам. Он счел более подходящим, чтобы именно мы занялись этим, а не
полицейская служба безопасности... из-за вашего положения в посольстве
Великобритании. Вы уже давно находитесь под наблюдением, мистер Кэсл, но
ваш арест, как я считаю, практически ни к чему не приведет: ваше
посольство будет настаивать на вашей дипломатической неприкосновенности.
Мы, конечно, всегда можем это оспорить в суде, и тогда им, безусловно,
придется отправить вас домой. А это, по всей вероятности, будет концом
вашей карьеры, ведь так?
Кэсл молчал.
- Вы были крайне неосторожны, вели себя даже глупо, - сказал Корнелиус
Мюллер, - но я лично не считаю, что за глупость надо наказывать - это ведь
не преступление. А вот капитан Ван Донк и полицейская служба безопасности
придерживаются другой точки зрения - точки зрения закона, - и они,
возможно, правы. Он предпочел бы арестовать вас и предъявить вам обвинение
в суде. Он считает, что дипломатическая неприкосновенность часто
распространяется без особых оснований на дипломатов младшего ранга. Так
что это вопрос принципиальный, и он предпочел бы отстаивать свою точку
зрения в суде.
Сидеть на таком жестком стуле становилось мучительно, и Кэслу очень
хотелось переместить тяжесть тела, но он подумал, что любое его движение
может быть воспринято как признак слабости. Он изо всех сил старался
разгадать, что же они все-таки знают. Сколько его агентов, думал он,
погорело? Ему стыдно было, что сам-то он находится в сравнительной
безопасности. На настоящей войне офицер всегда может умереть вместе со
своими людьми и тем самым не потерять к себе уважения.
- Говорите же, Кэсл, - потребовал капитан Ван Донк.
Он сбросил ноги с подлокотника, словно собирался встать, хотя на самом
деле, наверно, брал на пушку. Он растопырил пальцы, снова сжал их в кулак
и уставился на свое кольцо с печаткой. Потом принялся пальцем полировать
золото, словно это был пистолет, который надо держать всегда хорошо
смазанным. В этой стране куда ни плюнь, всюду золото. Оно присутствует в
городской ныли, художники используют его в живописи, так почему бы полиции
не воспользоваться им, чтобы расквасить человеку лицо.
- Говорить - о чем? - спросил Кэсл.
- Как большинство англичан, которые приезжают в нашу республику, -
сказал Мюллер, - вы в известной мере автоматически начинаете сочувствовать
черным африканцам. Мы можем понять ваши чувства. Тем более что мы сами
африканцы. Мы живем здесь уже триста лет. А эти банту - такие же
пришельцы, как вы. Но я не собираюсь читать вам лекцию по истории. Как я
уже сказал, мы понимаем вашу точку зрения, хотя это и точка зрения
невежды, но когда человек начинает проявлять эмоции, это становится
опасным, а когда он доходит до того, что готов нарушить закон...
- Какой закон?
- По-моему, вы отлично знаете какой.
- Это верно, я собираюсь писать работу об апартеиде - у посольства на
этот счет нет возражений, но это серьезное социологическое исследование -
вполне объективное, - я еще не изложил его на бумаге. Так что пока у вас
едва ли есть право подвергать его цензуре. Да и вообще, я полагаю, оно не
будет опубликовано в этой стране.
- Если вы хотите трахать черную шлюху, - нетерпеливо прервал его
капитан Ван Донк, - почему не поехать в бордель в Лесото или в Свазиленд?
Они ведь еще входят в ваше, так называемое, Британское Содружество.
Только тут Кэсл впервые понял, что опасность грозит не ему, а Саре.
- Я слишком стар, чтобы интересоваться шлюхами, - сказал он.
- Где вы были ночью четвертого и седьмого февраля? И днем двадцать
первого?
- Вы это, очевидно, знаете... или думаете, что знаете, - сказал Кэсл. -
Книжку с расписанием деловых встреч я держу у себя в кабинете.
Он двое суток не видел Сары. Неужели она уже схвачена кем-то вроде
капитана Ван Донка? Страх и ненависть одновременно вспыхнули в нем. Он
забыл, что теоретически считается дипломатом, хотя и невысокого ранга.
- О чем вы, черт подери, говорите? А вам?.. - добавил он, обращаясь к
Корнелиусу Мюллеру. - Вам что от меня нужно?
Капитан Ван Донк был человеком простым и грубым, который во что-то,
хоть и крайне омерзительное, все же верил, - такого человека можно
простить. Но Кэсл никогда не сможет простить этого любезного образованного
офицера БОСС. Именно люди такого рода - люди образованные и понимающие,
что они творят, - и устраивают ад, снедаемые запредельной злобой. Кэсл
вспомнил слова своего друга коммуниста Карсона, который часто говорил ему:
"Наши худшие враги здесь - не невежды и простаки, какими бы жестокими они
ни были наши худшие враги - люди интеллигентные и развращенные".
Мюллер сказал:
- Вам должно быть прекрасно известно, что, живя с этой девицей банту,
вы нарушили Акт о межрасовых отношениях. - Он произнес это рассудительным,
укоризненным тоном, точно банковский клерк, сообщающий маловажному
клиенту, что тот перебрал денег. - Вы должны понимать, что, если бы не
дипломатическая неприкосновенность, вы сейчас сидели бы в тюрьме.
- Где вы ее прячете? - спросил капитан Ван Донк, и Кэсл, услышав этот
вопрос, почувствовал огромное облегчение.
- Прячу?
Капитан Ван Донк поднялся на ноги, продолжая тереть свое золотое
кольцо. Он даже плюнул на него.
- Все, капитан, - сказал Мюллер. - Я сам займусь мистером Кэслом.
Больше я вас не задерживаю. Благодарю за помощь нашему департаменту. А
сейчас я хочу поговорить с мистером Кэслом наедине.
Дверь за капитаном закрылась, и Кэсл, как сказал бы Карсон, остался
один на один уже с настоящим врагом.
- Вы не должны обижаться на капитана Вал Донка, - продолжал Мюллер. -
Такие, как он, не видят дальше собственного носа. Есть ведь и другие
способы уладить это дело, куда более разумные, чем передача его в суд, что
погубит вашу карьеру и не поможет нам.
- Я слышу машину, - раздался женский голос, вернувший Кэсла в сегодня.
Это Сара крикнула ему с лестницы. Кэсл подошел к окну. Черный
"мерседес" прокладывал себе путь вдоль домиков на Кингс-роуд, которые были
все на одно лицо. Шофер явно искал нужный номер, но, по обыкновению,
далеко не все фонари горели.
- Так и есть, это мистер Мюллер, - крикнул Саре Кэсл. Ставя на стол
стакан с виски, он заметил, что рука у него дрожит, до того крепко он
сжимал стакан.
Раздался звонок, и Буллер залаял, но, когда Кэсл открыл дверь, пес безо
всякой дискриминации приветствовал незнакомца - завилял хвостом и из
дружеских чувств оставил на брючине Корнелиуса Мюллера полоску слюны.
- Хорошая собака, хорошая, - не без опаски произнес Мюллер.
Годы заметно изменили Мюллера: волосы у него стали почти совсем седыми,
а лицо гораздо менее гладким. Он уже не производил впечатления чиновника,
у которого на все только правильные ответы. Со времени их последней
встречи что-то с ним произошло: он стал выглядеть более человечным -
возможно, из-за большей ответственности, которую принесло с собой
повышение по службе вместе с неуверенностью и появлением вопросов, на
которые он не знал ответа.
- Добрый вечер, мистер Кэсл. Извините, что я так опоздал. Чересчур
большое движение в Уотфорде - по-моему, этот городок называется Уотфорд.
Его можно было бы счесть сейчас чуть ли не застенчивым, а возможно, он
просто не привык находиться в незнакомой обстановке, а не за столом из
дивного дерева у себя в кабинете, за стеной которого, в приемной, сидят
два младших чина. Черный "мерседес" умчался: шофер отправился на поиски
ужина. Мюллер очутился совсем один в незнакомом городе, в чужой стране,
где на почтовых ящиках стоят инициалы королевы "Е. II", а на рыночных
площадях нет статуи Крюгера [Крюгер Паулус (1825-1904) - президент бурской
республики Трансвааль в 1883-1902 гг.].
Кэсл налил виски в два стакана.
- Давно мы с вами не виделись, - заметил Мюллер.
- Лет семь?
- Так мило, что вы пригласили меня на ужин к себе домой.
- Шеф решил, что это будет самым правильным. Чтобы сломать лед. Похоже,
нам придется тесно сотрудничать. В операции "Дядюшка Римус".
Мюллер бросил взгляд на телефон, на лампу на столе, на вазу с цветами.