Чтение 22–й страницы книги ~Али-Баба и сорок разбойниц~

Я оглядел пять чемоданов, две сумки, портплед и изумился:

- Ты решила взять с собой весь гардероб?

- Не пори чушь! Здесь только самое необходимое, сущая ерунда.

- В пяти чемоданах?

- Хватит, - топнула ножкой Николетта, - там два вечерних платья, к ним соответствующая обувь и сумочки, несколько брюк, свитера, белье...

- Но то, что ты перечислила, легко влезет в одну сумку, - недоумевал я, пытаясь оторвать от пола тяжелые баулы.

- Там еще разные мелочи!

- Какие?

- Вава! Ты зануда! Такие маленькие пустячки, без которых женщина просто не может существовать.

- Ну, например, - пропыхтел я, таща огромный светло-коричневый кожаный саквояж с раздутыми боками, - вот в этом что лежит? Ты решила прихватить с собой тридцатидвухкилограммовую гирю, чтобы заняться силовой гимнастикой?

- Фу! - в гневе воскликнула маменька. - Здесь подушка!

- В гостинице их полно!

- Я могу спать только на своей! Еще там утюг!

Я выволок чемоданище в коридор.

- В отеле найдутся приспособления для глажки.

- Нет! Они будут плохими! Еще там пара любимых книжек, косметика, парфюмерия, кофеварка.

- Кофеварка?!

- Вава! Кофе для меня - это все! А нигде его не делают хорошо. Потом альбом с фотографиями. Ах, там есть уникальные снимки, раритетные. Ну, ты же знаешь, какие люди бывали у нас дома! Элита! Писатели, актеры, ученые... Я в Карловых Варах с кем-нибудь познакомлюсь и буду демонстрировать альбомчик. Затем еще обувь: тапочки, четыре пары туфель, три - сапог, резиновые шлепки, ботиночки на меху, кроссовки, вьетнамки, босоножки...

- Сейчас февраль, - напомнил я, подтаскивая к кожаному монстру его близнецов.

- И что? - осеклась Николетта. - В босоножках я буду по отелю ходить. Дай припомнить, что я еще туда запихнула? Ах да, пять полотенец!

- Неужели полагаешь, что в номере их не окажется?

- Я привыкла к своим и не собираюсь пользоваться всякой дрянью! Постельное белье...

- Но...

- Никаких но! Я сплю только на шелке! От остального у меня аллергия! Вот и пришлось взять шесть комплектов.

- Сколько? - подскочил я.

- Шесть, - преспокойно повторила маменька, - плед, валик под спину, полотняные салфетки, небось в местном ресторане одни бумажные, чашечка, ложечка, тарелка, небольшой тазик, к нему ковшик, три фотоаппарата... Ты еще долго будешь возиться с багажом?

Я подавил в себе желание поинтересоваться, зачем брать с собой сразу три фотоаппарата, спустился к машине и принялся старательно утрамбовывать в "мере" "корзину, картину, картонку...". Хорошо, что у маменьки нет маленькой собачонки.

Глава 24

Не успели мы отъехать и пяти метров от подъезда, как Николетта завопила дурниной:

- О господи!

- Что случилось? - испугался я, притормаживая.

- Совсем забыла!

- Билет?

- Нет!

- Паспорт!

- Разве я дура? Конечно, нет, документы со мной.

- Деньги?

- Ты считаешь, что я способна выйти из дома без кошелька?

Действительно, я виноват, исправлюсь. Николетта никогда не забудет о деньгах.

- Что тогда? - с тяжелым вздохом осведомился я.

- Черепашка!

- Что?!

- Бронзовая черепаха, - воскликнула Николетта, - стоит на тумбочке возле кровати, без нее я никуда.

Схватив мобильный, Николетта потыкала в кнопки и отдала указание Нюше:

- Ступай в спальню...

Потянулись минуты, пять, десять, пятнадцать из подъезда никто не показывался, Николетта снова вцепилась в телефон.

- Сколько можно тебя ждать?! Какие туфли! Так иди, не замерзнешь.

Через пару томительных мгновений Нюша прямо в тапочках вылетела на снег.

- Вот, - пробасила она, открывая дверцу "Мерседеса", - еле нашла!

- Тебя только за смертью посылать, - начала было Николетта, но, не успев закончить фразу, завизжала:

- Идиотка, ты что приволокла?

- Так вы сами просили, - попятилась Нюша, - черепаху, из спальни!

- Дура, - бесновалась маменька, - посмотри внимательно, это что?

- Так уши.

- Вот, вот! Ты когда-нибудь видела черепаху с ушами?

- А я их вообще не видывала живьем, - заявила Нюша, - чай, они не кошки, по Москве не бегают.

- У черепах нет торчащих ушей, - еле сдерживая смех, сказал я, - впрочем, длинных, поднятых вверх хвостов тоже. Это статуэтка собаки.

- Только такая кретинка, как ты, могла перепутать земноводное с млекопитающим, - застучала кулачками по торпеде маменька. - Вава, ступай наверх.

- Какая ей, черт, разница, - возмутилась Нюша, оказавшись в лифте, - черепаха, собака, тьфу, покоя нет.

Я дипломатично промолчал. Не следует осуждать хозяйку в присутствии прислуги, хотя, положа руку на сердце, я полностью согласен с домработницей.

В спальне царил кавардак. Нюша, торопясь найти безделушку, перевернула все вверх дном. Я старательно изучил тумбочку: ничего. На трюмо тоже, и в гардеробе одни тряпки. Зазвенел мобильный.

- Нашел? - прокричала Николетта.

- Нет.

- Возвращайся в машину.

Ощущая себя преступником, отпущенным по амнистии, я спустился вниз и завел мотор. Половину пути до вокзала мы проехали молча. В конце концов, чтобы утешить маменьку, я спросил:

- Ну зачем тебе эта черепаха? Лишняя тяжесть.

- Нужна, это мой талисман.

- Честное слово, я перерыл всю спальню и не нашел ее, ты мне не веришь?

- Да, ее в комнате нет, - сообщила Николетта.

- Где же она? - удивился я.

- В чемодане, я взяла ее с собой, - как ни в чем не бывало ответила маменька, - пока ты бегал, я вспомнила, куда ее сунула.

У меня на время пропал дар речи.

На вокзале я нанял носильщика. Помятого вида дядька нагрузил на тележку багаж и споро побежал сквозь толпу, мы заторопились следом. В какой-то момент Николетта отстала, я оглянулся и увидел, что она стоит возле небольшого магазинчика.

- Что ты увидела здесь хорошего? - поинтересовался я. - Хочешь купить шоколадку?

- Гадость, - прошипела Николетта, делая странные движения ногой, - плитка всего за десятку! Я ем только швейцарский шоколад.

- Тогда пошли, носильщик ждет.

- Подождет, - протянула маменька, дергаясь, - ему за это платят. Вава, помоги!

- Что случилось?

- Нога не идет.

Я удивился и уставился на ее ноги, обутые в новые сапожки, те самые, на платформе, с длинным, гвоздеобразным каблуком.

- Почему не идет?

- Не знаю! Вместо того, чтобы задавать кретинские вопросы, лучше придумай выход, - обозлилась Николетта, пытаясь шагнуть вперед.

Попытка не удалась, маменька словно приклеилась к месту. Я наклонился и понял, в чем дело.

Встречали ли вы такие длинные резиновые коврики, состоящие из дырочек разного диаметра, больших и маленьких? Их часто расстилают перед торговыми точками, чем убивают сразу двух зайцев.

С одной стороны, в магазин не тащится вся грязь с улицы, с другой - покупатель не поскользнется на ступеньках. Так вот, каблуки Николетты попали в их крошечные отверстия и застряли там.

- Ты подергай ногами, - предложил я.

Маменька попробовала, но успеха не достигла.

- Вава, - приказала она, - немедленно освободи меня!

- Но как?

- Не знаю! Живей! Быстрей! Я опоздаю на поезд.

- Его еще даже не подали к перрону.

- Слышать ничего не желаю! Очень часто продают двойные билеты, я хочу первой войти в вагон!

Вава!!!

Понимая, что у нее сейчас начнется истерика, я встал на колени, прямо в февральскую грязь, и попытался вытащить один сапожок. Тщетная попытка, слишком тонкий каблук словно приварился к резине. Подошедший носильщик тоже потерпел неудачу.

Подергав туда-сюда маменькину ногу, он вспотел и с чувством произнес:

- Ну бабы! Кто же такую обувь носит! Прямо насмерть встала. Вы бы себе чего попроще купили, на резиновом ходу, дешево и удобно, ни в жисть не поскользнетесь. У меня жена хоть и помоложе будет, а давно такие приобрела...

Николетта разинула было рот, чтобы достойно ответить обнаглевшему мужику, но тут, как на грех, ожило радио.

- Граждане пассажиры, - понесся над нами равнодушно-металлический голос, - поезд номер...

- Ой, ой, - завопила маменька, - все, я опоздала! Идиоты!

- Не волнуйся, - пыхтел носильщик, - только посадку объявили. Состав за сорок пять минут до отъезда подают, ща мы тебя выкорчуем.

- Кретины, уроды, - плакала Николетта, - каким только образом ухитрились меня сюда запихнуть!

- Так я чего, - засопел носильщик, - я совсем ни при чем, и внук ваш тоже.

- Кто? - перестала биться в рыданиях Николетта. - Какой внук?

- Вот этот, - мужик ткнул в меня пальцем. - Мы вместе с ним бежали, вы одна сзади топали!

Я закрыл глаза. Все! Сейчас Николетта покажет нам небо в алмазах. И точно. Маменька секунду стояла с раскрытым ртом, потом издала вопль раненого бизона. Около нас мигом собралась толпа.

- Обокрали небось, - говорили одни.

- Не, в магазине обчистили, - предполагали другие.

- Теракт, - настаивали третьи, - эй, кого тут убили, дайте глянуть!

В конце концов из магазинчика высыпали продавцы. Разобравшись, в чем дело, они предложили свою помощь, и в конце концов одна из девочек придумала гениальный выход:

- Пусть она снимет сапоги, а мы скатаем дорожку, унесем ее в подсобку и там мигом вырежем каблуки.

- Глупости, - отмела это предложение маменька. - Я что, должна стоять босиком на снегу?

- Вовсе нет, - стрельнула в мою сторону густо намазанными глазами девица, - я принесу вам обувку.

Мне ее идея показалась конструктивной, и, несмотря на сопротивление маменьки, мы приступили к ее осуществлению. Сначала Николетте принесли чудовищного вида кроссовки, размера эдак сорок шестого. Увидев, что ей предложили временно нацепить на ноги, маменька затрясла головой и категорично заявила:

- Ни за что! Хоть убейте.

- Вы не волнуйтесь, - принялась уговаривать ее продавщица, - они чистые, просто страшные.

- Их Мишка только в магазине носил, - ворковала другая, расстегивая "молнию" на маменькиных сапогах.

- Нет, - капризничала та, - хоть убейте меня, не надену!

- На поезд опоздаешь, - напомнил я.

- Господи, - взвыла Николетта, - почему ты постоянно посылаешь мне испытания!

Причитая, она перебралась в кроссовки и, сев на поданный стул, стала раздавать указания продавщицам.

- А ну поторопитесь, а то ногам холодно. Эти уродские ботинки совсем не греют.

- Мишке они тоже не нравились, - пробормотала одна из торгашек, скатывая дорожку, - он их поэтому редко надевал, а после его смерти никто на них и не польстился.

- Чьей смерти? - подскочила на стуле Николетта.

- Так Мишка помер, - пояснили хором продавщицы, - сам допился, а ботиночки остались...

Выпалив это, девушки ловко подхватили дорожку и втащили ее в магазин.

- Это что? - растерянно обвела нас взглядом маменька. - Я надела обувь мертвеца?

Мы с носильщиком переглянулись. Мужик судорожно закашлялся, а я, ощущая, как уголки рта начинают разъезжаться в предательской улыбке, быстро сказал:

- Посиди тут пару минут одна, мы погрузим пока багаж в купе и за тобой вернемся.

Маменька, ошеломленная происшествием, милостиво кивнула. Носильщик дотолкал тележку до вагона, снял чемоданы и сумки, получил честно заслуженную плату и, давясь от хохота, ушел. Я побежал к магазинчику и нашел там маменьку в состоянии крайней озлобленности. В руках она держала десять рублей.

- Ты хочешь купить воды? - осторожно спросил я.

- Нет, - гаркнула Николетта, тяжело дыша от возмущения. - Это мне дали!

- Кто? - изумился я. - Зачем?

- Подошел какой-то урод, - запричитала маменька, - сначала просто смотрел на меня, потом сунул червонец и велел: "На, бабушка, купи себе хлебца". Он меня за нищую принял!

Я изо всех сил сжал зубы, чтобы сдержать смех.

Не далее как неделю назад Николетта купила себе за бешеные деньги последний всхлип моды: джинсовое пальто, подбитое соболем. Я не стану сейчас озвучивать стоимость вещи. Выглядит пальто устрашающе, так, будто три его предыдущих владельца скончались от старости, проносив этот шедевр на плечах всю свою жизнь. Потертая, кое-где рваная джинса, повсюду булавки, пятна, чистый кошмар, но зато модно и дорого. На вокзале полно провинциалов, естественно, большинство из них ничего не понимает в гримасах подиума. Добрый дядечка не пожалел десятки, увидев перед собой пожилую женщину, одетую в рванину и раздолбанные кроссовки. И назвал Николетту бабушкой!

Слава богу, именно в тот момент, когда маменька набрала полные легкие воздуха, чтобы втоптать меня в тротуар, появилась девушка с сапогами. Николетта швырнула ассигнацию в грязь, мгновенно обулась и понеслась к поезду. Я бежал за ней, тихо радуясь тому, что до отхода состава осталось девять минут и мне не придется долго сидеть в купе, выслушивая речи взбешенной маменьки.

Я хотел подсадить Николетту в вагон, но она отпихнула меня, схватилась руками за поручень, легко вскочила на ажурную железную ступеньку, повернула ко мне идеально намакияженное лицо и с вызовом поинтересовалась:

- Разве я похожа на старуху?

В желтоватом свете вокзальных фонарей мелкая сеточка морщин, покрывающая лицо Николетты, была абсолютно не заметна, а фигуру маменька сохранила девичью, поэтому я с жаром воскликнул:

- Конечно, нет! Тот мужчина небось пьяный был! Принять молодую женщину за бабушку! Смешно, право слово!

Николетта удовлетворенно улыбнулась, попыталась поднять ногу и.., осталась стоять. Я похолодел, нет, только не это!

- Вы идете? - поторопила проводница. - Прощайтесь скорей, посадка заканчивается!

Николетта усиленно дергала ногами, но не сдвинулась с места даже на миллиметр. А еще говорят, что снаряд два раза в одну воронку не падает! Маменька опять ухитрилась застрять гвоздеобразными каблуками в отверстиях. Только сейчас это была не дорожка, а ступенька. Поняв, что пассажирка потеряла способность двигаться, проводница забегала по перрону, размахивая руками, словно пытающаяся взлететь тучная курица.

- Ой, что делать-то! Ой, состав задержу! Ой, нагорит мне! Ой, она ж не может так на подножке до места ехать!

На свою беду, я обладаю слишком живым воображением и моментально представил такую картину.

Поезд несется сквозь ночь, издавая гудки, уютно светятся окна вагонов. На ступеньке стоит Николетта, одной рукой она, чтобы не упасть, цепляется за поручень, в другой держит мобильный телефон, в который изрыгает проклятия. Угадайте, кому адресованы ее гневные речи? Правильно, мне!

Надо отдать должное Николетте, она не стала рыдать, а заорала на проводницу:

- Хватит вопить! Эка невидаль, каблук застрял!