(хотя старик Хелстоун и бранил своих младших собратьев, заставая их за
"пирушкой", как он говорил, но у себя, как старший, любил попотчевать гостей
стаканчиком), и Каролина слышала доносившиеся из-за дверей звуки их голосов
и громкий хохот. "Как бы они не остались пить чай", - думала она с тревогой,
ибо угощать их не доставило бы ей ни малейшего удовольствия. До чего же
различны люди! Эти трое тоже молоды и образованны, как и Мур; но какая между
ними разница! В их обществе ей невыносимо скучно, в обществе Мура ей так
хорошо!
вернее, гостьями, которые, теснясь в коляске, запряженной низкорослой
лошадкой, через силу тащившей ее, катили в это время из Уинбери; пожилая
леди с тремя краснощекими дочками ехали навестить ее по-дружески, как
водится между добрыми соседями. Вот и в четвертый раз затрезвонил
колокольчик, и Фанни доложила:
нервно потирать руки и, стараясь побороть свое замешательство, поспешно
выходила им навстречу, втайне желая провалиться сквозь землю. В такие минуты
ей весьма не хватало уменья держаться, хотя она и пробыла целый год в
пансионе. И сейчас тоже она нервно потирала свои маленькие ручки, ожидая
появления миссис Сайкс.
вида особа, которая любила всячески выставлять напоказ свое благочестие, -
впрочем, достаточно искреннее, - и славилась гостеприимством по отношению к
священникам. За ней в комнату вплыли ее дочери, все три видные, статные и
довольно красивые.
у всех - или почти у всех, молоды они или стары, хороши собой или дурны,
жизнерадостны или печальны - застыло на лице многозначительное выражение. "Я
знаю, - как бы говорит оно, - я этим не хвастаюсь, но твердо знаю, что я
образец благопристойности; поэтому пусть все, кто приближается ко мне или к
кому приближаюсь я, глядят в оба, ибо если что-либо отличает их от меня - в
одежде или манере держаться, во взглядах, убеждениях или в поступках, - то
это совсем не похвально".
правила, но, напротив, представляли собой его блистательное подтверждение. В
мисс Мэри, привлекательной, любезной и добродушной девушке, самодовольство
проявлялось довольно мягко, в виде величавости; но в красавице Гарриет,
которая держалась высокомерно и холодно, оно сказывалось резче, а
тщеславная, бойкая, дерзкая, вертлявая мисс Ханна и не думала скрывать
высокого мнения о своей особе; что касается их матери, то в ней это чувство
таилось под степенностью, приличествующей ее возрасту и славе доброй
христианки.
их видеть (отъявленная ложь!), выразила надежду, что все они в добром
здоровье, что миссис Сайкс уже не так сильно кашляет (миссис Сайкс кашляла
уже лет двадцать), справилась, здоровы ли оставшиеся дома сестры; на
последний вопрос все три мисс Сайкс, сидевшие на стульях напротив
вращающегося табурета, на который, после небольшого колебания, уселась
Каролина, сообразив, что кресло следует предложить миссис Сайкс, - впрочем,
эта дама предупредила ее, завладев им без приглашения, - все три мисс Сайкс
ответили дружным, чрезвычайно величественным кивком. Столь торжественный
кивок потребовал молчания, и оно наступило на целых пять минут.
Хелстоуна приступа ревматизма, не утомительны ли для него две воскресных
проповеди и в силах ли он отправлять церковную службу полностью. Услыхав,
что он ни на что не жалуется, она и три ее дочери хором воскликнули, что он
"для своих лет удивительно сохранился".
была ли она в прошлый четверг на собрании библейского общества в Наннли.
Каролина, не умевшая лгать, вынуждена была признаться, что не была, - в
прошлый четверг она весь вечер просидела за романом, который ей дал Роберт,
- и гостьи в один голос выразили изумление.
было уговорить его, но Ханна настояла; правда, во время проповеди немецкого
священника, члена секты моравских братьев{97}, мистера Лангвейлига, он
задремал и так клевал носом, что мне было за него стыдно!
проповедник! А на вид никак не скажешь - такое у него грубое лицо!
могла смотреть на него; я слушала, закрыв глаза.
Бродбента и теперь глубоко почувствовала свою невежественность. Наступила
третья пауза, и пока она длилась, Каролина размышляла о том, что она, в
сущности, просто наивная мечтательница, оторванная от настоящей жизни, не
знающая людей и не умеющая жить их жизнью, всецело поглощенная тем, что
происходит в белом домике: весь мир для нее сосредоточен на одном из
обитателей этого домика. Она понимала, что так не годится и что рано или
поздно все это придется изменить; не то чтобы ей хотелось во всем походить
на сидевших перед нею дам - нет, ей только хотелось бы иметь хоть немного
больше уверенности в себе, не чувствовать себя подавленной их
превосходством.
гостьям выпить по чашке чая, хотя эта любезность стоила ей больших усилий.
Миссис Сайкс уже начала было отказываться: "Мы, конечно, очень благодарны за
приглашение, но..." - когда в комнату вновь вошла Фанни с поручением от
мистера Хелстоуна.
взглядами: для них общество молодых священников было совсем не тем, чем оно
было для Каролины. Суитинг был их любимцем, нравился им и Мелоун - как-никак
он тоже носил сан.
заявила миссис Сайкс. - Провести вечер в обществе священников всегда
приятно.
поправить прически; когда они кончили прихорашиваться, она снова привела их
в гостиную и принялась занимать, как умела, показывая им книжки с гравюрами
и всевозможные вещицы из "Палестинской корзинки". Покупать она была
принуждена, но неохотно вносила свою лепту, и когда эту громоздкую корзину
приносили к ним в дом, она, кажется, предпочла бы купить всю целиком - будь
у нее деньги, - чем пополнить ее хотя бы одной подушечкой для булавок.
собой "Палестинская корзинка" и "Миссионерская корзинка": эти meubles**,
величиной с корзину для белья, сплетены из ивовых прутьев, и назначение их
состоит в переноске из дома в дом несметного количества подушечек для
булавок, игольниц, коробочек для карт, рабочих мешочков, детского белья и
прочего; все это сшито руками благочестивых прихожанок, охотно или по
обязанности, и продается чуть ли не насильно варварам мужчинам по
баснословно высоким ценам. Выручка от такой принудительной продажи идет на
обращение иудеев в христианство, на розыски исчезнувших десяти колен
израилевых{98} и на обращение цветных рас земного шара. Каждая из
дам-благотворительниц по очереди держит у себя корзину в течение месяца,
изготовляет для нее разные вещи и сбывает их всячески сопротивляющимся
мужчинам. В этом-то и заключается самое интересное. Женщины деятельные, с
торговой жилкой, всей душой отдаются этому занятию, приходя в восторг, когда
им удается навязать суровым труженикам-ткачам совершенно ненужную вещицу по
цене вчетверо или впятеро выше ее настоящей стоимости. Менее предприимчивые
со страхом ждут своей очереди и, кажется, предпочли бы увидеть у своих
дверей самого князя тьмы, чем эту роковую корзину, которую им вручают в одно
прекрасное утро со словами: "Миссис Рауз шлет вам поклон и просит передать,
что теперь ваша очередь".
и с большим волнением, после чего поспешила на кухню, чтобы обсудить с Фанни
и Элизой, чем угощать гостей.
хлеба не пекла, думала, до утра нам хватит. Да где там!
позовут. А я-то собиралась отделать свою шляпку!
энергии), - пусть Фанни сбегает в Брайерфилд и купит сдобных булок, пышек,
печенья. Не сердись, Элиза, раз уж так вышло - что поделать!
сахарницей.
чая.
гостиной. - И все-таки, приди сейчас Роберт, все выглядело бы иначе!