на мою долю. У меня все необходимые данные для нее (вы, полагаю,
согласитесь со мной). Жалею только, что у нас родилась дочь, а не сын, -
угаснет имя. Правда, даже если бы мы продолжали жить вместе, второго
ребенка мы бы не захотели иметь... Так что, в общем, все идет хорошо. Не
вставайте, пожалуйста. Посидите еще тут.
что по счету уже уплачено.
немного портвейна, потом снова стала разглядывать прохожих. Некоторые,
по-видимому, поджидая кого-то, ходили взад и вперед. Какая-то женщина
дважды обернулась и с улыбкой поглядела на Терезу (работница, а может
быть, просто нарядилась работницей). В этот час пустели швейные
мастерские. Тереза и не думала уходить из кафе - ей не было ни скучно, ни
грустно. Она решила не ходить в этот день к Жану Азеведо и вздохнула с
облегчением, ей совсем не хотелось видеться с ним: опять разговаривать,
подыскивать выражения. Она знала Жана Азеведо, но тех людей, с которыми
стремилась сблизиться, она не знала - знала только то, что они не
потребовали бы от нее слов. Тереза больше не боялась одиночества: она уже
предчувствовала, что стоит ей подольше посидеть неподвижно, и вокруг нее
поднимется темный круговорот, смутное волнение, так же как потянулись бы к
ней муравьи и сбежались бы собаки, если б тело ее неподвижно вытянулось в
песках Южных ланд. Ей захотелось есть, она встала и увидела себя в большом
зеркале, вставленном в резную раму старинного английского стиля: что ж,
этой молодой даме очень идет ее дорожный костюм, облегающий фигуру! Но со
времени ее заточения в Аржелузе лицо ее все еще оставалось изможденным,
худеньким, оно словно истаяло, скулы выступали, нос казался коротким. Она
подумала: "Я женщина без возраста". Она позавтракала на улице Руаяль (так
она часто делала в своих мечтах). Ей не хотелось возвращаться сейчас в
отель. Приятное тепло разливалось по телу после полбутылки пуйи. Она
спросила сигарет. Какой-то молодой человек за соседним столиком чиркнул
зажигалкой и поднес ей огонек; она улыбнулась. Подумать только, всего лишь
час тому назад ей хотелось ехать вечером с Бернаром по дороге на
Вилландро, все больше углубляясь в мрачный сумрак соснового бора! А разве
так уж важно любить тот или иной край, сосны или клены, океан или равнину?
Ничто ее теперь не интересует, кроме людей, существ из плоти и крови. "Мне
мил не этот каменный город, не музеи, не лекции, а живой лес, который тут
волнуется, его раздирают такие яростные страсти, что с ними не сравнится
ни одна буря. Стоны аржелузских сосен в тишине ночи только потому и
тревожат, что в них есть что-то человеческое".
довольным смехом. Тщательно подкрасив щеки и губы, она вышла на улицу и
двинулась куда глаза глядят.