исподтишка наблюдают друг за другом.
виднелись догорающие останки самолета, похожие на груду тлеющих углей.
термометр начнет падать. А часов через двенадцать похолодает не на шутку.
трактора, волокуш. Будь там спрятана даже булавка, мы бы ее непременно
нашли. А уж пару пистолетов и подавно. Поиски оказались безрезультатными.
неба. Моему примеру последовали Джосс и Джекстроу. Над далеким горизонтом
поднималась огромная луна в третьей четверти, заливая плоскогорье
мертвенно-бледным светом. К нашим ногам легла прямая как стрела, выложенная
тусклым серебром дорожка. Не произнося ни слова, целую минуту мы наблюдали
это зрелище, затем Джекстроу сделал нетерпеливое движение. Не успел он и рта
открыть, как я понял, что он хочет сказать.
как вы сказали, надо хорошенько выспаться.
поводырем служит не солнце, а луна. В такую лунную ночь, какая выдалась
сегодня, путешествовать одно удовольствие: чистое небо, ветер стих, снегопад
прекратился. Повернувшись к Джоссу, я его спросил:
расписанию. Возможно, ты наладишь рацию. Бывают же чудеса.
нашу берлогу. Джекстроу направился к трактору: мы понимали друг друга без
слов. Я последовал за Джоссом. Насколько я мог судить, никто из гостей не
сдвинулся с места ни на дюйм, но при моем появлении все подняли глаза.
на себя все, что сможете надеть. Мы сейчас отправляемся.
без движения, завести его оказалось чертовски трудным делом. Но в конце
концов завести "Ситроен" удалось. Раздался оглушительный треск и грохот. Все
даже вздрогнули, будто подпрыгнули, и переглянулись с убитым видом. Я легко
угадал мысли своих пассажиров: неизвестно сколько дней им придется слушать
эту адскую музыку. Однако сочувствовать им не стал: сами-то они укроются в
кузове, а я окажусь без всякой защиты.
Росс и Марии Легард. И больше никому. Причем демонстративно. Он стоял возле
люка. На фоне освещенного бледным светом восходящей луны неба еще долго
вырисовывался его одинокий силуэт. Мы двинулись курсом вест-тень-зюйд.
стылых миль пути. Доведется ли нам увидеться с Джоссом? О том же наверняка
думал и наш товарищ.
Он сидел рядом со мной на сиденье. Искоса поглядывая на своего спутника, я
поймал себя на мысли, что, несмотря на широкие скулы, он с его худощавым
волевым лицом походит больше на средневекового викинга, и опасаюсь я за него
напрасно. Официально Джекстроу был моим подчиненным, датское правительство
любезно откомандировало его в числе других гренландцев для участия в работе
станций, выполняющих программу МГГ, в качестве научного сотрудника. Он
окончил геологический факультет Копенгагенского университета и давно забыл
то, что мне когда-либо удастся узнать об условиях жизни на ледовом плато.
Однако в экстремальных условиях, особенно когда будет затронуто его
самолюбие (а он чрезвычайно самолюбив), Джекстроу поступит так, как сочтет
нужным, вопреки моему мнению или словам. Если бы я даже велел ему остаться
на станции, он бы меня не послушался. Признаюсь, в душе я был рад, что он
таков, что он рядом - друг, союзник, готовый подстраховать невнимательного
или неопытного товарища, которого на каждом шагу подстерегают ловушки.
Однако хотя я всячески пытался успокоить свою совесть, из памяти у меня не
выходила его молоденькая жена-учительница, смуглая, живая; их дочурка,
сложенный из красного и белого кирпича дом, в котором я две недели гостил у
них летом. О чем думал сам Джекстроу, не знаю. Лицо его было неподвижно,
словно изваяно из камня. Жили лишь глаза. Они не упускали из виду ничего.
Мой спутник замечал и неожиданные уклоны, и внезапные изменения в снежном
покрове - словом, все, что может сулить беду. Действовал он как автомат,
повинуясь интуиции, и не случайно - иссеченная трещинами поверхность
ледового щита тянулась на добрых две с половиной сотни миль. А там ледник
круто сбегал к морю. Правда, Джекстроу утверждал, будто Балто, вожак
упряжки, чутьем угадывает, где проходит трещина. Куда до него человеку.
выдалась превосходная - лунная, безветренная; небо чистое, усыпанное
звездами. Условия для перехода были идеальными. Видимость феноменальная,
поверхность ледового плато гладкая как зеркало. Мотор стучал ровно, без
перебоев. Если бы не стужа, беспрестанный рев и вибрация двигателя, от
которой немело тело, то путешествие можно было бы назвать увеселительной
прогулкой.
тем, что происходит сзади. Правда, каждые десять минут Джекстроу спрыгивал
на наст и бежал рядом с прицепом. За трактором, в кузове которого сидели
дрожащие от холода пассажиры (внизу находился топливный бак, а сзади - бочки
с горючим, поэтому камелек так и не разожгли), двигались сани, на которых мы
везли свое имущество: 120 галлонов горючего, продовольствие, постельные
принадлежности и спальные мешки, палатки, связки веревок, топоры, лопаты,
фляжки, кухонную утварь, тюленину для собак, четыре дощатых щита, куски
брезента, паяльные лампы, фонари, медицинское оборудование, шары-пилоты,
фальшфейеры и кучу других предметов.
весьма тяжелы. Однако они были упакованы вместе с палатками, веревками,
топорами и лопатами и, самое главное, про них было известно, что, по крайней
мере однажды, они спасли людей, заблудившихся во время вылазки из-за
неисправности компаса. Несколько шаров-пилотов, запущенные в краткий
промежуток времени, когда светло, дали возможность персоналу базы обнаружить
пропавших и сообщить по радио их точный пеленг.
бежали собаки. Один лишь Балто был, как всегда, без поводка. Всю ночь
напролет он носился взад и вперед, то обгоняя поезд, то мчась сбоку, то
отставая. Так эсминец охраняет растянувшийся в темноте конвой, курсируя
вокруг своих подопечных. После того как последняя из собак, пробегала мимо
него, Джекстроу бежал вперед, догонял трактор и вновь усаживался рядом со
мной. Подобно Балто, он был неутомим и не знал усталости.
стороны побережья, через каждые полмили мы укрепили вехи с флажками. В
лунную ночь нам не составило никакого труда обнаружить эти вехи. Выкрашенные
в ярко-оранжевый цвет флаги, привязанные к алюминиевым шестам, воткнутым в
снег, были видны издалека. Одновременно можно было разглядеть два, а то и
три таких знака, на которых образовалась сверкающая инеем бахрома, иногда
вдвое превышающая длину самих флагов. Всего мы насчитали двадцать восемь
флагов. С дюжину флагов отсутствовало. Затем начался крутой спуск, и мы не
обнаружили ни одной вехи; не то их вырвало ветром, не то занесло снегом.
одному из нас придется дрогнуть, и здорово.
магнитный компас, он принялся разматывать накрученный на катушку кабель,
спрятанный под приборной доской. Затем спрыгнул с трактора, продолжая с моей
помощью разматывать кабель. Хотя магнитный полюс никогда не совпадает с
географическим (в то время он располагался в тысяче миль к югу от истинного
и по отношению к нам находился скорее западнее, чем севернее нас), если
учесть соответствующую поправку на склонение, то магнитный компас можно с
успехом применять и в высоких широтах. Однако из-за наличия магнитных полей,
наводимых массой металла, на самом тракторе он бесполезен. Наш план состоял
в следующем. Один из нас должен был лечь на нарты в пятидесяти футах от
трактора и с помощью тумблера, включающего то красную, то зеленую лампочку,
установленную на приборной доске, указывать водителю, в какую сторону
поворачивать - налево или направо. Способ этот был изобретен не нами и
давно: впервые его использовали в Антарктиде четверть века назад. Однако,
насколько мне известно, с тех пор его так и не усовершенствовали.
и отогнул брезент в задней части кузова. При тусклом свете плафона я увидел
осунувшиеся, мертвенно-бледные лица иззябших пассажиров, зубы их стучали от
холода. Изо ртов шел пар, оседавший инеем на потолке кузова.
Но мне нужен впередсмотрящий.
мистер Малер?
прокомментировал Зейгеро.
я опустил брезентовый полог и направился к трактору.
меня поразило, что я опешил. Я решил, что причиной подобной словоохотливости
является одиночество, желание забыться или рассеять мои подозрения. Лишь