"Кристалл" отходит, а компас ничего не показывал: или его замагнитило, или
заклинило шпильку, на какой он висел. Гирокомпас не давал отражения в
рулевую, на зеркальное стекло. Работал только эхолот, прожигая бумагу
линиями искрящихся точек. Судно казалось неуправляемым. Даже двигателей не
было слышно. Можно было предположить, что их несет в потоке, возникшем от
прилива штормовой воды.
вахтенного механика:
брал на себя ответственность за судно. Однако не подозревал, что плавание
сложится так тяжело. К тому же опасность, хоть он и любил о ней поговорить,
была неведома ему, как человеку большой физической силы. А тут его разбудили
для дела, и то, что энергия, которую он бережно копил, сейчас
расплескивается в пустоту, наверное, и было самое мучительное, что он
ощущал.
рулевую и глянул только на эхолот.
приближении к берегу.
"Сели на мель". Но: "С мели снялся"...
подкосил:
фигуру плотника, небритого, в ватнике, с нерасчесанной, как куст, головой,
даже от волнения сглотнул: - Захотелось тебя увидеть, Леша...
установленного на плавучем маяке мыса Святой Нос. Обычно звук, издаваемый
колоколом, слышен в телефоне того борта, со стороны которого находится маяк,
и не слышен, если судно стоит кормой или прямо направлено на него. К тому же
звуковая волна часто заглушается шумом воды, обтекающей борта. Так что
радист должен иметь отменный слух, чтоб уловить сигнал и держать его в
секторе слышимости до определения точного направления. Наконец взяли
гидроакустический пеленг. Обогнули маяк, оказавшийся довольно большим, с
широкой патформой, удерживавшей 200-килограммовую тушу колокола,
раскачивавшегося на цепях под водой, и сделали поворот в шхеры Минина.
локатор не воспринимал в упор, так что они как бы появлялись внезапно.
Скорость течения, распавшегося на потоки, стала возрастать, и "Кристалл" так
водило на перемежающихся струях, что казалось, сейчас наткнется на скалу и
разобьется вдребезги. Не только тяжелейший вход в шхеры, но и движение в них
в любую минуту грозило гибелью "Кристаллу", если б не умение Просекова,
мгновенно произведя расчеты, отдавать точные приказы рулевому, а также
умение Шарова не менее точно исполнять их, успевая улавливать огни,
пролетавшие на фарватере, изменение цвета которых показывало, с какой их
обходить стороны. В сущности, для Суденко остались в памяти эти двое,
Просеков и Шаров, и еще радист Свинкин у слухового аппарата, и бледный,
застывший как изваяние, Кокорин, и штурман Сара, склонившийся над столом.
Наверное, Просекова забавляло, что он считался при Саре матросом, и он
находил время, чтоб давать Саре трогательные разъяснения насчет того, что он
делает и зачем, а Сара все это немедленно записывал, как прилежный ученик.
Весь этот ночной пролет в шхерах продолжался не больше часа, хотя время
тянулось бесконечно. Наконец эхолот показал увеличение глубин, они выходили
из шхер и, словно из облака, спустились на звездную полосу Болваньего
пролива. Этот яркий свет оказался неожиданным даже для птиц, и было видно,
как они, вылетая из стены тумана, не решаются сразу лететь дальше и в
ослеплении делают над морем большие круги.
себя, а гирокомпас помаленьку очищался, и рулевой готовился по нему править,
зацепившись за одну или две цифры. Суденко внезапно почувствовал какое-то
сближение капитана и рулевого в этой темной рубке перед широко всплывающими
огнями земли. И понял, что надо уйти.
19
стремительное, что разглаживало прибой, как прачка накрахмаленное белье.
идти в порт. Обычно эти суденышки сутками торчали на рейде, отваживаясь на
швартовку лишь в редкие минуты затишья. Деревянный пирс, отходивший от
берега, как указательный палец, был пуст, и движение корабля, оправданное в
море скоростью, должно было сейчас получить логическую завершенность рейса.
строй деревянных судов, как белая морская птица среди выводка квохчущих кур,
и смело устремился в открытое окно гавани. Он шел с приспущенными якорями, у
которых застыл боцман Кутузов, чтоб вцепиться ими, как клешнями, в скалистый
грунт: со штурвалом, накатанным на поворот, который сжимал Леха Шаров,
готовый броситься на таран течения, противопоставив ему крепость своих мышц
и лошадиные силы машин, возле которых застыл Микульчик со своими механиками
и мотористами, Вовяном и Андрюхой; со стерегущими матросами Величко и
Трощиловым, державшими наготове свернутые петлями бросательные концы; при
зрительском соучастии радиста Свинкина, повара Дюдькина и весело лаявшего
Дика, кипевших желанием броситься на выручку кому-либо, и при ажиотаже на
охотничьих судах, где уже лязгали цепи и прогревались двигатели, так как
всем стало ясно, что "Кристалл" идет на причал и можно пристроиться за ним.
облачившись в алюминиевую распашонку "Кристалла", капитан Просеков взмахом
руки отдал приказ рулевому. Леха Шаров протаранил течение на самом опояске
"восьмерки", где ее разнотекущие струи, перекрещиваясь, ослабляли себя, а
Просеков, переведя телеграф на задний ход, сумел развернуть судно на одной
пятке кормы, и, как только "Кристалл" описал дугу, течение, оказавшись у
него с морской стороны, привело рыскавший нос в соответствие с линией ветра.
Теперь течение ограждало их как барьер, и только ветер осталось перехитрить.
С этим справился боцман, обрушив в воду свои якоря. Поигрывая чугунной
цепочкой, чтоб ветер скользил под углом, не натягивая звенья, он в мгновение
ока оказался у ветра за спиной, вытравив ровно столько цепи, чтоб ее хватило
до пирса, а потом, когда ветер пропустил, тут же подобрал цепь, дав
"Кристаллу" опереться на якоря. Наступила очередь Величко и Трощилова. Они
не промедлили, с ходу заарканив несущийся берег, и, как только там зацепили
тросы, положили внакрут на кнехты, и при полном изумлении публики
легковесный "Кристалл" (ошибись Просеков хоть на миллиметр, его б сдуло в
море как пушинку) прикоснулся к ободранным сваям скулой, а потом прижался
всем корпусом, сотворив маленький морской шедевр, который мог понять и
оценить только истинный моряк, а не какой-либо брюзга или чиновник.
каюту недисциплинированного матроса Просекова. Нетерпеливо посматривая,
когда за ним закроется дверь, Кокорин не мог предположить, что его ждало еще
одно испытание. Приготовил его боцман Кутузов, который запереться Просекову
не дал.
обтягивавших рукава ватника наподобие мотоциклетных краг (обычные нитяные
перчатки, предназначенные для работы на палубе), сжимая в руках швабру и
веник, произнес с торжественностью в голосе, придававшей особую значимость
тому, что он говорил:
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МАРЕСАЛЕ *
1
Корнев Павел
Лукьяненко Сергей
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс