разбудил Брюса и Ленгдона. Ленгдон, как только оделся, пошел навестить
Мускву и, убедившись, что миска дочиста вылизана, выразил свое
удовольствие, потребовав от остальных внимания к этому знаменательному
событию.
поглаживание рукой. Затем Ленгдон достал из мешка, сделанного из воловьей
кожи, еще одну банку молока и открыл ее на глазах у Мусквы. Медвежонок
видел потекшую в миску сливочно-белую струйку.
носа, и Мусква, хоть убей, не мог удержать язык, который сам высунулся изо
рта. Целых пять минут ел он из миски, которую держала рука Ленгдона! Но
стоило только Брюсу подойти полюбоваться этой картиной, медвежонок
оскалился и зарычал.
завтраком. - Через несколько дней он будет бегать за тобой, как собачонка,
Джимми.
тот. - Что это ты рассказывал как-то о медведях Джеймсона?
отшельник. Спускался с гор только два раза в году, запастись провизией.
Приручал гризли. Много лет у него жил один, огромный, не меньше этого
верзилы, за которым мы сейчас гоняемся. К Джеймсону он попал медвежонком.
А когда мне довелось увидеть его, он весил уже тысячу фунтов и таскался за
Джеймсоном, как собака, всюду, куда бы тот ни шел. Ходил с ним даже на
охоту, и спали они у одного походного костра. Джеймсон любил медведей и не
убил ни одного из них на своем веку.
медведях что-то такое, за что их нельзя не любить. Не думаю, что стану
охотиться на них снова... Вот только покончим с этим убийцей собак. Мне
кажется, это мой последний медведь.
штата к югу от границы, где для охоты на медведя был бы введен хоть один
"закрытый сезон"! Ведь это просто преступление, Брюс. Медведи оказались на
одной доске с вредными хищниками, и их не возбраняется истреблять круглый
год. Не возбраняется откапывать их в берлогах, спящих, даже с малышами...
И... да простит мне небо... и я тоже помогал откапывать их оттуда! Мы
настоящие звери, Брюс! Временами мне кажется, что ходить с ружьем вообще
преступно...
петле. Ленгдон подбежал, схватил его на руки, поднял и перенес через сук,
за который зацепилась веревка. Затем он поставил медвежонка на землю.
Мусква не огрызнулся и даже не зарычал.
западу отсюда, а Ленгдон остался залечивать ушибленное колено, которое
разболелось еще сильнее. Большую часть времени он провел в обществе
Мусквы.
медвежонок бегал за ним вокруг дерева, из кожи лез вон, чтобы добраться до
миски, которую искуситель держал так, что до нее не дотянешься. Потом
Ленгдон садился на землю, и Мусква забирался чуть ли не на колени к нему,
лишь бы только достать патоку. У медвежонка в возрасте Мусквы нетрудно
завоевать доверие.
обожает сласти и льнет ко всякому, кто добр к нему. Более милого существа
не найдешь среди четвероногих. Круглый, пушистый и такой забавный, что
кого хочешь приведет в хорошее настроение. И не раз Ленгдон хохотал до
слез, особенно когда Мусква делал решительные попытки вскарабкаться по его
ногам, чтобы добраться до патоки.
кормила его ничем подобным. А самое вкусное, что доставал Тэр, была
всего-навсего форель. К вечеру Ленгдон отвязал веревку, на которую был
посажен Мусква, и повел его на прогулку к ручью, прихватив с собой миску с
патокой. Ленгдон то и дело останавливался, чтобы медвежонок попробовал ее
содержимое. Через полчаса после этой своеобразной репетиции Ленгдон бросил
веревку и направился в лагерь. Мусква побегал за ним! Это была полная
победа, и по спине Ленгдона даже мурашки пробежали от удовольствия. Такого
он не испытывал еще за все время своей охотничьей практики.
появлялся. Стало темно, и охотники разложили костер. Только через час,
когда они уже кончали ужинать, появился Брюс. За плечами у него была
какая-то ноша. Он сбросил ее неподалеку от дерева, за которым притаился
Мусква.
Подстрелил его из пистолета.
скрюченному телу, которое лежало футах в трех-четырех от него. Медвежонок
обнюхал его и весь так и затрясся. Прижавшись к мягкому, еще не
утратившему живого тепла меху, он всхлипнул тихонько и на время притих.
мертвого маленького Пипунескуса!
17. ТЭР СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ
и Метусин за день намаялись, карабкаясь по горам, и завалились спать
пораньше, и Ленгдон последовал их примеру. Пипунескус так и остался лежать
на том самой месте, где Брюс сбросил его.
забилось чаще его сердце. Он еще не знал, какой бывает смерть, да и вообще
не знал, что это значит, а кроме того, Пипунескус был мягким и теплым, и
Мусква был уверен, что тот вот-вот зашевелится. Теперь у Мусквы не было ни
малейшего желания затевать с ним драку.
догорел. А Пипунескус не двигался.
шерстку, всхлипывая и как бы говоря при этом: "Я не буду больше драться с
тобой, Пипунескус! Просыпайся же, и давай дружить!"
разбудить его. Не переставая уверять своего маленького толстого врага, с
которым они сражались когда-то на зеленом лугу, что он раскаивается теперь
в своем прежнем недружелюбии к нему, Мусква, все так же всхлипывая, приник
к Пипунескусу и вскоре заснул.
вдруг замер на месте и целую минуту простоял не шевелясь. А затем какой-то
странный, приглушенный крик сорвался с его губ. Прижавшись друг к другу,
как будто оба были живыми, лежали Мусква и Пипунескус. Мусква же каким-то
образом пристроился так, что маленькая лапа мертвого медвежонка, обнимала
его.
протирая глаза, шагал с ним к медвежатам. Он, так же как и Ленгдон,
остановился пораженный. Друзья переглянулись.
мясо собакам, Брюс!
после этого друзья не разговаривали. Метусин тем временем оттащил
Пипунескуса подальше от лагеря.
собакам. Его положили в ямку, вырытую в пойме ручья, засыпали песком и
завалили камнями. И это все, что смогли сделать Брюс и Ленгдон для
Пипунескуса.
кварца, в котором оказались бесспорные признаки золота, и вместе с
индейцем вернулся в лагерь за приспособлениями для его промывки. Ленгдон
же все возился с Мусквой, воспитывая медвежонка.
него и начинали рваться со сворок, порол их, пока они наконец не
сообразили и не усвоили, что хотя Мусква и медведь, однако особа его
неприкосновенна.
понадобилось снова привязать его, тот уже не стал сопротивляться.
разведками в долине на восток от горного кряжа и в конце концов пришли к
заключению, что найденные ими крупицы принадлежат к ледниковым наносам и
не выведут их к золотоносной жиле.
испытать Мускву и взял его к себе в постель. Он думал, что с ним хлопот не
оберешься, но Мусква спал тихо, как котенок, и, после того как устроился
поуютней, почти не шелохнулся до самого утра. Часть ночи Ленгдон проспал,
обнимая рукой теплое и пушистое тельце медвежонка.
ушибленная нога Ленгдона разболелась не на шутку, и это нарушило их планы.
Ленгдон был не в состоянии пройти более четверти мили сразу. А сесть в
седло было так больно, что об охоте верхом не могло быть и речи.
Если мы дадим нашему старикану передышку побольше, то он, пожалуй, станет