своего огромного, беззаветно отданного чувства искать мучительного
наслаждения принесенной жертвы.
вправду все равно. Ну, отдалась, ну, стала любовницей, ну, он не любит ее и
бросит... Разве ей не хорошо с ним?.. Тогда она становилась весела, страстна
и безудержна в своих ласках, заставляла Арсеньева терять голову.
наслаждение слились в одно, прошли эти месяцы, и наступил день отъезда,
который Арсеньев точно назначил уже давно, чтобы Нина знала, когда наступит
конец. Она ждала этого дня с ужасом, чувствовала его приближение и все
старалась не думать, забыть.
Нина была как исступленная, точно в эти последние часы старалась взять от
своей любви все, опустошить его своею страстью так, чтобы он уже никогда не
забыл ее и никого не мог бы любить.
провожала доброго знакомого.
Нина так спокойна, с другой - это было уколом его мужскому самолюбию.
Конечно, он больше всего боялся слез и сцен разлуки, но, пожалуй, ему было
бы приятнее, если бы Нина безумствовала от горя. Арсеньев не знал, что она
проплакала и не спала всю ночь.
которыми, как призраки, мелькали телеграфные столбы и темные деревья,
Арсеньев ощутил тяжелую тоску сознания сделанной страшной и непоправимой
подлости. Одну минуту было желание порвать со старой жизнью и взять Нину к
себе, но Арсеньев вспомнил жену, понял, что у него не хватит сил на разрыв с
женщиной, которую любил шесть лет, и сказал себе:
чувство благодарности к Нине за то, что она доставила ему столько
наслаждений и так легко ушла из жизни. На другое утро, проснувшись в виду
Москвы, Арсеньев уже только как в тумане вспомнил Нину и обратился мыслями к
ожидавшим его делам и людям. Он подумал, что вечером увидит жену, и
радостное тепло старой связи, привычного уюта и обстановки как будто повеяло
ему навстречу.
опустела и душа Нины. Вся ее напускная веселость исчезла, и она смотрела как
мертвая.
вас, - сказал актер, которому наконец стало жаль ее.
по которым уже горели веселые живые огни.
сидела потупившись, и в душе ее стучало мертвое, страшное слово: "Конец!.."
сейчас поняла, что сделали с нею. В голове у нее помутилось, и такая жалость
к самой себе и такая тоска охватили ее, что Нина подумала, будто сходит с
ума. Был момент, когда вся душа ее возмутилась, и воспоминание об Арсеньеве
пронизала страшная злоба. Как смел он так поступить с нею, как смел не
подумать о том, что она пережила и выстрадала...
он уехал и никогда она не увидит его больше. Никогда уже нельзя будет пойти
в этот знакомый милый номер, увидеть Арсеньева, целовать и обнимать его.
Нине вдруг показалось, что она мало воспользовалась этим временем, что
многое осталось невысказанным и неиспытанным, и стало страшно за те часы и
минуты, которые она потеряла безвозвратно.
трамваями, грохотом и шумом кипящей жизни, показался ей мертвой пустыней.
домой, не оставаться наедине со своими мыслями и тоской.
глазами.
знали это!.. - сказал он с безграничной жалостью, потрясенный ее отчаянным
взглядом, взял ее руку и стал гладить, как дитя.
наглым, как в первый день знакомства. Притом актер был с Арсеньевым ближе,
чем все другие. Он показался ей последним звеном, еще связывающим ее с
прошлым, и Нина ухватилась за него, как за последнюю надежду. Ей стало
страшно, что и он уйдет от нее.
так!..
нее и в голове у него мелькнула мысль;
ее движение, подливал вина, брал за руки, выражал усиленное сочувствие и в
глазах прятал что-то жадное и скверное.
угодно, только бы утолить ту страшную тоску, которая, как тошнота, душила
ее. Он взял ее пьяную, растерзанную, взял грязно, без страсти, и Нина
отдалась ему, точно мстя кому-то за свою изуродованную душу. Ей казалось,
что этим она сделает невозможным самое воспоминание об Арсеньеве.
актеру и было чрезвычайно лестно, что он стал преемником знаменитого
писателя.
XXII
три после приезда его позвали к телефону.
кутила в отдельном кабинете.
переоделся и поехал по указанному адресу.
Вержбилович, но ему хотелось, чтобы это была нарядная, красивая и
легкодоступная женщина. Вырвавшись из дома, из знакомой, слегка уже
надоевшей семейной обстановки, он чувствовал себя в этом большом, незнакомом
городе молодым, свободным и сильным, и ему бессознательно хотелось
какого-нибудь легкого пикантного приключения.
Торопливо, всем телом изгибаясь при встрече, проносились лакеи с подносами и
бутылками. Но эта обстановка только возбуждала Лугановича и усиливала в нем
желание какой-нибудь интересной встречи.
однообразных дверей отдельных кабинетов, за которыми слышались возбужденные
голоса, обрывки пения, смех, звон стекла и звуки расстроенного пианино. В
одну полураскрытую дверь, из которой вышел лакей с целой горой грязных
тарелок, он мельком заметил яркий свет, раскрасневшиеся лица, разноцветные
пятна женских туалетов и чьи-то розовые обнаженные плечи. Атмосфера
всеобщего бесшабашного веселья охватила его.
дверь.
раковой шейки, покачиваясь, встал ему навстречу.
тысяч сцапал... Спрыскиваем!.. Идем, я тебя познакомлю.
литератора и самого виновника торжества Воронова, толстого до ожирения,
громадного мужчины, известного адвоката по гражданским делам. Дам было
только две. Одна - маленькая, хрупкая, с открытыми худенькими плечами и
прикрытой газом грудью, с венком бледных незабудок на слабых
пепельно-светлых волосах. Другая - сильная, полная и красивая женщина, с
большими темными глазами, яркими губами и пышной прической. На ней было
белое, точно обливавшее ее, платье, соблазнительно оттенявшее бело-розовое
тело на полной открытой груди и великолепных плечах. На корсаже у нее алели
какие-то яркие цветы, и вся она была яркая, сильная, смелая.
голому плечу, но она не слушала и смотрела на подходившего Лугановича
каким-то странным, знакомым, любопытным взглядом.
брюнетку же Вержбилович представил так:
красивую обнаженную руку, Нина Сергеевна взглянула ему прямо в глаза,
улыбнулась как знакомому и сказала:
дачи, зеленый лес, студенческие времена, обрыв, Раиса Владимировна, инженер
Высоцкий и сама Нина, милая, светлая девушка с большими глазами.