вдруг ступил. Молодые, мы не были испуганы. Мы даже впали в известное
горделивое чувство от приобщениЯ к опасной игре с властью. Оба фыркали,
мол, КГБ студентомРмладшекурсником интересуется, мол, надо же как! А Я
на высоких тонах все повторял ему свое, мол, не пора ли, Веня, сюжет по-
вернуть? С Пусть неделюРдве камера, пусть побитаЯ скула и вывихнутое
плечо (пусть, Веня!), пусть крики, брань, донос в деканат, исключение,
пятнадцать суток, что угодно, но не это затянувшеесЯ липкое расследова-
ние. Эти их допросы, на удивление нешумные, мелкие, глиняные, никакие и
в то же времЯ чреватые, не Ямка, Веня, а уже Яма! њто угодно, но не это
нагнетающеесЯ сидение за столом лицом к лицу, плюс Венина раз от разу
насмешка, Ядовитости которой сам Веня, кажется, не понимал. (Зато Я по-
нимал С попадало иногда рикошетом и хлестко.)
не думал, что удар С философия. Я был старший брат: Я всего лишь гово-
рил, стараясь ободрить и отвести от Вени беду. Но будущее, конечно, уже
набегало. Я как бы знал. Я с счастливой легкостью предощущал пока еще
отдаленный человеческий опыт (предощущал и уже примеривалсЯ С и, кто
знает, накликивал себе самому).
кой, а то и прямо с лекции. Тоже ведь текучка: день за днем. На пробу
следователь устраивал нелепые встречи с людьми, которых ВенЯ мог бы
знать или опознать: он, конечно, их не знал. Не знал тогдашней диссиден-
туры. (Был в стороне, молодой.) Он все смеялся, пересказываЯ мне подроб-
ности допросов: мол, только представь себе, рутина, беседа как беседа,
все записывают, не бьют! что за времена!.. Смеялся, но и не знал, как
было ему вырваться, выйти или хоть выползти, из этих паутинных, уже не
сталинских времен С как?
Веню выгнали бы из института, пусть бы ненадолго его сослали, посадили:
первые добрежневские годы, не лес валить, и отсидел бы! Важно было С
прервать... При всей гениальности ВенЯ не понимал, что он не столько в
ловушке чьегоРто доноса, сколько в ловушке своего собственного чувства
превосходства над людьми: в ловушке своего ТяУ. ЛюбЯ брата, не идеализи-
рую его С ВенЯ был, бывал надменен. (Не по свойству души С по молодости.
Вот оправдание.) Как в прошлые века всем известные молодые гении, так же
и мой брат не щадил. Язвил, насмехался. А смех, если уж ВенЯ над кем
смеялся, делал сидящего напротив ничтожеством, вошью. Снести нельзя. Ра-
зумеется, не оправдывает гебистов. Но горько знать, что то, что ВенЯ пе-
ренес и что он не вынес, было не столько за его гениальные рисунки (и
даже не за чьиРто стилизованные карикатуры), а за гордыню. Не море топит
С лужа.
слишком хороши С нравясь там и тут, он мог стать неспешным утонченным
портретистом. Или, что скорее всего, вырос бы подпольный художникРаван-
гардист, и власть бы боялась его трогать руками . С ним бы считались.
(Ну, запретили бы выставкуРдругую. Ну, разогнали бы с бульдозером эк-
зальтированно стонущих экспертов и не пустили бы дважды в Италию!) С ог-
лядом и задним числом мы, конечно, упрощаем, и экзистенциальнаЯ распути-
ца художника вот уже сводитсЯ до развилки, до двух или трех дорог и до
Якобы твоего личного внятного выбора из них (когда на деле ты топталсЯ в
глиняном бездорожье). Но ведь и усложнять нехитро. Увы. Не был это бой,
дуэль гениЯ с системой С была перепалка с мелким, самолюбивым следовате-
лишкой. День за днем натягиваясь, нагнетаясь, продолжалось их сидение за
столом С лицом к лицу С как подумаешь, как тонка вилась ниточка! Наконец
ВенЯ пересолил С бледный, белый от злобы, играЯ скулами, следователь (не
молодой, но и не стар был) вызвал охрану. Просто велел увести. Он не хо-
тел побоев и шума, не хотел так уж сразу. Не хотел, чтобы вслед потянуло
жалобным дымком, дымком слухов и жалоб, разговоры, рябь на воде. Не хо-
тел, чтобы избитый ВенЯ под шумок ускользнул С строптивого (и побитого)
студента хочешь С не хочешь могли под акт списать, передать в обычную
больницу. (А там и другим следователям; ищи его после.)
ронял говно.
него и точно имелсЯ выбор будущего (длЯ подследственного) С в пределах
его личного решениЯ в будущее уходили, ветвясь, накатанные дорожки, три
или четыре, одна из них, кривая, как раз к белым халатам. (К лечению от
инакомыслиЯ С к полноправному вторжению врачей в твое ТяУ.) Следователь
знал, что написать и что дописать; а также что и где вполбуквы добавить.
Он уготовил Вене путь, который запомнил от старших. Так что удивительно-
го (то есть неожиданного) в процессе принудительного лечениЯ в том слу-
чае не было. В один из ожидаемых врачами моментов их больной (Веня) не
смог справитьсЯ с химией в крови и с ее нацеленной интервенцией в мозг.
Мозг Вени не отключалсЯ С он лишь включалсЯ невпопад, не управлял, не
значил, отчего четыре недели кряду кал из больного (из моего брата) из-
вергалсЯ неожиданно и самопроизвольно. Так и было. Целый месяц. Дорожка
привела. Следователь знал, что обещал.
го, и тут причина могла быть не в мстительном интересе, а в том, что
дослеживание Вени входило в его обязанности; работа. Так или иначе сле-
дователь посетил Веню в больнице. Зашел в его палату, в белом халате.
Хорошо выбритый, негромкий. Сидел возле Вени. Спросил:25
С Ну, как дела?.. Роняешь говно?
(второй месяц; симптом С пыль в мозгах).
поворочал тяжелым Языком, ответил:
рядом С спросил:
живи.
удобно заменял слишком созвучные в нашем прошлом (слишком шумные) выст-
рел в затылок и лесоповал. За допросное времЯ Веню лишь однажды побили С
в машине. Разбили ему лицо, сломали два зуба, все в кровь, непрофессио-
нально. Они его всего лишь сопровождали, в машине тесно, а все они,
включаЯ Веню, были в пальто, зима. Он быстро довел их, он их достал. Он
мог достать кого угодно и с какими угодно кулаками, дело не в молодой
отваге С просто надменное львиное сердце. ВенЯ издевалсЯ над их пло-
хонькой одеждой, мол, зима, и что ж вас, сук, не ценят, айРайРай. Или,
мол, еще не заслужили, троечники? не с чужого ли плеча одежонка?.. Один
из них ударил его по Яйцам, ребром ладони. Больно, должно быть. Но тогда
и ВенЯ (все еще смеясь С а он реагировал тоже тотчас) плюнул нападавшему
в лицо.
зывал он и пробовал насвистывать, без двух зубов с левой стороны.
торопили, толчками подгоняли к дверям, где следователь, а Веня, так це-
нивший прикосновение (и не терпевший прикосновений чужих) выкрикивал им:
предполагали (с оговорками, но ведь предполагали), что нет дыма без огнЯ
и что ВенЯ теперь уже сам зачастил на доверительные беседы С такой блес-
тящий и ведь талантливый!
уже пил чаек и малоРпомалу стал разговорчив со следователем, наследил .
Когда пустят слух, человек бессилен, это известно. Перемигивались и рас-
суждали, шуршали в ельнике, непойманные на слове. Люди неблагодарны, это
ведь тоже известно. Еще и свиньи. Тем более молодые. Тем более, если лю-
били.
Мацумото Сэйте
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Суворов Виктор
Березин Федор