read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



негодование же всегда внутренне обосновано так или иначе. Жан Вальжан был
полон негодования.
К тому же человеческое общество причиняло ему только зло. Он всегда
видел лишь тот разгневанный лик, который оно именует своим правосудием и
открывает только тем, кого бьет. Люди всегда приближались к нему лишь затем,
чтобы причинить боль. Всякое соприкосновение с ними означало для него удар.
После того как он расстался со своим детством, с матерью, с сестрой, он ни
разу, ни одного разу не слышал ласкового слова, не встретил дружеского
взгляда. Переходя от страдания к страданию, он постепенно убедился, что
жизнь-война и что в этой войне он принадлежит к числу побежденных.
Единственным его оружием была ненависть. Он решил отточить это оружие на
каторге и унести с собой, когда выйдет оттуда.
В Тулоне существовала школа для арестантов, которую содержали
монахи-игнорантинцы и где обучали самому необходимому тех несчастных, у кого
была охота учиться. Жан Вальжан принадлежал к числу последних. Он начал
ходить в школу сорока лет и выучился читать, писать и считать. Он
чувствовал, что, укрепляя свой ум, он тем самым укрепляет и свою ненависть.
В иных случаях просвещение и знания могут усилить могущество зла.
Грустно говорить об этом, но, предав суду общество, которое было
творцом его несчастья, он предал суду провидение, сотворившее общество, и
тоже вынес ему приговор.
Таким образом, в течение девятнадцати лет пытки и рабства эта душа
одновременно возвысилась и пала. С одной стороны в нее проник свет, а с
другой - тьма.
Как мы видели, Жан Вальжан не был от природы дурным человеком. Когда он
попал на каторгу, он был еще добрым. Именно там он осудил общество и
почувствовал, что становится злым; именно там он осудил провидение и
почувствовал, что становится нечестивым.
Здесь мы не можем не остановиться для минутного размышления.
Способна ли человеческая натура измениться коренным образом, до
основания? Может ли человек, которого бог создал добрым, стать злым по вине
другого человека? Может ли душа под влиянием судьбы совершенно переродиться
и стать злой, если судьба человека оказалась злой? Может ли сердце под
гнетом неизбывного горя стать дурным и уродливым, заболев неизлечимым
недугом, подобно тому как искривляется позвоночный столб под чрезмерно
низким, давящим сводом? Нет ли в душе любого человека, в частности не было
ли в душе Жана Вальжана той первоначальной искры, той божественной основы,
которая не подвержена тлению в этом мире и бессмертна в мире ином и которую
добро может развить, разжечь, воспламенить и превратить в лучезарное сияние,
а зло никогда не может погасить до конца?
Это важные и неизученные вопросы, причем на последний из них любой
физиолог, по всей вероятности, без колебаний ответил бы нет, если бы увидел
в Тулоне Жана Вальжана, когда тот, в часы отдыха - часы его размышлений, -
сунув в карман конец цепи, чтобы он не волочился, и скрестив руки, сидел у
судового ворота, мрачный, серьезный, молчаливый, задумчивый - пария закона,
гневно взиравший на человека, отверженец цивилизации, сурово взиравший на
небо.
Да, несомненно, - и мы вовсе не собираемся скрывать это,
наблюдатель-физиолог усмотрел бы здесь неисцелимый недуг, он, возможно,
пожалел бы этого больного, искалеченного по милости закона, но не сделал бы
ни малейшей попытки его лечить; он отвратил бы свой взгляд от бездн, зияющих
в этой душе, и, как Данте со врат ада, стер бы с этого существования слово,
которое перст божий начертал на челе каждого человека, - слово надежда.
Понимал ли сам Жан Вальжан свое душевное состояние, в котором мы только
что попытались разобраться, с той ясностью, с какой, быть может,
представляет его себе читатель этой книги после наших разъяснений? Вполне ли
отчетливо различал Жан Вальжан те элементы, из которых слагался его
нравственный недуг, по мере их возникновения и формирования? Мог ли этот
неотесанный и безграмотный человек отдать себе точный отчет в
последовательной смене мыслей, с помощью которых он, шаг за шагом,
поднимался и опускался до мрачных представлений о жизни, составлявших
столько лет его умственный кругозор? Сознавал ли он все то, что произошло в
его душе и что шевелилось в ней? Мы не смеем утверждать это, больше того -
мы в это не верим. Жан Вальжан был чересчур невежествен, и даже после того
как он испытал столько горя, многое в нем самом оставалось для него
туманным. Порою он с трудом разбирался в собственных ощущениях Жан Вальжан
пребывал во мраке, страдал во мраке, ненавидел во мраке; можно сказать, он
заранее ненавидел все и вся. И он брел во тьме, ощупью находя путь, как
слепой или как мечтатель. Однако время от времени, по внутренней или по
внешней причине им овладевал порыв гнева, приступ невыносимого страдания;
мгновенная вспышка молнии озаряла вдруг его душу, и в зловещем отблеске
этого мертвенного света ему внезапно являлись, окружая его со всех сторон,
страшные пропасти и мрачные картины будущего.
Но молния гасла, и снова воцарялся мрак. Что это было? Он не помнил.
Особенностью такого рода наказаний, в которых преобладает
беспощадность, то есть нечто, притупляющее разум, является то, что они
изменяют человека, мало-помалу превращая его путем какого-то бессмысленного
преображения в дикого зверя, а иногда и в кровожадного зверя. Одни только
попытки Жана Вальжана к бегству, последовательные и упорные, с достаточной
ясностью говорят о странном воздействии закона на человеческую душу. Жан
Вальжан был готов возобновлять эти попытки, такие бесполезные и
безрассудные, столько раз, сколько бы ни представлялся к тому случай, ни на
миг не задумываясь над их последствиями или над опытом предыдущих. Он убегал
стремительно, как убегает волк, который вдруг замечает, что его клетка
открыта. Инстинкт говорил ему: "Беги!" Разум сказал бы ему: "Останься!" Но
перед столь сильным искушением разум исчезал, оставался голый инстинкт.
Действовал только зверь. Новые жестокости, которым его подвергали после
поимки, только способствовали большему его одичанию.
Не следует упускать из вида то обстоятельство, что Жан Вальжан обладал
огромной физической силой; ни один из обитателей каторги не мог с ним в этом
сравниться. На тяжелой работе, отдавая канат или поворачивая судовой ворот,
Жан Вальжан стоил четырех человек. Иногда он поднимал и держал на спине
огромные тяжести и при случае заменял орудие, которое теперь называют
домкратом, а в старину называли orgueil, и от которого, кстати сказать,
произошло название улицы Монторгейль, находящейся недалеко от парижских
рынков. Товарищи прозвали его Жан -Домкрат. Однажды, при ремонте балкона
тулонской ратуши, одна из чудесных кариатид Пюже, поддерживающих этот
балкон, отошла от стены и чуть было не упала. Жан Вальжан, случайно
оказавшийся при этом, поддержал кариатиду плечом и простоял так, пока не
подоспели рабочие.
Гибкость была развита у него еще больше, чем сила. Некоторые из
каторжников, беспрестанно мечтая о побеге, в конце концов из умения сочетать
ловкость с силой создают своеобразную науку. Это наука управления мускулами.
Это таинственное искусство сохранения равновесия, ежедневно совершенствуемое
арестантами - людьми, которые завидуют насекомым и птицам. Вскарабкаться на
отвесную стену и найти точку опоры там, где глаз едва видит крохотный
выступ, было детской игрой для Жана Вальжана. Уцепившись за угол стены,
напрягая мышцы спины н ног, вдавливая локти и пятки в неровности камня, он,
словно по волшебству, взбирался на четвертый этаж. Иногда ему случалось
таким же способом подняться до самой крыши острога.
Он мало говорил. Он никогда не смеялся. Необходимо было какое-нибудь
чрезвычайное душевное потрясение, чтобы вызвать у него раз или два в год
зловещий хохот-хохот каторжника, звучащий, как отголосок сатанинского cмexa.
Казалось, он был постоянно занят созерцанием чего-то страшного.
И действительно, он был поглощен своими мыслями.
Сквозь дымку болезненных восприятий недоразвитой натуры и угнетенного
сознания он смутно ощущал, что над ним тяготеет какая-то чудовищная сила.
Пытаясь оглянуться и оторвать взгляд от тусклого и унылого полумрака, в
котором он прозябал, Жан Вальжан всякий раз с яростью и страхом видел, как
воздвигается над ним, уступ за уступом, круто вздымаясь в недоступную для
глаза высь, какая-то жуткая громада вещей, законов, предрассудков, людей и
событий, - громада, чьи очертания ускользали от него, чья давящая масса
преисполняла его отчаянием; пред ним была колоссальная пирамида, называемая
нами цивилизацией. В этой полной движения и бесформенной груде он вдруг
различал то совсем рядом с собой, то вдали, на недосягаемых высотах,
какую-нибудь ярко освещенную группу или отдельную фигуру: надсмотрщика с
палкой, жандарма с саблей или архиепископа в митре, а на вершине в солнечном
нимбе, самого императора в сверкающей короне. И казалось ему, что этот
далекий блеск не только не рассеивает, но, напротив, сгущает мрак окружающей
его ночи, делает его еще более зловещим Все это - законы, предрассудки,
события, люди, предметы - кружилось, проносилось над его головой, повинуясь
сложному и таинственному велению, которое бог продиктовал цивилизации, и все
это топтало и уничтожало его с какой-то невозмутимой жестокостью, с
неумолимым равнодушием. Души, упавшие в самую глубину бедствия,
несчастливцы, затерянные на самом дне земного чистилища, куда уже не
заглядывает ничей глаз, люди, отринутые законом, чувствуют на себе весь гнет
человеческого общества, столь грозного для тех, кто вне его, столь страшного
для тех, кто внизу.
Таково было умонастроение Жана Вальжана, предававшегося своим думам. В
чем же заключалась сущность его размышлений?
Если бы зерно проса, попавшее между мельничными жерновами, могло
думать, у него, наверно, были бы те же мысли, что и у Жана Вальжана.
В конце концов все это - действительность, населенная призраками,
фантасмагория, населенная образами из реальной жизни, - привело его в особое
душевное состояние, которое почти невозможно выразить словами.
Случалось, в самый разгар своего тяжкого, мучительного труда он вдруг
останавливался. Он задумывался. Его рассудок, более зрелый, чем прежде, но и
более смятенный, возмущался. Все, что случилось с ним, казалось ему
бессмысленным, все, что окружало его, казалось неправдоподобным. Он говорил
себе: "Это сон" Он глядел на надсмотрщика, стоявшего в нескольких шагах от



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 [ 22 ] 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.