мороженого, побродить по лесным дорожкам. Скинулись наличными, почувствовали
себя миллионерами. По нынешним временам аттракционное веселье стоит
недешево: тридцать копеек за три минуты сомнительной радости. На все
хватило. Поахали на "Колокольной дороге", протряслись на "Лохнесском
чудовище", промокли под фонтанными брызгами на "Музыкальном экспрессе", в
кегельбане выиграли для Дашки блескучее самоварное колечко с ярким
пластмассовым самоцветом. В "Пещеру ужасов" не попали: очередь в нее
казалась ужаснее самого аттракциона. Купили по стаканчику шоколадного,
двинули в лес. Хоть и невелик он в Сокольниках, зато тих, веселящаяся
публика не бродит по его тропинкам, сюда больше влюбленные парочки
забредают. А чем Даша с Аликом от них отличались? Ничем. Разве тем, что
скрывали они друг от друга свою робкую влюбленность, так старательно
скрывали, что всем вокруг она ясна была. Всем, кроме них.
горожанин, старательно притворяющийся диким и грозным, на тот лес в двух
часах езды от Москвы, где Алик на своих двоих познавал тяжкую науку "быть
первым". Как, тем более, не похож он был и на темный, грибной да ягодный
трубинский лес, где тропки не утоптаны, трава не примята, где жила веселая
баба-яга, большая любительница человечины.
совсем не девственные, не лесные звуки: автомобильный гуд, запрещенный звон
клаксонов, отдаленное пение репродукторов в луна-парке и близкое пение
гуляющей публики, нестройное пение "Подмосковных вечеров", "Уральской
рябинушки" и "Арлекино".
лампочки, ничего они не слыхали, и лес в их присутствии сразу почувствовал
себя настоящим дремучим бором, каким, собственно, они и хотели его видеть.
Шли они, шли, ели мороженое, говорили о пустяках: о практике, о грубом
прорабе, который "девочек за людей не считает"; о Биме, который трижды
вступал в справедливый спор с грубияном и выходил из него победителем; о
стихах, которые Даша прочла, пока Алик "рубил дрова" на спортивной базе; о
дровах, которые Даша видела только в кино, ибо никуда из Москвы не выезжала
дальше пионерлагеря, а там, как водится, паровое отопление. Шли они так и
чувствовали себя если не на седьмом, то - не ниже! - на шестом небе.
компания подростков - не старше Даши с Аликом. Трое парней-волосатиков, две
русалочки в джинсах, непременная гитара - семиструнная "душка", непременная
же бутылочка на скамейке, заветная полулитровочка с дешевым крашеным
портвейном. Подрастающее поколение ловило "кайф". И видать, словило оно этот
не ведомый никому "кайф", потому что дрожали струны гитарные, тренькали под
неумелыми пальцами, качали бедрышками русалки в такт струнам, тянули
хрипловатыми" "подпитыми" голосами нечто заграничное, влекущее, вроде:
"Дай-дай-гоу-бай. Бай-бай-лоу-лай". Или что-то похожее.
гитарист перестал бренчать, русалки умолкли, и все повернулись к Даше с
Аликом.
роль. Роль паркового супермена, повелителя аллей,
Джека-потрошителя-почтеннейшей-публики - не из последних любителей "кайфа".
Согитарники не желали уступать премьерства в этом амплуа.
трубочкой.
начитанный.
один совет:
видом: ну, поиздеваются, позлословят - что за беда! Так он и поступал
когда-то, случались с ним подобные приключения раза два или три, и ничего -
чистеньким из них выбирался. Но тогда не было Дашки... Мелькнула мыслишка: а
не дернуть ли отсюда? Схватить Дашку за руку и - ходу. Дашка поймет и
простит: она сама перепугана до смерти, поджилки трясутся - на весь лес
слышно.
встретиться с ней завтра, послезавтра, через месяц? Он - железный человек,
"сила воли плюс характер"? Может быть, и сумеет, да только тошнехонько
будет...
ее тоненькая рука. Вдруг пронесет?
знакомая Алику по книгам и фильмам, да и парням этим по тем же источникам
знакомая. "Литературщина", - сказал бы отец.
сжав Дашкин локоть.
произнес. Знал, что роль требует продолжения, требует крепких слов и
красивых действий, но нечасто он играл эту роль, не обтерся в ней. И Алик
почувствовал неуверенность парня, осторожно шествующего к Дашке,
почувствовал, и легко ему стало, легко и пусто, как перед самым первым
прыжком - тогда в саду, всего на метр сорок.
роль! - потребовал супермен.
первым. Ударил так, как видел в десятках фильмов. Ударил в нахально
выдвинутый подбородок Коки, вложив в удар всю тяжесть своего тела. И Кока
упал. И остался лежать. Это был чистый нокаут, выключивший супермена из
действительности по меньшей мере на минуту. Впору бежать за нашатырем,
махать мокрым полотенцем, - делать искусственное дыхание. Две недели
истязаний по методу Лешего, две недели рубки и пилки дров, таскания
булыжников и рытья траншей сделали свое дело. На это Леший и рассчитывал,
хотя в его расчеты явно не входила встреча с суперменами.
остолбеневшие кореша придут ему на помощь. Он перешагнул через
нокаутированного соперника, подхватил массивную садовую урну, стоящую около
скамейки, рывком поднял ее.
держа урну перед собой.
влюбленного. Просто их ни разу в жизни не били урнами, а неизвестность
всегда пугает. И когда Алик, не в силах больше удерживать вонючую громадину,
по-извозчичьи ухнув, метнул ее в прямо лежащую на земле гитару, и гитара
треснула, как взорвалась, зазвенели порванные струны - тут уж супермены дали
деру.
придут в себя, поймут, что их одурачили, заметят, что их все-таки трое
против одного, пусть даже боксера (удар-то техничным вышел, кого угодно
смутит...), вернутся мстить. А мстить некому: обидчики скрылись. И
скрываться не показалось им стыдным: первая победа осталась за Аликом,
первая и теперь окончательная.
выскочили на центральную аллею, ведущую к выходу, Дашка взмолилась:
с русалками затерялись позади, топота погони не слыхать, да и погоня здесь
обречена на провал: вон милиционеры на мотоцикле проехали, вон дружинники
газировку с сиропом пьют, по сторонам поглядывают.
страшился.
ли Бекки Тэтчер из великой книги Марка Твена. Но Алик не пытался обнаружить
источник реплики, он просто обнял Дашку за плечи - впервые в жизни! - прижал
ее к себе, почувствовав, что она и вправду дрожит - скорее от испуга, чем от
холода. Да и какой холод - под тридцать по Цельсию, несмотря на вечернее
время...
протестовала. Ехали - молчали, не вспоминали о происшедшем. И только когда
шли от метро к дому по яркому и людному Кутузовскому проспекту, Дашка
рассмеялась.
швырял чугунный сосуд, как взрывалась гитара, не привыкшая к столь грубому
обращению.