менее это так: 17 августа пьеса была сыграна в Во.
и определил его вкус. Король очень любил комедию, но еще более любил балет.
"Несносные" и представляли собою поэтому балет-комедию. Собственно говоря,
"Несносные" не были пьесой в полном смысле слова, а представляли собою ряд
выведенных один за другим не связанных между собою и сатирически
изображенных типов высшего общества.
его придворных в ироническом освещении? У Мольера был совершенно точный и
правильный расчет. Король отнюдь не относился хорошо к высшему дворянству
Франции и никак не считал себя первым среди дворян. По мнению Людовика, его
власть была божественной и стоял он совершенно отдельно и неизмеримо выше
всех в мире. Он находился где-то в небе, в непосредственной близости к богу,
и очень чутко относился к малейшим попыткам кого-либо из крупных сеньоров
подняться на высоту больше, чем это полагалось. Словом, лучше бы бритвой
было самому себе перерезать глотку, нежели начертать такой девиз, как
начертал Фуке. Людовик, повторяю, помнил, что было во время Фронды, и держал
гран-сеньоров в своих стальных руках. При нем можно было смеяться над
придворными.
этому произведению сочинил господин Пеллисон, секретарь и ближайший друг
Николая Фуке.
взволнованный Мольер, незагримированный и одетый в обычное платье.
Растерянно кланяясь, он стал просить прощения за то, что ввиду недостатка
времени не сумел приготовить развлечения для великого монарха. Но не успел
он-лучший из театральных ораторов Парижа-договорить свое извинение, как
скала на сцене распалась и среди падающих вод (вот каков был машинист
Вигарани!) появилась наяда. Никто бы не сказал, что этому пленительному
божеству уже сорок три года! Мадлена, по общим отзывам, была прелестна в
этой роли. Она стала произносить пролог Пеллисона:
гобои в оркестре и начался балет-комедия.
на егермейстера Суайэкура, шепнул ему, усмехнувшись:
голову, засмеялся, зашептал:
охотника на оленей Доранта, помешанного на лошадях знаменитого барышника
Гаво и лихих подвигах доезжачего Дрекара. И все со злорадством узнали в
Доранте бедного егермейстера.
Мольер сумел сказать королю много хорошего. Во-первых, что он самого себя,
Мольера, причисляет к несносным, во-вторых, что только королю он обязан
успехом своей комедии, потому что стоило королю одобрить ее - и все
одобрили, в-третьих, что сцена с охотником, которую его величество велел
ввести в комедию, есть, уж вне всяких сомнений, лучшая сцена и что вообще ни
над какой сценой ни в одной из своих пьес Мольер не работал с таким
наслаждением, как над этой.
радость повиноваться королю была для Мольера дороже Аполлона и всех муз и
что вся слава, о которой Мольер мог помышлять, это-слава человека, который
увеселяет его величество.
путь певца под неусыпным наблюдением грозной власти!
другая пьеса, но не комедия, а драма.
придворный поднял валявшееся на песке письмо. Спутник короля пробежал его
глазами и таинственно усмехнулся. Король заинтересовался, и спутник, невинно
посмеиваясь, показал письмо королю. Увы! Это было нежное письмо Николая Фуке
к некоей мадемуазель Ла Валльер. Можно ручаться, что, если бы Фуке глянул в
этот момент в глаза Людовику XIV, он немедленно бы, бросивши своих гостей,
бежал из Франции, захватив с собою лишь кошель с золотыми и пистолеты. Дело
в том, что скромная дворяночка Ла Валльер, как всем известно, была
наложницею короля.
Николай Фуке весь август прожил благополучно. Король переехал в Фонтенбло, а
затем, в начале сентября, отправился в Нант, где состоялся королевский
совет. Когда совет кончился и усталый Фуке выходил на лицу, его тронули за
локоть. Министр вздрогнул и оглянулся. Перед ним появился капитан
мушкетеров.
его, и протекло оно в Венсенской тюрьме, а затем в Бастилии. Три года
разбирали следователи дело о хищениях, и в суд пришел уже не блистательный
министр, а обросший и трясущийся арестант. Среди судей он увидел всех своих
злейших врагов, назначенных в состав суда королем. Девять судей потребовали
смертной казни для Николая Фуке, тринадцать других были человечнее и
назначили Фуке вечное изгнание из страны, но король счел этот приговор
неправильным и заменил изгнание вечной тюрьмой.
гулять, не давали ни читать, ни писать, не дали ни одного свидания с женой и
детьми. Лишь в 1680 году-шевельнулось ли что-то в сердце короля или забыл он
образ скромной Ла Валльер, вытесненный другими женщинами, угасли ли
воспоминания о девизе на фронтоне,-но, словом, он подписал приказ о выпуске
Фуке из тюрьмы.
милости и ушел из тюрьмы туда, где, как он, несомненно, надеялся, иной судья
будет судить и его, нечестного министра, и мстительного короля, и, в
особенности, того неизвестного, который бросил письмо на песок.
выпущенном после гибели и ареста Фуке, Мольер не побоялся упомянуть, что
стихи пролога принадлежат господину Пеллисону. Уверенно можно сказать, что
величайшего труда стоило бы найти второго человека, который упомянул бы в
печати имя друга Фуке-Пеллисона, после того как Фуке был схвачен.
мужественно, написав в оправдание Фуке целое произведение под названием
"Речи" и показав, таким образом, что друзей своих, каковы бы они ни были, он
не предает. Король с большим вниманием прочел произведение Пеллисона и
поступил с автором мягко: он заключил его в Бастилию только на пять лет.
которую господин Ратабон еще не успел разрушить, происходило венчание.
Жаном-Батистом Мольером стояла под венцом девушка лет двадцати, некрасивая,
большеротая, с маленькими глазами, но исполненная невыразимой притягательной
силы. Девушка была разодета по самой последней моде и стояла, горделиво
закинув свою голову.
латынь не доходили до сознания жениха, сгоравшего дьявольской страстью к
своей невесте. Позади венчающихся стояли палерояльские актеры и группа
родственников, в которой можно было разглядеть старенького и седого
королевского обойщика Жана-Батиста Поклена, мать Бежаров- госпожу
Эрве-Бежар, Мадлену, которая стояла со странным и как бы окаменевшим лицом,
и молодого Луи Бежара.
предметом своих желаний и привел к венцу ту самую мадемуазель Мену, она же
Арманда Бежар.
Арманда-Грезенда-Клара-Элизабета Бежар, дочь госпожи Марии, урожденной Эрве,
и покойного ее мужа, сьёра де Бельвиля. Невесте-двадцать лет или около
этого.
Бежара-Бельвиля и супруги его Марии Эрве-Бежар, то есть со старшим сыном
Жозефом, дочерьми Мадленой и Женевьевой и младшим сыном Луи, хотели бы
поближе познакомиться и с самой младшей, Армандой, которая становится сейчас
женой Мольера.
невесте двадцать лет или около этого, то значит, что следы ее рождения нужно
искать в 1642 или 1643 году. И такие следы отыскиваются. В акте, помеченном
10 марта 1643 года, содержится отказ госпожи Марии Эрве от наследства после
покойного ее мужа, Бежара-Бельвиля, вследствие того, что это наследство
обременено долгами. В акте перечислены все дети Марии Эрве, то есть Жозеф,
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Круз Андрей
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Пехов Алексей