бессильной и беспомощной толпой.
величавого собрания узкоглазых созданий с нимбами и коронами, с длинными
мочками, тонкими носами и выпяченными подбородками, чье сходство с
высеченным на Нгранеке ликом могло бы выдать их принадлежность к роду тех, к
кому наш сновидец пришел обратить свою молитву. За исключением этой
единственной освещенной залы, ониксовый замок на вершине Кадата был темен,
Картер пришел к неведомому Кадату в холодной пустыне, но не нашел богов, его
обитателей. И все же страшный свет сиял в этой единственной башенной зале,
которая была много меньше, нежели безбрежные пространства снаружи, и чьи
далекие стены и потолок терялись в клубящихся туманах. Земных богов здесь не
оказалось, верно, но прочих созданий, незримых и неосязаемых, было в
избытке. Там, где добрые боги отсутствуют, Иные тем не менее имеют своих
посланников, и, разумеется, ониксовый замок отнюдь не был необитаем. Но
Картер не мог даже себе вообразить, в каком виде будет явлен ему несказанный
ужас. Он понял, что его визита тут ждали, но мог лишь гадать, сколь давно и
пристально следил за его паломничеством ползучий хаос Ньярлатотеп. Тот самый
Ньярлатотеп, кошмар безграничной формы, ужасный дух и посланник Иных богов,
которому служат грибообразные лунные твари, и Картер вспомнил черную галеру,
исчезнувшую в море, когда в битве на скалистом острове жабоподобные стали
терпеть поражение.
стаи, и вдруг без всякого предупреждения озаренную бледным сиянием
бесконечную залу прорезал громовый глас демонической трубы. Трижды прогремел
этот ужасающий клич, и когда эхо от третьего трубного рева растаяло вдали,
Рэндольф Картер увидел, что остался один. Куда, почему и как вдруг исчезли
все упыри и ночные призраки, он не мог даже помыслить. Он лишь знал, что
внезапно остался один и что безмолвно хохочущие незримые плясуны,
заключившие его в круг своей пляски, отнюдь не доброжелательные духи земного
мира сновидений... Потом из бездонных глубин донесся новый звук. Это тоже
был ритмичный глас трубы, но совсем не похожий на те три раската, что смели
в незримую пустоту его верных спутников. В этом низком вое трубы эхом
звучали напевы чудес и мелодий космического сна, и при каждом новом аккорде
и при каждой неведомой каденции возникали видения экзотических пейзажей
невообразимой красоты. Золотые звуки сопровождали порывы дивных благоуханий,
потом над его головой занялся яркий свет, волнообразно менявший оттенки,
чуждые привычному спектру, и служивший мрачным симфоническим сопровождением
трубной песни. Вдали замерцали факелы, и, разрывая пелену напряженного
предчувствия, послышалась приближающаяся барабанная дробь.
гигантских чернокожих невольников в набедренных повязках из светящегося
шелка. На их головах были укреплены, словно шлемы, огромные факелы из
блестящего металла, от которых дымными кольцами струился аромат неведомых
бальзамических благовоний. В правой руке невольники держали хрустальные
жезлы, на концах которых были вырезаны оскалившиеся в ухмылке химеры, а в
левой руке они сжимали длинные серебряные трубы, в которые поочередно дули.
Их щиколотки и предплечья были стянуты золотыми браслетами, а оба браслета
на щиколотках были соединены золотыми цепочками, заставлявшими невольников
идти неспешной походкой. Было ясно с первого взгляда, что это чернокожие
обитатели земного мира сновидений, но их одеяния и поведение выдавали в них
неземных существ. В десяти шагах от Картера процессия остановилась, и тотчас
же серебряные мундштуки прилипли к толстым губам трубачей. Грянул дикий
экстатический трубный хор, а за ним последовал еще более дикий вопль,
искусно исторгнутый черными глотками на оглушающе-пронзительной ноте.
появилась одинокая фигура -- высокий стройный муж с юным лицом античного
фараона, облаченный в переливающийся хитон и увенчанный золотым венцом, от
которого исходило сияние. Прямо к Картеру шел величественный муж, чья гордая
осанка и приятные черты лица были исполнены очарования смуглого бога или
падшего ангела и в чьих глазах играли потаенные искорки прихотливого нрава.
Пришелец заговорил, и в мелодичных модуляциях его голоса зажурчала
необузданная музыка летейского потока.
Великих, кого смертным не позволено видеть. Соглядатаи сообщили об этом, и
Иные боги возроптали, исступленно мечась и кружась под тонкие звуки флейт в
вечной черной пустоте, где обитает султан демонов, чье имя запрещено
произносить вслух.
танцуют и воют над облаками при лунном свете, он не вернулся. Там были Иные
боги и сделали то, что от них и требовалось. Зенит из Афрата пытался
отыскать неведомый Кадат в холодной пустыне, и ныне его череп впаян в кольцо
на мизинце того, кого мне нет нужды называть по имени.
сновидений, и все еще горишь жаждой поиска. Ты пришел не из праздного
любопытства, но как взыскующий истины, и ты без устали выказывал свое
почтение к добрым земным богам. И все же эти боги не допускали тебя к
чудесному предзакатному городу твоих снов, и лишь по причине их мелочной
скупости, ибо правда в том, что они сами возжаждали обладать жуткой красотой
создания твоей фантазии и поклялись, что отныне никакое иное место не будет
их обиталищем.
городе. Днем они бродят по мраморным дворцам, а с заходом солнца
прогуливаются в благоухающих садах и наслаждаются величественным видом
закатной позолоты на храмах и колоннадах, на арочных мостах и в серебряных
чашах фонтанов, на широких улицах с цветочными вазами и сверкающих рядах
статуй из слоновой кости. А с наступлением ночи они поднимаются на террасы
горного склона, увлажненного ночными росами, садятся на резные скамьи из
порфира и взирают на звезды или, перегнувшись через перила балюстрад,
устремляют взор на крутые северные склоны, где окошки в старинных башенках
одно за другим озаряются мягким сиянием -- то желтое пламя уютных домашних
свечей.
земные возвышенности и горы своей юности. На земле более не осталось богов,
и лишь Иные боги из внешних пределов имеют власть на незапамятном Кадате.
Далеко-далеко отсюда, в долине, где прошло твое детство, Рэндольф Картер,
предаются беззаботным забавам Великие боги. Ты слишком умело погружался в
сновидческий мир, о величайший сновидец, ибо ты смог увести богов сна прочь
из мира всеобщих видений в мир, который всецело принадлежит тебе одному,
выстроив из своих детских фантазий город, прекраснее всех призраков, доселе
рожденных.
пауку, трудолюбиво ткущему там паутину, да Иным богам, владычествующим в их
обители в привычной для Иных манере. С превеликой радостью силы внешнего
мира наслали бы хаос и ужас на тебя, Рэндольф Картер, причину их печали, но
они знают, что в твоей лишь власти вновь вернуть богов в их исконный мир.
Никакая сила вечной ночи не может проникнуть за тобой в твой
полубодрствующий сновидческий мир, и лишь ты один способен уговорить
самолюбивых Великих уйти из твоего чудесного предзакатного города и
вернуться через северные сумерки обратно в их привычную обитель на вершине
неведомого Кадата в холодной пустыне.
исполнение моей воли. Я поручаю тебе найти твой предзакатный город грез и
изгнать оттуда позабывших о своем долге богов, которых дожидается
сновидческий мир. Тебе несложно будет отыскать сонмище богов, услышать глас
божественных труб и звон бессмертных кимвалов, ту тайну, чье местонахождение
и смысл преследовали тебя неотступно в пору бодрствования и в глубоком сне,
и мучили тебя обрывками растаявших воспоминаний и болью об утраченном, столь
дорогом и мимолетном. Тебе несложно будет отыскать этот символ и останки
восторженной поры твоей жизни, ибо воистину это вечное и нетленное
сокровище, в коем слепились сверкающие осколки твоих юных восторгов, освещая
тропу твоих вечерних блужданий. Внемли! Не за неведомые моря, но в столь
знакомые тебе годы прошлой жизни лежит теперь твой путь, обратно к тем
незабываемым чудным местам и мыслям детства, к мимолетным солнечным
проблескам магии, которые твой пытливый юный взор узрел в древних пейзажах.
всего того, что ты видел и любил в юности. Это великолепие бостонских крыш
на горных склонах и озаренных пожаром заката западных окон, и душистых
цветов на площади Ком-мон, и огромного купола на холме, и лабиринта
фронтонов и печных труб в фиолетовой долине, по которой сонно течет Чарльз,
оседланный многими мостами. Все это ты, Рэндольф Картер, увидел, когда твоя
нянька впервые вывезла тебя в коляске на весеннее солнце, и те же видения в
последний раз пробегут перед твоим мысленным и любящим взором. А еще есть
древний Сей-лем, погруженный в воспоминания о протекших годах, и призрачный
Марблхед, чьи скалистые окрестности убегают в глубь прошлых веков, и величие
сейлемских башен и шпилей на другой стороне гавани, которые можно увидеть с
марблхедских пастбищ на фоне закатного солнца.
холмах над голубым заливом, с зелеными террасами, тянущимися вверх к шпилям
и цитаделям неумирающей древности, и Ньюпорт, вьющийся точно дивный венок
вверх от своих сонных вод. И Аркхем, с его мшистыми двускатными крышами и
горными лугами на горизонте; и допотопный Кингспорт, с частоколом печных
труб, и безлюдными пирсами, и насупившимися фронтонами; и несравненное чудо
высоких утесов; и объятый молочными туманами океан с звенящими буйками у
линии горизонта.
нью-хэмпширских сельских дорог, где за гигантскими вязами притаились
белостенные крестьянские домики и скрипучие колодцы. И просоленные причалы
Глостера, и продуваемые всеми ветрами плакучие ивы Труро. И бесконечные
панорамы далеких городков с торчащими иголками шпилей, и горные цепи за
горными цепями вдоль Норт-Шора, и безмолвные каменистые склоны и низенькие
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Херберт Фрэнк
Володихин Дмитрий