Ее он, конечно, с собой не возьмет.
полотенце. Она расчесывала мокрые волосы, когда бисерная занавеска
раздвинулась и появился Касим, как всегда с повелительным видом, он тоже
принял ванну и облачился в мягкий льняной кибр с открытой шеей; волосы его
ярко блестели, а глаза были мрачны.
после ванны? От него еще исходил легкий аромат банных эссенций девушка остро
ощутила и его мужскую притягательность, и свою беззащитность.
огромному удивлению, расчесывать ей волосы, сияющие и мягкие, словно у
ребенка после купания.
я все равно никогда не забыл бы ощущения мягкости твоих волос, этого сияния,
словно в них запутался солнечный луч.
силы подшутить над ним:
рабыне?
уезжаю к нему.
ей так хотелось разгладить горестные складки на лице Касима. - Надеюсь,
смерть все-таки минует его.
Касим посмотрел на нее, словно она опять издевалась над ним.
относительно тебя?
взглядом выдать свое безумное желание быть с ним всегда рядом. Гордость уже
забыта, утонула в любви, затопившей ее сердце. Господи, только бы не
расставаться с ним... Страх усиливал любовь.
потом со вздохом поднялся на ноги и склонился над постелью.
Только поторопись, ладно?
едва Касим ушел. Она принялась надевать одежды, уже не казавшиеся ей
чуждыми: шальвары из органди <Органди - тонкая полупрозрачная ткань, род
кисеи.> и тунику нежно-розового цвета. Наверное, в последний раз ей
приходится наряжаться, чтобы усладить глаза шейха.
но потом, решительно откинув ее, вышла в переднюю часть шатра. Касим сидел
спиной, так что она могла еще раз внимательно окинуть взором его широкие
плечи, гордую черноволосую голову, изящную позу.
хладнокровный, но это была лишь маска, за которой скрывались любовь к нему и
страх расставания. Теперь она хотела всегда быть его пленницей.
Ты проголодалась?
подушек, а Касим положил ей на тарелку нежнейших цыплячьих грудок,
пропитанных пряными ароматами трав, и овощей, приготовленных с маслом. - Не
будь Хасан так предан своему хозяину, - смеясь, заметила она, - то мог бы
служить шеф-поваром в любом фешенебельном ресторане и пользоваться бешеным
успехом.
воздуха свободы.
не так ли? - Девушка постаралась, чтобы голос ее прозвучал холодно. Он не
должен знать, что ей до боли, до стона хотелось утешить его.
brasero <Жаровня (исп.).>. Вход был плотно завешен. Их уединение оказалось
полным, но не безоблачным.
наслаждаться общением со своими сородичами. - Левая рука его сжалась в
кулак. - В пустыне мужчина - это мужчина и более ничего. Там он близок к
первоначальной сути - и своей и природы, его окружающей, а зачастую весьма
близок и к опасностям. Он может ездить верхом, охотиться, совершенно
свободный от разных условностей, закабаляющих горожанина. Я все бы отдал...
догадалась, что он все бы отдал, чтобы стать свободным, как Ахмед или
кто-либо другой из его людей, разъезжающих с ним по пустыне.
Сегодня кофе был арабский и издавал такое благоухание, что в нем, кажется,
собрались все ароматы Аравии. Он был пряный, густой и такой же горький, как
и любовь Лорны к шейху, который принялся мерить шатер широкими шагами,
ступая мягко и бесшумно, словно леопард.
тень; он курил одну сигарету за другой.
трепетном восторге, с которым она теперь относилась к Касиму, его
преданность долгу не могла укрыться от нее. Девушка ни минуты не
сомневалась, что он безо всяких сожалений или колебаний отошлет ее - свою
домашнюю кошечку-игрушку, свернувшуюся в клубок среди подушек, с шелковистой
шерсткой, которую украсил жемчугами и лениво поглаживал, играя в часы
досуга.
сузившимися глазами стал долго разглядывать ее. От этой неподвижности его
собственное тело, всегда такое энергичное, даже несколько утратило свою
привлекательность.
словно мой завтрашний отъезд тебя нисколько не касается. Наверное, радуешься
втайне, что я уезжаю? Не можешь дождаться рассвета, чтоб увидеть, как конь
унесет меня прочь?
выдавить ни звука из сжавшегося горла, в котором слезы царапались, словно
острые льдинки. Нет, Касим не должен знать, как глубоко ее это задевает, как
будет ранено ее сердце, когда завтра она увидит его скачущим на Калифе, в
плаще, развевающемся за спиной и мерцающем в лучах утренней зари; как
навсегда запечатлеется в душе его чеканный силуэт на фоне пустынного
восхода.
меня!
схватил ее за шею, а другой стал отгибать голову назад, пытаясь силой
заставить ее открыть глаза. Его загорелые пальцы казались еще темнее на фоне
ее побледневшего лица.
разорвать эти оковы, и неожиданно разразился хриплым, диким смехом. - Ты-то
завтра уж точно освободишься, да? А вот мне приходится менять свободу на
оковы официального положения!
побольнее уязвить ее.
произнесла Лорна сдавленным голосом.
следующую же секунду девушка оказалась в его объятиях, побежденная,
отвечающая на поцелуи с такой неистовостью, что и сама испугалась.
взором, полным нетерпеливой страсти, он бродил по ее нежному светлому телу,
просвечивавшему сквозь розовый шелк; притрагивался к разметавшимся волосам,
сияющим в свете ламп. - Твои глаза похожи на жасмин, что растет в дворцовом
саду, и ты увидишь, обещаю, его огромные гроздья на стенах и беседках под
окнами моих покоев.
жилка у края его губ, только что произнесших слова, в которые она едва
осмеливалась верить.
тебя с собой во дворец!
которую я держу у себя в шатре.
отправишь меня в Ираа?
отпер комод, что-то достал, повернулся к ней и, подняв ее руку, надел на
палец кольцо с сияющим, словно звезда, сапфиром. Но Лорна смотрела только на
Касима.
рабыни?