а потом взялся за работу.
посетившему его, чтобы узнать, как продвигается его удивительное создание из
железобетона и алюминия, -- те же, что у искусства вообще. Архитектуре
должно быть чуждо все человеческое. Фабрика -- вот совершенное строение, ибо
там живут не люди, а машины. Жилой дом не должен быть красивым. Но я делаю
все, что в моих силах. Зло исходит от человека, -- мрачно добавил Силен. --
Доведите это до сведения ваших читателей. Человек прекрасен и счастлив,
только когда служит проводящим устройством для распределения механической
силы.
отказались от всякого вознаграждения за свой труд?
городе будущего", -- сочинял тем временем журналист. -- "Будут ли машины
жить в домах?", "Головокружительные прогнозы профессора".
достал из кармана печенье и начал жевать.
сидится на месте? Вверх-вниз, взад-вперед, туда-сюда! Отчего они не могут
сидеть и работать? Разве фрезерному станку нужна лестница? Разве мартышки
нанимают квартиры? Человек -- незрелое, вредоносное, отжившее начало.
Находясь на весьма низкой ступени эволюции, он нахально пыжится и болбочет
всякую чушь. Как омерзительны, как безгранично скучны мысли и дерзания этого
побочного продукта жизни! Хлипкое, никуда не годное тело! Неточный,
разболтанный механизм души! С одной стороны -- гармонические инстинкты и
сбалансированное поведение животного, с другой -- несгибаемая
целенаправленность машины, а между ними -- человек, равно чуждый и б ы т и ю
Природы, и д е й с т в и ю Машины, одно жалкое с т а н о в л е н и е.
профессору за советом. Силен сидел там, где его оставил репортер, и смотрел
в одну точку. Рука, в которой уже не было печенья, то поднималась ко рту, то
опускалась. Челюсти монотонно двигались вхолостую. В остальном профессор был
неподвижен.
Силене.
отобедать и ресторане "Куинс" на Слоун-сквер. Полю казалось вполне
естественным вновь сесть вдвоем за столик, которым они, бывало, обсуждали
важнейшие мировые проблемы -- от бюджета и византийских мозаик до контроля
над рождаемостью. Впервые после прискорбной боллинджеровской истории Поль
почувствовал себя беззаботно. Лланаба со всеми ее претензиями на
средневековье и нелепыми аборигенами канула в небытие и забылась, как
кошмарное сновидение. Перед ним были -- свежий хлеб, красный сладкий перец,
белое бургундское и задумчивые глаза Артура Поттса, а над головой висел
черный котелок, только что купленный на Сент-Джеймс. В тот вечер тень,
мелькавшая в нашем рассказе под именем Поль Пеннифезер, на время
материализовалась и обрела прочную оболочку умного, интеллигентного,
воспитанного молодого человека, который проголосует на выборах с должной
осмотрительностью и благоразумием, который основательнее других судит о
балете и литературной критике, который способен, не краснея и со сносным
произношением, заказать обед по французской карте, которому с легкой душой
можно доверить на вокзале чужие чемоданы и который, надо полагать,
решительно и достойно поведет себя в любых мыслимых обстоятельствах. Таков и
был Поль Пеннифезер в безмятежные годы, предшествовавшие нашей истории.
Собственно говоря, вся эта книга -- повесть о таинственном исчезновении Поля
Пеннифезера, так что читателю не стоить пенять, если тень по имени
Пеннифезер так и не выполнит той значительной роли, которая первоначально
отводилась нашему герою.
Поттс. -- Любопытное явление. Он был сперва в Москве, потом -- в
"Баухаузе"1 в Дессау. Ему сейчас не больше двадцати пяти лет.
Недавно в газете я видел фото Королевского Четверга. Необыкновенно
интересно! Считают, что это первое поистине грандиозное сооружение со времен
Французской революции. Силен -- это вам не Корбюзье!
утилитарист манчестерской школы. Девятнадцатый век! Потому, кстати сказать,
с ним так и носятся...
Прендергаста, а Поттс, в свою очередь, рассказал Полю о том, что получил
чрезвычайно увлекательную работу под эгидой Лиги наций, а посему решил не
сдавать выпускных экзаменов, а также о том, какую обскурантистскую позицию
занял по этому вопросу отец Поттса.
следующее утро, он потерял свою телесную оболочку где-то между Слоун-сквер и
Онслоу-сквер. Он встретил Бест-Четвинда, и утренним поездом они поехали в
Королевский Четверг: там необыкновенные приключения Поля начались заново. По
мнению автора, второе исчезновение Поля необходимо, потому что, как,
вероятно, уже догадался читатель, из Поля Пеннифезера никогда не выйдет
настоящего героя, а значит, единственная причина, по которой он может
вызвать интерес, -- это череда удивительных событий, свидетелем которых
явилась его тень.
дороге со станции. -- Мама писала, что мы просто ахнем.
-- в белом фартуке, как Ноева жена, -- встретила их реверансом у поворота на
главную аллею. Мягкое апрельское солнце пробивалось сквозь распускающиеся
кроны каштанов, а за ними светились зеленые пятна газона и мерцал пруд. "Вот
она, наша английская весна... -- думал Поль. -- Весна и дремлющая прелесть
древней английской земли..." Воистину, думал он, старые каштаны, освещенные
утренним солнцем, символизируют нечто вечное и светлое в этом спятившем
мире. Будут ли они все так же стоять, когда пройдут смятение и хаос? Да, нет
сомнения: пока он катил в лимузине Марго Бест-Четвинд, дух Уильяма
Морриса3 нашептывал ему что-то о поре сева и сбора плодов, о
величественной череде времен года, о гармонии богатства и бедности, о
достоинстве, чести и традициях. Но вот машина сделала поворот, и цепочка его
мыслей распалась: Поль наконец увидел дом.
чем похвалиться.
-- и вот по коридорам с бутылочно-зелеными стеклянными полами их ведут в
столовую, где за эбонитовым столом сидит и завтракает миссис Бест-Четвинд.
Наконец-то я пойду спать!
Потрясенный, он смотрел на нее во все глаза.
стал похож на хорошенького жеребенка. Как по-твоему, Отто?
Теперь он увидел, что рядом с ней сидит русоволосый молодой человек в очках
с толстыми стеклами, за которыми, как рыбки в аквариуме, поворачиваются из
стороны в сторону глаза. Глаза эти медленно выплыли из дремоты, радужно
сверкнули на солнце и уставились на юного Бест-Четвинда.
-- довольно красивая.
Бест-Четвинд.
Ох, ну и неделя! Сперва переезд, потом соседи, с которыми пришлось таскаться
по всему дому. Репортеры... Проект Отто хемпширцам не понравился -- верно,
Отто? Что тебе сказала леди Вагонсборо?
художественного конструирования в Германии, существовавшая до 1933 г.
писатель и художник. В своих произведениях возрождал идеалы средневековой
жизни.
сожалению, спрятаны под землей. На это я спросил ее, не угодно ли ей
воспользоваться моей канализацией, потому что иначе я воспользуюсь ею сам, и
ушел. Но если говорить серьезно, она права. Канализация -- единственное, чем
хорош этот дом. Вот закончат мозаику, и я уеду.
Должно быть очень вкусно. Это любимый коктейль Чоки.
продолжал профессор Силен. -- Из всего, что я создал, он вызывает во мне
самое непреодолимое отвращение.
поласковей, Питер. Завтра сюда заявится целая орда. К тому же, милый мой,
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Шилова Юлия