начальство поставило это на вид начальнику училища и ни с того ни с сего
меня отчислили в полк "по распоряжению начальства без указания причины". Я
чувствовал себя жестоко оскорбленным, и особенно му-чило меня, что это был
удар, главным образом, отцу. Я хотел уже из Москвы бежать в Ригу или Питер,
на-няться матросом на иностранное судно и скрыться за границу. Но у меня не
было ни копейки в кармане, а продать было нечего. Был узелок с двумя
переменам" белья, и только.
позвал на квартиру, угостил чаем, и я ему под великим секретом рассказал всю
исто-рию с ребенком.
очень рад, что вы вернулись, -- вы у меня будете только что прибывших
новобранцев обучать, а на будущий год мы вас пошлем в Казанское училище,
И.вы прямо поступите в последний класс,-- я вас под-готовлю.
все. Вы видали, как обращаются с рекрутами... На что уж ротный писарь
Рачковский, и тот дерет с рекрутов. Мне в прошлом году жаловались: призвал
рекрута из богатеньких и приказывает ему:
четверку чаю и фунт сахару... Вот тебе деньги, -- и дает копейку.
и идет, а Рачковский ему вслед:
-- они уж знают этот обычай. А я что сделаю!!
сочувственно, а Шлема даже на свои деньги купил мне водки и огурцов, чтобы
поздра-вить с приездом.
явились еще три юнкера и мой приезд был встречен весело. Но все-таки я думал
об отце, и вместе с тем засела мысль о побеге за границу В качестве матроса
и мечталось даже о приключениях Робинзона. В конце концов я решил уйти со
службы и "податься" в Астрахань.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЗИМОГОРЫ
пожарный. По морозцу. Иван Елкин. Украденный половик. Починка часов.
Пропитая усадьба. Опять Ярославль. Будилов притон.
Рачковского лист бумаги и на другой день подал докладную записку об отставке
Вольскому, которого я просил даже не уговаривать. Опять он при-гласил меня к
себе, напоил и накормил, но решения я не переменил, и через два дня мне
вручили послужной список, в котором была строка, что я из юнкерского училища
уволен и препровожден обратно в полк за неуспехи в на-уках и
неудовлетворительное поведение. Дали мне еще аттестат из гимназии и
метрическое свидетельство и два рубля 35 копеек причитающегося мне жалованья
и еще каких-то денег...
на учебных занятиях, взял узелок с бельем и стеганую ватную старую куртку,
которую в хо-лод надевал под мундир.
поступаю в цирк.
я.
x x x
вольноопределяющиеся, выходя в отставку, возвращались в "первобытное
состояние без права именоваться воинским званием". Закусив в трактире, я
пошел на базар, где сменял шинель, совершенно новую, из гвардейского сукна,
сшитую мне отцом перед поступлением в училище, и та-кой же мундир из
хорошего сукна на ватное потрепанное пальто; кепи сменял, прибавив полтину,
на ватную ста-рую шапку и, поддев вниз теплую душегрейку, посмотрел:
идти? Где ночевать? В "Русский пир" или к Лондрону и другие трактиры, вблизи
казар-мы, до девяти часов показаться нельзя -- юнкера и сол-даты ходят.
кантонистов, любителя кулачных боев. В Ярославле часто по зимам в праздники
дрались-- с одной стороны, городские, с другой, фабричные, главным образом,
с корзинкиной фабрики. Бойцы-распорядители собирались у Лондрона, который
немало тратил денег, нанимая бойцов. Несмотря на строгость, в боях
прини-мали участие и солдаты обозной роты, которым мирволил командир роты.
капитан Морянинов, человек пожилой, огромной физической силы, в дни юности
любитель боев, сожалевший в наших беседах, что мундир не позволяет ему
самому участвовать в рядах; но тем не менее он вместе с Лондроном в больших
санях всегда выезжал на бои, становился гденибудь в поле на горке и наблюдал
издали. Он волновался страшно, дрожал, скрежетал зу-бами и раз, когда
городских гнали фабричные по полю к городу, он, одетый в нагольный тулуп и
самоедскую шап-ку, выскочил из саней, пересек дорогу бегущим и заорал своим
страшным голосом:
прогнал фабричных.
переодевал в короткие полушубки. Орлову платил по пять рублей в случае нашей
победы, а меня угощал, верил в долг деньги и подарил недорогие, с себя,
серебряные часы, когда на мостике, близ фабрики Корзинкина, главный боец той
стороны, знаменитый в то вре-мя Ванька Гарный во главе своих начал гнать
наших с моста, и мне удалось сбить его с ног. Когда увидали, что атаман
упал, фабричные ошалели, и мы их без труда рас-колотили и погнали. Лондрон и
Морянинов ликовали. Вот в десятом часу вечера и отправился я к Лондрону,
на-деясь, что даст переночевать. Это был единственный мой хороший знакомый в
Ярославле. Вхожу. Иду к буфету и с ужасом узнаю от буфетчика Семена
Васильевича, что старик лежит в больнице, где ему сделали операцию. Се-мен
меня угостил ужином, я ему рассказал о своей от-ставке, и он мне разрешил
переночевать на диване в биллиардной.
x x x
и он позвал меня в казарму обе-дать. Юнкера и солдаты встретили меня, "в
вольном платье", дружелюбно, да только офицеры посмотрели ко-со, сказав, что
вольные в казарму шляться не должны, и формалист-поручик Ярилов, делая
какое-то замечание юнкерам, указал на меня, как на злой пример:
Москве именуют хитровцами, в Са-маре-- горчичниками, в Саратове--
галаховцами, а в Харькове-- раклами, и всюду-- "золотая рота".
и соседнего трактира "Русский пир", где по вечерам шла оживленная игра на
биллиарде в так называемую "фортунку", впоследствии запрещен-ную. Фортунка
состояла из 25 клеточек в ящике, который становился на биллиард, и игравший
маленьким костяным шариком должен был попасть в "старшую" клетку. Игра-ло
всегда не менее десяти человек, и ставки были разные, от пятака до
полтинника, иногда до рубля.
снял квартиру в подвале в Никит-ском переулке со своей женой Марией
Игнатьевной и ре-бенком и собирался поступить куда-то на место. В полку были
мы с ним дружны, и я отправился в Никитский пе-реулок, думая пока у него
пожить. Прихожу и вижу ка-ких-то баб и двух портных, мучающихся с похмелья.
Ока-залось, что Страхов недавно совсем выехал в деревню вместе с женой. Я
дал портным двугривенный на опохмел-ку и выпросил себе разрешение
переночевать у них ночь, а сам пошел в "Русский пир", думая встретиться с
кем-нибудь из юнкеров; их в трактире не оказалось. Я зашел в биллиардную и
сел между довольно-таки подозрительны-ми завсегдатаями, "припевающими", как
зовут их игроки.
"банковку". И вот входит высокий, молодой щеголь, с которым я когда-то играл
на биллиарде и не раз он пил вино в нашей юнкерской компании. Его при-няли
игроки довольно подобострастно и предложили играть, но он, взглянув, что
игра была мелкая, на медные деньги, отказался и начал всматриваться в меня.
Я готов был провалиться сквозь землю, благодаря своему ко-стюму.
ужинали?
некуда и здесь тоже никого... игра де-шевая... Пойдемте в общий зал...
Вообще вы не ходите в эту комнату, там шулера...
знаете, я очень люблю игру... Чуть-что-- сейчас сюда... А сейчас я с одной
знакомой дамой на де-нек приехал и по привычке на минуту забежал сюда.
Василенко Иван
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Шекли Роберт
Пехов Алексей
Емилина Ника