способностью угадывать характер человека, способностью, очевидно, врожденной
и инстинктивной, ибо к своим выводам они приходят отнюдь не путем
последовательного рассуждения и даже не могут сколько-нибудь
удовлетворительно объяснить, как это у них получилось. Но взгляды свои они
высказывают с поразительной уверенностью, даже когда эти взгляды вовсе не
совпадают с многочисленными наблюдениями лиц противоположного пола. Реже
отмечалась другая черта этих женских догадок (подверженных ошибкам, как и
все человеческие взгляды) - а именно, что женщины решительно не способны их
пересмотреть, и однажды выразив свое мнение, после уж ни за что от него не
откажутся, хотя бы действительность его в дальнейшем и опровергла, что
роднит таковые женские суждения с предрассудками. Более того: даже самая
отдаленная возможность противоречия и опровержения побуждает прекрасную
отгадчицу еще горячее и упорнее настаивать на своем, подобно
заинтересованному свидетелю на суде - так глубоко и лично она связывает себя
со своей догадкой.
матери, когда она сидела с вязаньем в его маленькой библиотечной комнате, -
не думаешь ли ты, что ты слишком уж строга к мистеру Невилу?
что-либо обсудить. - При этом ленты на ее чепчике так затряслись, как будто
про себя она прибавила: - И хотела бы я посмотреть, какое обсуждение
заставит меня изменить мои взгляды!
может быть лучше, чем обсудить вопрос со всех сторон, беспристрастно, с
открытой душой!
показывая, что ее собственная душа заперта наглухо.
дурно, - но ведь это было под влиянием гнева!
одинаковом состоянии.
не отказываюсь это обсудить.
такую непримиримую позицию?
достоинством пояснила старая дама.
потому что он вернулся домой пьяный и тем опозорил наш дом и выказал
неуважение к нашей, семье.
раскаивается.
ведь сам подошел ко мне на другой день в церкви сейчас же после службы, не
успев даже снять стихарь, и спросил, не напугалась ли я ночью, не был ли
грубо потревожен мой сон - я бы, пожалуй, так и не узнала об этом
прискорбном происшествии!
тогда я еще не решил. Я стал искать Джаспера, чтобы поговорить,
посоветоваться - не лучше ли нам с ним общими усилиями потушить эту историю
в самом зародыше - и вдруг вижу, он разговаривает с тобой. Так что было уже
поздно.
лица не было - после всего что ему пришлось пережить за эту ночь.
спокойствия, чтобы ты не волновалась и не тревожилась, и ради блага обоих
молодых людей - чтобы избавить их от неприятностей. Я только старался
наилучшим образом выполнить свой долг - в меру моего разумения.
поцеловала сына.
продолжал, потирая ухо, мистер Криспаркл после того, как его мать снова села
и принялась за вязанье, - и я бессилен.
мнения о мистере Невиле. И сейчас скажу: я о нем плохого мнения. Я тогда же
сказала и сейчас скажу: я надеюсь, что он исправится, но я в это не верю. -
И ленты на чепчике миссис Криспаркл опять пришли в сотрясение.
энергично двигая спицами, - но ничего не могу поделать.
мистер Невил очень прилежен и внимателен, и делает большие успехи, и - как
мне кажется - очень привязан ко мне.
если он говорит, что это его заслуга, так тем хуже: значит, он хвастун.
меняет.
фарфоровую пастушку, быстро шевелящую спицами, не было и следа раздражения;
скорее в нем читалось не лишенное юмора сознание, что с такими
очаровательными фарфоровыми существами бесполезно спорить.
отлично знаешь, какое она имеет на него влияние; ты знаешь, какие у нее
способности; ты знаешь, что все, что он учит для тебя, они учат вместе.
Вычти из своих похвал то, что приходится на ее долю, и скажи, что тогда
останется ему?
начали всплывать воспоминания. Он вспомнил о том, как часто видел брата и
сестру в оживленной беседе над каким-нибудь из его старых учебников - то
студеным утром, когда он по заиндевелой траве направлялся к клойстергэмской
плотине для обычного своего бодрящего купанья; то под вечер, когда он
подставлял лицо закатному ветру, взобравшись на свой любимый наблюдательный
пункт - высящийся над дорогой край монастырских развалин, а две маленькие
фигурки проходили внизу вдоль реки, в которой уже отражались огни города,
отчего еще темнее и печальней казались одетые сумраком берега. Он вспомнил о
том, как понял мало-помалу, что, обучая одного, он, в сущности, обучает
двоих, и невольно - почти незаметно для самого себя - стал приспосабливать
свои разъяснения для обоих жаждущих умов - того, с которым находился в
ежедневном общении, и того, с которым соприкасался только через посредство
первого. Он вспомнил о слухах, доходивших до него из Женской Обители, - о
том, что Елена, к которой он вначале отнесся с таким недоверием за ее
гордость и властность, совершенно покорилась маленькой фее (как он называл
невесту Эдвина) и учится у нее всему, что та знает. Он думал об этой
странной и трогательной дружбе между двумя существами, внешне столь
несхожими. А больше всего он думал - и удивлялся, - как это вышло, что все
это началось какой-нибудь месяц назад, а уже стало неотъемлемой частью его
жизни?
видела в том верный признак, что ему необходимо подкрепиться. Так и па сей
раз миловидная старая дама тотчас поспешила в столовую к буфету, дабы
извлечь из него требуемое подкрепленье, в виде стаканчика констанции * и
домашних сухариков. Это был удивительный буфет, достойный Клойстергэма и
Дома младшего каноника. Со стены над ним взирал на вас портрет Генделя * в
завитом парике, с многозначительной улыбкой на устах и с вдохновенным
взором, как бы говорившими, что уж ему-то хорошо известно содержимое этого
буфета и он сумеет все заключенные в нем гармонии сочетать в одну
великолепную фугу. Это был не какой-нибудь заурядный буфет с простецкими
створками на петлях, которые, распахнувшись, открывают все сразу, без всякой
постепенности. Нет, в этом замечательном буфете замочек находился на самой
середине - там, где смыкались по горизонтали две раздвижные дверцы. Для того
чтобы проникнуть в верхнее отделение, надо было верхнюю дверцу сдвинуть вниз
(облекая, таким образом, нижнее отделение в двойную тайну), и тогда вашим
глазам представали глубокие полки и на них горшочки с пикулями, банки с
вареньем, жестяные коробочки, ящички с пряностями и белые с синим
экзотического вида сосуды - ароматные вместилища имбиря и маринованных
тамариндов. На животе у каждого из этих благодушных обитателей буфета было
написано его имя. Пикули, все в ярко-коричневых застегнутых доверху
двубортных сюртуках, а в нижней своей части облеченные в более скромные,
желтоватые или темно-серые тона, осанисто отрекомендовывались печатными
буквами как "Грецкий орех", "Корнишоны", "Капуста", "Головки лука", "Цветная
капуста", "Смесь" и прочие члены этой знатной фамилии. Варенье, более
женственное по природе, о чем свидетельствовали украшавшие его папильотки,
каллиграфическим женским почерком, как бы нежным голоском, сообщало свои
разнообразные имена: "Малина", "Крыжовник", "Абрикосы", "Сливы", "Терен",
"Яблоки" и "Персики". Если задернуть занавес за этими очаровательницами и
сдвинуть вверх нижнюю дверцу, обнаруживались апельсины, в сопровождении
солидных размеров лакированной сахарницы, долженствующей смягчить их
кислоту, если бы они оказались незрелыми. Далее следовала придворная свита
этих царственных особ - домашнее печенье, солидный ломоть кекса с изюмом и
стройные, удлиненной формы, бисквиты, так называемые "дамские пальчики", кои
надлежало целовать, предварительно окунув их в сладкое вино. В самом низу,
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Березин Федор
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Лукьяненко Сергей