чулках и туфельках с высокой шнуровкой.
серовато-синем костюме, сдвинув со лба соломенную шляпу, курил одну за
другой русские папиросы. Он выглядел еще не совсем взрослым, но усы, более
темные, чем волосы и ресницы, за последнее время у него очень распушились.
Слегка вскинув, по своей привычке, одну бровь, он вглядывался в клубы пыли
и убегающие деревья по обочинам шоссе.
Во-первых, по известным тебе причинам... ты, Том, пожалуйста, не
насмешничай; конечно, мне хочется уехать еще на несколько миль подальше от
неких золотисто-желтых бакенбард... Но главное - я ведь еду в совсем
другое Травемюнде, возле самого моря, к Шварцкопфам... До курортного
общества мне никакого дела не будет... Признаться, оно мне порядком
наскучило, и меня совсем к нему не тянет... Не говоря уже о том, что этот
человек знает там все ходы и выходы. В один прекрасный день он, нимало не
церемонясь, мог бы появиться возле меня со своей неизменной улыбкой.
инкрустированной крышкой, на которой была изображена тройка и нападающая
на нее стая волков, - подарок, полученный консулом от одного русского
клиента. Том в последнее время пристрастился к этим тонким и крепким
папиросам со светло-палевым мундштуком; он курил их в огромном количестве
и усвоил себе скверную привычку втягивать дым глубоко в легкие, а затем,
разговаривая, клубами выпускать его.
гамбуржцами... Консул Фриче, владелец курорта, сам ведь из Гамбурга...
Папа говорит, что он делает сейчас крупнейшие обороты. Но если ты не
будешь посещать парк, ты упустишь много интересного... Я уверен, что Петер
Дельман уже там: в эти месяцы он всегда уезжает из города. Его дело может
ведь идти и само собой - ни шатко ни валко, разумеется. Смешно! Да... По
воскресеньям, конечно, будет наезжать и дядя Юстус - подышать воздухом, а
главное, поиграть в рулетку... Меллендорфы и Кистенмакеры, надо думать,
уже прибыли туда в полном составе, Хагенштремы тоже...
Августом Меллендорфом и, уж будь покоен, на своем поставит. Тогда они
окончательно утвердятся в обществе! Веришь, Том, я просто возмущена! Эти
выскочки...
мире, а это главное...
Лезут напролом, не соблюдая приличий... Дедушка говорил про Хинриха
Хагенштрема: "У него и бык телится"... Да, да, я сама слыхала.
помолвка эта - дело весьма разумное. Юльхен станет мадам Меллендорф,
Август получит выгодную должность.
людей...
недавно сказал: "Будущее принадлежит им"; тогда как те же Меллендорфы...
Кроме всего прочего, они способные люди, эти Хагенштремы. Герман очень
толково работает в деле, а Мориц, несмотря на свою слабую грудь, блестяще
окончил школу. Сейчас он изучает право и, говорят, подает большие надежды.
семьям приходится гнуть спину перед ними и что, например, мы, Будденброки,
как-никак...
хвастаться. В семье не без урода! - Он взглянул на широкую спину Иохена и
понизил голос: - Одному богу известно, что творится в делах у дяди Юстуса.
Папа всегда качает головой, когда говорит о нем, а дедушке Крегеру
пришлось раза два выручать его довольно крупными суммами... С нашими
кузенами тоже не все обстоит как должно. Юрген хочет продолжать ученье, а
все никак не сдаст экзамена на аттестат зрелости. Что касается Якоба, то
говорят, что у Дальбека в Гамбурге им очень недовольны. Ему вечно не
хватает денег, хотя получает он их предостаточно. Если бастует дядя Юстус,
то посылает тетя Розалия... Нет, по-моему, нам бросать камень не
приходится. А если тебе охота тягаться с Хагенштремами, то изволь, выходи
замуж за Грюнлиха!
да, может быть, ты и прав, но сейчас я об этом думать не желаю. Я хочу
забыть о нем. Сейчас мы едем к Шварцкопфам. Я ведь их, собственно, совсем
не знаю. Приятные они люди?
после пятого стакана грога. Он был как-то у нас в конторе, и оттуда мы
вместе отправились в морской клуб... Насчет выпивки он не промах. Его отец
родился на судне норвежской линии и потом на этой же линии сделался
капитаном. Дидрих прошел хорошую школу, старший лоцман - ответственная
должность и весьма прилично оплачивается. Он старый морской волк, но с
дамами неизменно галантен. Погоди, он еще начнет за тобой ухаживать...
я учился, он тоже был то ли в последнем, то ли в предпоследнем классе.
Теперь он, наверно, студент... Смотри-ка, море! Еще какие-нибудь четверть
часа...
тихого и мирного. Затем вдруг вынырнула желтая башня маяка, и глазам их
открылась бухта, набережная, красные крыши городка и маленькая гавань с
теснящимися на рейде парусниками. Они миновали несколько домов, оставили
позади церковь, покатили по Первой линии, вытянувшейся вдоль реки, и
остановились у хорошенького маленького домика с увитой виноградом
верандой.
головы морскую фуражку. Это был коренастый, плотный мужчина с красным
лицом, водянисто-голубыми глазами и бурой колючей бородой веером, от уха
до уха обрамлявшей его лицо. Его красный рот с толстой и гладко выбритой
верхней губой, слегка искривленный, так как он держал в зубах деревянную
трубку, хранил выражение достоинства и прямодушия. Под расстегнутым
кителем с золотым шитьем сверкал белизною пикейный жилет. Лоцман стоял,
широко расставив ноги и слегка выпятив живот.
пожаловали... - Он бережно высадил Тони из экипажа. - Господину
Будденброку мое почтение! Папенька, надеюсь, в добром здравии и госпожа
консульша тоже?.. Рад, душевно рад! Милости просим! Жена уже приготовила
нам закусочку. Отправляйся-ка на заезжий двор к Педерсену, - сказал он
кучеру, вносившему чемодан Тони. - Там уж накормят твоих лошадок! Вы ведь
у нас переночуете, господин Будденброк? Как же так нет? Лошадям надо
передохнуть, да и все равно вы не успеете засветло вернуться в город.
часа спустя, когда все уже пили кофе на веранде. - Какой дивный воздух!
Даже водорослями пахнет! Я ужасно рада, что приехала в Травемюнде!
поблескивавшая на солнце река с лодками и многочисленными причалами; и
дальше, на сильно выдавшейся в море Мекленбургской косе, - домик паромщика
на так называемом "Привале". Большие чашки с синим ободком, похожие на
миски, казались странно неуклюжими по сравнению с изящным старинным
фарфором в доме на Менгштрассе, но весь стол, с букетом полевых цветов
перед прибором Тони, выглядел очень заманчиво, тем более что голод после
путешествия в экипаже уже давал себя знать.
то в городе вы уж и с личика спали. Ну, да известно, какой в городе
воздух, да еще всякие там балы...
пятидесяти, была на голову ниже Тони и довольно тщедушного сложения. Свои
еще черные, аккуратно и гладко зачесанные волосы она подбирала в крупно
сплетенную сетку. Одета она была в темно-коричневое платье с белым
воротничком и такими же манжетами. Опрятная, ласковая и приветливая, она
усердно потчевала гостей домашними булочками с изюмом из хлебницы в форме
лодки, которая стояла посреди стола в окружении сливок, сахара, масла и
сотового меда; края этой хлебницы были разукрашены бисерной бахромой -
работа маленькой Меты. Сама Мета, благонравная восьмилетняя девочка в
клетчатом платьице, с белой, как лен, торчащей косичкой, сидела сейчас
рядом с матерью.
которую она могла предоставить гостье, "такая простенькая". Тони уже
побывала в ней, переодеваясь после дороги.
отвечала Тони, макая в кофе четвертый ломтик булочки с изюмом. Том
разговаривал со стариком о "Вулленвевере", который сейчас ремонтировался в
городе.
мышкой, он покраснел, быстро сдернул свою серую фетровую шляпу и
застенчиво поклонился.
- Мой сын. - Он назвал какое-то имя, а какое. Тони не разобрала. - Учится
на доктора и вот приехал провести у нас каникулы...
положил книгу и, снова покраснев, уселся за стол.