Чтение 22–й страницы книги ~Три мешка хитростей~

Я мрачно вздохнула. "Все как у людей!" Да у людей как раз в шкафчиках царит беспорядок. Это какой же надо быть занудой, чтобы так ранжировать емкости для круп и специй? И потом - мы с Томочкой всю жизнь держим соль в "Сахаре" и теперь будем путаться!

- Нравится? - гордо поинтересовалась Иринка.

- Очень, прямо до зубовного скрежета, - пробормотала я.

- Отлично. И в постельном белье тоже разобралась...

Ирина принялась распахивать шкафы и демонстрировать до отвратительное(tm) аккуратные полочки, где стройными стопками лежали пододеяльники, простыни, наволочки... Представьте, все они были выглажены...

- Мы вообще-то не гладим постельное белье, - пробурчала я.

- Да? - вскинула вверх брови Ирина. - Неряхи! Кстати, и в ванной...

Я удрученно молчала. У нас с Томусей есть хорошая подруга Лиза Волкова. Замуж она вышла поздно, в тридцать лет с лишним, причем по невероятной любви. Все знакомые только посмеивались, когда Ли-завета заводила песню с постоянно повторяющимся припевом: "Павел - необыкновенно умен, добр и хорош собой. Павлуша - лучший из мужчин".

И вдруг год тому назад все с изумлением узнали об их разводе. Однажды Лиза прибежала к нам и, рыдая, объяснила, что случилось.

- Девочки, - шмурыгала она носом, - просто ужас!

- Он тебе изменил? - осторожно поинтересовалась Тома.

- Нет.

- Пил втихую? - поинтересовалась я.

- Что ты! - возмутилась Лизка. - Павлик - идеальный муж!

- Тогда в чем дело? - хором спросили мы.

- Аккуратный слишком!

- Так это хорошо, - с недоумением вымолвила Тамара.

- Нет! - выкрикнула Лиза. - Слушайте! Мы разинули рты. То, что рассказывала Лиза, походило на пересказ глупой кинокомедии. Павел маниакально ставил чашки в сушке ручками только в одну сторону. Если Лизавета, не слишком утруждая себя, запихивала кружки на решетку как попало, Павлуша моментально размещал их в прежнем строю. Стоит ли говорить, что в шкафах у них царил идеальный порядок, а тумбочки в спальне у кровати напоминали ящик заключенного, ежесекундно готового к шмону. Продукты в холодильнике ей следовало размещать по раз и навсегда определенному плану. Йогурты - слева, кефир, масло и молоко - справа. Если какой-нибудь из пластиковых стаканчиков фирмы "Данон" случайно перекочевывал на другую полку, Павлик мгновенно возвращал "беглеца" в "стойло". Стиральный порошок, мыло, шампунь - все имело свое место, и Лизе потихоньку стало казаться, что она сходит с ума. Окончательно добили ее полотенца.

Приняв ванну, мокрую махровую простынку полагалось сложить в четыре раза - именно в четыре - и повесить на специальную никелированную вешалку. Причем нижний край простынки нужно было выровнять параллельно полу... Впрочем, так же требовалось поступать и после мытья рук. Павлик не делал жене никаких замечаний, он просто молча входил после нее в ванную комнату и принимался перевешивать полотенчики, которые Лизавете ни разу не удалось пристроить как положено.

Лизино терпение лопнуло, и она подала на развод. Павел оказался интеллигентным до конца. Никаких свар он не заводил, а просто пристроился на работу в Германии и уехал из России, оставив Лизавету хозяйничать в квартире. Та радостно жила, как хотела, не обращая особого внимания на порядок.

- Чего же ты сейчас ревешь? - удивилась я.

- А ты представь себе, - взвизгнула Лиза, - прихожу сегодня домой, иду в ванную, а там, а там...

- Что? Что?

- Полотенца по линеечке выровнены, мыло лежит точно в центре мыльницы, и все мои кремы по росту расставлены, - причитала Лизка, - значит, Пашка вернулся. Нет, домой не пойду, останусь у вас, вот тут на коврике. Не могу жить в идеальном порядке!..

- Скажи мне спасибо, - сказала Ирина, - и, пожалуйста, вешайте полотенца аккуратно, вот так, как сейчас!

Я посмотрела на идеально развешанные полотенца и вздрогнула. Нет, это ужасно!

* * *

На Слободскую улицу я приехала к одиннадцати утра. Она находилась в самом центре и тянулась от Таганской площади вниз. Самая настоящая старомосковская улочка, тихая и какая-то провинциальная, заставленная невысокими домами. Есть в нашей столице подобные заповедные местечки. Возле станции метро "Таганская" шумела веселая летняя толпа, вовсю торговали палаточники, лоточники и несколько супермаркетов. Но стоило свернуть за угол большого серого дома и пройти метров сто, как перед глазами возникала совсем другая картина.

Между могучими деревьями были натянуты веревки, на которых сохло белье. Возле ободранных цельнометаллических качелей стоял большой деревянный стол, вокруг которого сидели несколько мужиков; чуть поодаль на скамеечке устроились две старушки с вязаньем, а из окон кирпичной пятиэтажки долетал хриплый басок: "Человек в телогрейке..." Я подошла к бабулям и поинтересовалась:

- Это Слободская, восемнадцать?

- Она самая, - вздохнула бабуся с ярко-красным носком на четырех спицах, - ищешь кого?

- Квартира девять в каком подъезде?

- Кто у нас там проживает? - спросила вторая бабка, тоже с носком, но серым.

- Сироткин Яков.

Старухи разом вздохнули, но промолчали. Судя по их мгновенно поджатым губам, я поняла, что они знают о нужном мне человеке много "хорошего", и спросила:

- Можно присяду, а то ноги болят?

- Нонче молодые совсем гнилые, - резюмировал "красный носок".

- Да уж, - вздохнул "серый". - Мы работали по двенадцать часов, у станков стояли - и ничего. Пылища летит, шум, грохот... Так еще после смены на танцы бежали. А нонешние, тьфу! Сядут у телевизора, как кули, - и конец!

- Работа у меня тяжелая, - вздохнула я.

- И чем занимаешься? - полюбопытствовала первая бабулька.

- Раньше уважаемым человеком была - учительницей, а теперь - вот, - потрясла я коробкой с миксером.

- Торгуешь, что ли? - спросила вторая старушка.

- Не, призы раздаю.

- Призы?

- Ну да, - словоохотливо принялась я разъяснять, - на биржу попала, год пособие платили, потом перестали, ну и куда податься? Пришлось в фирму, торгующую бытовой техникой, пристраиваться. Они всяческие акции устраивают: то в магазинах образцы бесплатно раздают, то две покупки вместо одной вручают, а теперь вон чего придумали: компьютер по Москве двадцать адресов наугад выбирает, и людям этим приз положен. Бегаю, раздаю... Вы радио УКМ-80 слушаете?

- Нет, - ответили хором растерянные бабки.

- Жаль, - пригорюнилась я, - там все время про победителей вещают.

- А приз-то какой? - взволнованно спросила вторая бабуся. - Хорошее чего или так - ерунда?

- Сегодня миксер, - ответила я, показывая коробку, - с насадками, видите тут на картинке: метелочки и взбивалочки, еще ножик... Он может и мясорубкой работать, вернее мясорезкой, сырое мясо не возьмет, зато отварное за милую душу...

- Да, - завистливо протянул "красный носок", - повезло Клавке, дорого стоит игрушечка, ей такую ни за что не купить...

- Это у ей единственное везение за всю жизнь, Зина, - ехидно отозвалась вторая бабка, - пусть уж порадуется. Ежели мне такая вертелка понадобится, внучок сразу две припрет, а тебе дочка купит. Нам нет нужды призов дожидаться.

- Правда твоя, Варька, - отозвалась Зина, - а Клавка - бедолага...

- При чем тут какая-то Клава? - вклинилась я в их разговор. - Миксер положен Сироткину Якову Петровичу.

- Петровичу, - хмыкнула Зина, - кто же его когда по отчеству величал? Яшка - и все, рылом на Петровича не вышел, уголовник!

- Почему уголовник?

- А хрен его знает, такой уродился, - довольно злобно отозвалась Варвара, - еще когда в мальчишках бегал, всякие гадости делал.

- То чернилами белье во дворе обольет, - перебила ее Зина, - то бачок мусорный подожжет, а уж как подрос...

- Житья не стало, - докончила Варвара, - прямо на лавочке посидеть было страшно. Какие-то парни вечно к нему бегали, морды уголовные. Устроятся тут с гитарой и давай голосить до полуночи. А у нас двор рабочий, людям будильники на смену в шесть утра трезвонят, им выспаться нужно...

- Так сказали бы ему! Зина глубоко вздохнула:

- Николай из 82-й сказал, так какие-то подстерегли его у гаражей и так ему нафитиляли...

- У нас прям праздник был, когда его посадили, - добавила Варя, - как выпустят, так он к матери, дня два пьет, а потом за старое.

- Ну, пил он чуть-чуть, - пояснила Зина, - напраслины не надо. Так, пивка немного, не то что наши.

- Зато воровал! - взвилась Варя. - Мой сын хоть и пьет, но нитки чужой не возьмет.

- Это верно!

- Слава богу, помер, - неожиданно сказанула Варя.

- Кто? - удивилась я.

- Как кто? Яшка Сироткин, - уточнила Зина.

- Когда?

- Ну, - протянули старухи, - дай бог памяти, лет пять или шесть прошло. Клавка с зоны бумажку получила... Да ты ступай к ней. А чего, ей миксер нельзя отдать?

Я глянула в хитрые старушечьи глаза и разом разбила соседские мечты:

- Компьютер выбирает не человека, а квартиру. Клавдия обязательно получит приз.

- Ну ступай тогда в первый подъезд, - вздохнула Зина, - на третий этаж.

- Она дома?

- А куда ей деваться? - засмеялись старухи.

Я вошла в темный подъезд и со вздохом принялась подниматься по грязным ступенькам. Вся моя жизнь до замужества прошла в подобном доме и в таком же дворе. Только наших лучших сплетниц, целый день проводивших на лавочках, звали баба Катя и баба Нюра. Впрочем, был у нас и свой уголовник - Ванька Репин. Его мать старалась быстренько прошмыгнуть к подъезду под косыми взглядами соседей...

Я нажала на звонок, и темно-коричневая простая дверь распахнулась без всяких вопросов. На пороге стояла маленькая сгорбленная женщина, совсем древняя по виду. Из глубин квартиры пахнуло геркулесовой кашей.

- Вам кого?

- Клавдию Сироткину.

- Я это, - настороженно ответила бабуська, отступая в глубь крохотной темноватой прихожей. - Из поликлиники? А где Ольга Константиновна? Заболела? Да вы проходите.

Клавдия вошла в комнату, я за ней. Когда-то, впрочем, еще совсем недавно, мы с Томочкой жили именно в такой "двушке". Две крохотные комнатенки и кухонька размером с собачью миску. Интересно, кто проектирует для людей помещения подобной кубатуры? Вообще, мне кажется, что в жизни должна царить справедливость. Кто придумал подобные квартиренки, где человеку, имеющему семью, совершенно невозможно остаться в одиночестве, тот пусть всю свою жизнь и живет в них без права переезда! Даже мы с Томой, две худенькие женщины, порой сталкивались в пятиметровом "пищеблоке". На таком количестве квадратных сантиметров лучше всего жить одинокому человеку. Впрочем, даже не обремененной домочадцами личности трудно дышать в комнате, высота потолка которой два пятьдесят...

Клавдия села на диван и вздохнула:

- Давление, похоже, поднялось...

- Простите, но я не из поликлиники...

- Да? - удивилась старушка. - Откуда же тогда?

Вынув из сумки миксер, я старательно исполнила "песню" о фирме, компьютере и призе. Хозяйка недоверчиво поглядела на коробку.

- Платить сколько?

- Ничего, это подарок.

- Совсем, совсем ничего?

- Абсолютно! Только вот бумажку заполню.

- Давайте угощу вас чаем, - засуетилась Клавдия.

На кухоньке она плеснула на самое донышко чашек светло-желтую жидкость, щедро долила кипяток, вытащила из шкафчика вазочку с сушками и поинтересовалась:

- Паспорт нести?

- Сделайте одолжение, пожалуйста, только не ваш, а Сироткина Якова Петровича. Это муж, наверное, да?

Бабка помрачнела:

- Сын.

- Отлично, - бодро прочирикала я, - сейчас оформим.

- А на меня можно? - медленно проговорила Клавдия.

Я замялась:

- Ну, вообще-то компьютер выбрал его. Да какая разница, сын все равно миксер вам отдаст, мужчине такой прибор без надобности...

Внезапно Клавдия тихо заплакала. Я быстро добавила:

- Вам вручу, не переживайте. Вот, держите, ну, пожалуйста, успокойтесь. Вот он, ваш, глядите...

Бабушка вытерла глаза посудным полотенцем и неожиданно спокойно пояснила:

- Я не из-за подарка плачу...

- А в чем дело тогда?

Клавдия печально вздохнула и неожиданно спросила:

- У тебя дети есть?

- Нет пока.

- Не поймешь меня, - покачала головой хозяйка, - хотя посоветую - нет деток, и не рожай, не надо!

- Почему? Дети - это счастье!

- 0-хо-хо, - протянула Клава, - не верь людям, никакой радости в них нет. Ну, может, только первый год, когда еще в коляске лежит... Хотя у меня и этого не было, одни неприятности да горе, а теперь вообще одна осталась...

- А сын где?

- Умер Яшка, да и слава богу!

- Как это, разве вам его не жаль?

- Вся жалелка выплакалась, - вздохнула хозяйка, - знаешь, так по каплям и закончилась. Одно горе от него было...

- Неужели ничего светлого припомнить не можете?

Клавдия отрицательно покачала головой:

- Маленьким учился плохо, хулиганил, в ПТУ попал, а в 19 лет загремел по статье первый раз. Машину они угнали с приятелями, ну и пошло-поехало... Только выйдет, оглянуться не успеешь, опять сидит. Я уж в милицию ходила, просила: "Вы мне его не возвращайте, не надо". А они в ответ: "Никак не получится, по месту прописки должен жить". Правда, он не злой и не пьет совсем. Так, пивком балуется, да и меня любил... Иногда прижмется и говорит: "Ничего, мамуля, неудачный я у тебя получился, зато скоро денег заработаю, одену с ног до головы и золотом обвешаю..."

Она помолчала, потом добавила:

- Обвесил, как же! Шесть лет тому назад вышел, взял все мои сбережения и отнес в "Просторы", помните, контора такая была? Кладешь к ним рубль, получаешь сто.

Я кивнула:

- Сама в "МММ" зарплату оттащила.

- Ну и чего хорошего вышло? Прямо слово, ничего, дрянь получилась, - подвела итог Клавдия, - контора лопнула, а Яшка вскорости исчез, ушел из дома, ну а уж затем и бумажка пришла.

- Какая?

Клавдия поднялась и ушла в комнату, потом вернулась, держа в руках желтоватый листок: "Учреждение УУ 1167/98 извещает о смерти Сироткина Якова Петровича..."

- И что, вы его хоронить ездили?

- Нет, - покачала головой Клава, - сначала-то позвонили. Сам начальник. Приятный человек такой, уважительный. Извини, сказал, мать, деревом придавило. Случай такой вышел, сами его и закопали. Да я и рада была: ехать-то ой как далеко, в Коми... Денег нет... А уж потом и бумажка пришла. Так что теперь одна живу, нуждаюсь, хотя, знаешь, все-таки повезло мне разок. Небось господь увидал мои муки и сжалился, послал удачу.

- Ну видите, как здорово, - обрадовалась я, - миксер вам пригодится.

- Да я не про машинку, - отмахнулась баба Клава, - без надобности мне вертелка: пироги не пеку, яйца не взбиваю...

- В чем же повезло тогда? Клавдия вдохнула:

- Вообще-то говорить никому не ведено... Но ведь тебя-то я больше не увижу... Деньги мне шлют, каждый месяц, по две тысячи, вот как свезло!

- Кто же такой добрый?

- Да мужик этот, хозяин из "Просторов", от него и адвокатка приходила, беленькая такая, кучерявенькая...

- Ярослав Рюриков шлет вам деньги? - обомлела я. - Быть того не может!

- Гляди, - сказала старушка и протянула мне небольшую картонную коробочку из-под мармелада. - Вот!

Я стала перебирать квиточки. Почтовые переводы! Каждый ровно на две тысячи. Всего тридцать шесть квиточков. Адрес отправителя: Москва, Марьинский вал, дом шестнадцать, квартира семь, Загораева Валентина Марковна.

- Говорите, от "Просторов" получаете, а тут какая-то Валентина...

- Адвокатка это Ярослава Рюрикова, хозяина, - спокойно пояснила Клавдия, - она сначала, в первый раз, сама деньги привезла...

- Не понимаю...

- Слушай сюда, - распорядилась старушка.

Глава 24

Три года тому назад где-то около девяти вечера в дверь к Клавдии Васильевне позвонили. Чтобы сэкономить электричество, старушка стала ложиться рано. Вечером телевизор показывает всякие ужасы, смотреть их ни к чему. Поэтому, когда раздалась веселая трель, баба Клава уже засыпала. Недоумевая, кому она могла понадобиться, бабуся распахнула дверь и увидела на пороге плотно сбитую даму со светлыми кудельками на голове.

- Вы Сироткина? - спросила гостья.

- Да, - кивнула хозяйка, - а чего случилось? Тетка, назвавшись Валентиной, прошла в гостиную, открыла простую сумочку из кожзаменителя и выложила на стол двадцать сторублевых бумажек.

- Это что такое? - удивилась баба Клава, уставившись на розовые ассигнации.

- Берите, деньги ваши.

Но умная Клавдия Васильевна, которую жизнь научила, что бесплатный кусочек сыра лежит, как правило, в мышеловке, спокойно ответила: