Будто зажженные свечи перед собой несли.
отвечать. Юрий Петрович почувствовал это, в душе назвал себя индюком, но
молчать ему уже не хотелось. Правда, он не очень-то умел болтать с
малознакомыми девушками, но идти молчком было бы совсем глупо.
мучается, страдает. Плотник хороший и человек хороший, а с работой ничего у
него не получается.
Егора Савельевича бедоносцем прямо в глаза зовут, ну, а Коля очень больно
переживает это. Простите.
вытряхивала из туфель песок. Песку-то, правда, немного совсем набилось, но
мысль, которая пришла ей в голову, требовала смелости, и вот ее-то и копила
в себе Нонна Юрьевна. И фразы сочиняла, как бы изложить эту мысль половчее.
еще, что навязывается. И добавила совсем уж невпопад: -- Страшно одному. И
скучно. И...
с отчаяния брякнула без всякой дипломатии:
числится.
облегчением на душе.
лесничий и не помышлял. Он много и часто бродил по лесам один, ценил
одиночество, и никакие помощники ему были не нужны. По захотелось вдруг
сделать что-то приятное этой застенчивой и нескладной маминой дочке,
безропотно и честно исполнявшей свой долг в далеком поселке. И, увидев, как
вспыхнуло ее лицо, добавил:
Коля станет поэтом. Или художником.
разговор сам собой прекратился. Возник он случайно, развивался мучительно,
но Юрий Петрович его запомнил. Может быть, как раз поэтому.
убежала домой, потому что ей очень хотелось о чем-то подумать, только она
никак не могла понять, о чем же именно. А директор расшуровал самовар и
полночи развлекал Чувалова разговорами, особо упирая на то, что без помощи
лесничества школе и учителям будет очень сложно с дровами. Юрий Петрович
соглашался, гонял чаи и все время видел худенькую девушку в больших важных
очках. И улыбался не к месту, вспоминая ее странную фразу: "Вы один на
Черное озеро собираетесь?"
водоохранным массивом ему, лесничему Чувалову, отрядят разнорабочего
Полушкина в качестве подсобной силы сроком на одну неделю.
северный, а зимы вьюжные.
добровольном согласии на получение шебутного мужика Егора Полушкина со всеми
его онерами.
натаскана.
в собственной конторе шепотом разговаривали.
встала, встретила его в халатике и смутилась до онемения:
же вам, преподавателю, знать местные достопримечательности.
рюкзак, спросил деловито:
за парнишкой!
15
этого ни Егор, ни Колька понять не могли. С самого начала, как только они в
лес окунулись, работы оказалось невпроворот.
тетрадку заносить, в "Журнал наблюдения за фауной". Встретил, скажем,
трясогузку -- пиши, где встретил, во сколько времени, с кем была она да чем
занималась. Сперва Колька, конечно, путался, вопил на весь лес:
занесут, и Егор поначалу побаивался, что за такую активность лесничий Кольку
живо назад наладит. Но Юрий Петрович всякий раз очень терпеливо объяснял,
как эта серенькая научно называется и что про все надо писать, и к вечеру
Колька уже кое-что соображал. Не орал, а, дыхание затаив и язык высунув,
писал в тетрадочке:
ошибок проверял. Но насчет ошибок Егор не очень разбирался, а вспоминал
всякий раз про одно:
наблюдений.
видал".
Это писатель может что-нибудь присочинить, а нам сочинять нельзя. Мы с
тобой, Николай, мученики науки.
открывалось, то давно настежь пооткрывали, а что еще закрыто, то
мучительного труда требует. Так-то, Николай Егорыч.
Колька не понимал, зачем это он так старается, а потом сообразил: чтоб Нонна
Юрьевна слышала. Для нее Юрий Петрович горло надсаживал, как сам Колька для
Оли Кузиной.
представлялось ей странным, почти нереальным, и улыбки Юрия Петровича, и
старательные Егоровы брови, и Колькин разинутый от великого усердия рот, и
тяжесть новенького рюкзака, и запах хвои, и шелест листвы, и хруст валежника
под ногами. Она все видела, все слышала, все чувствовала обостреннее, чем
всегда, но словно бы со стороны, словно это не она шагала сейчас по
звонкому, залитому земляничным настоем заповедному бору, а какая-то иная,
вроде бы даже незнакомая девушка, на которую и сама-то Нонна Юрьевна
смотрела с недоверчивым удивлением. Да если бы кто-либо еще вчера сказал ей,
что она уйдет к Черному озеру с чужим человеком и Егором Полушкиным, она бы,
наверно, рассмеялась. А сегодня пошла. Без всяких уговоров. Прибежал
лесничий от Полушкиных, спросил недовольно:
есть? Ничего у вас нет? А магазин где? За углом? Ладно, завтрак готовьте,
сейчас сбегаю. Нонна Юрьевна и моргнула-то всего два раза, а Юрий Петрович
уже вернулся с покупкой. Потом они завтракали, и он уговаривал ее поесть
поплотнее. А потом пришли Полушкины: Егор и Колька. А потом... Потом Юрий
Петрович вскинул свой неподъемный рюкзак и улыбнулся:
брюках, которые с того памятного школьного вечера валялись на самом дне
чемодана. За год они стали чуточку узки, и это обстоятельство весьма смущало
Нонну Юрьевну. Она вообще еще дичилась, еще старалась держаться в