В действительности я не очень-то знаю, что ты за человек, но иногда бывали
моменты, когда почему-то мне так казалось. Поэтому порой я очень тебе
завидовала, и, возможно, из-за этой зависти и позволила тебе больше, чем
это было необходимо.
Возможно, такой взгляд на вещи чересчур аналитичен. Как ты считаешь?
Метод лечения здесь, где я сейчас, чересчур аналитичным назвать никак
нельзя. Но в моей ситуации, несколько месяцев находясь на лечении, все
равно в большей или меньшей степени начинаешь анализировать. Это случилось
из-за этого, а это означает то-то, поэтому получается так-то. Не знаю,
помогает такой анализ проще взглянуть на мир или позволяет более детально
в нем разобраться.
Но в любом случае я чувствую сама, что мне намного лучше, чем тогда, и
окружающие это подтверждают.
И письма мне не удавалось написать вот так спокойно уже очень давно.
Письмо, что я послала тебе в июле, писала, точно выжимая из себя по капле
(честно говоря, совершенно не помню, о чем я тогда писала; не знаю, не
было ли то письмо слишком резким), но в этот раз пишу совершенно со
спокойной душой.
Чистый воздух, изолированный от всего тихий мир, правильный режим,
ежедневные физические упражнения, похоже, именно это мне было необходимо.
Как хорошо, что можно кому-то написать письмо. Это действительно здорово,
когда можешь вот так сесть за стол, взять карандаш и написать, когда
хочешь передать свои мысли кому-то.
Конечно, когда напишешь все на бумаге, то кажется, что смог выразить
только какую-то часть того, что хотел сказать, но и это, по-моему,
неплохо. Я сейчас счастлива уже от того, что появилось желание кому-то о
чем-то написать. Потому и пишу вот так сейчас тебе.
Сейчас пол-восьмого вечера. Я уже и поужинала, и ванну приняла. Вокруг
тишина, за окном темно. Ни огонька не видать. Здесь очень красивые звезды,
но сегодня темно, и их не видно. Здесь все до одного прекрасно разбираются
в звездах и объясняют мне: вот созвездие Девы, вот созвездие Стрельца.
Видно, будешь все знать о звездах, если нечем заняться, когда кончается
день.
По той же причине люди здесь хорошо разбираются в птицах, цветах и
насекомых. Разговаривая с такими людьми, осознаю, насколько мало знала о
столь многих вещах, и жутко радуюсь от того, что хотя бы таким образом это
осознала.
Здесь проживает всего около семидесяти человек. Кроме них еще двадцать с
лишком человек персонала. Место здесь очень просторное, так что это совсем
не так много. Скорее, может, даже подойдет слово "безлюдно".
На все четыре стороны сплошная природа, и все люди живут спокойной жизнью.
Так спокойно, что иногда задумываешься, не это ли действительно правильный
мир. Но это, разумеется, не так. Так может получаться от того, что мы
живем здесь в силу определенных обстоятельств.
Я занимаюсь теннисом и баскетболом. Баскетбольную команду набрали
вперемежку из пациентов (не люблю слово "пациент", но ничего не поделаешь)
и персонала. Но во время игры так увлекаемся, что становится трудно
определить, где пациенты, а где персонал.
Это несколько странно. Странно, что, когда во время игры смотришь вокруг
себя, люди все до одного видятся искаженно.
Как-то раз лечащий врач мне так сказал, что в каком-то смысле мои ощущения
правильные. Он сказал, что мы в этом месте не для того, чтобы эти
искажения исправить, а для того, чтобы к ним привыкнуть. Что у нас
проблема в том, что мы эти искажения не можем признать и принять.
Он говорит, что как у всех людей отличается походка, так каждый человек на
свой манер чувствует, рассуждает, смотрит на вещи, и как ни пытайся это
исправить, ни с того, ни с сего оно не исправится, а если пытаться
выправить насильно, то что-то другое искажается.
Хотя, конечно, это сильно упрощенное объяснение, и это не более, чем
какая-то часть проблем, которые нас одолевают, но мне показалось, что я
как-то смутно догадалась, о чем он хотел сказать.
Возможно, мы действительно не можем приспособиться к своим искажениям.
Поэтому мы не можем как следует совладать с реальными страданиями и болью,
вызываемыми этими искажениями, и от того находимся в этом месте, чтобы
подальше от них уйти.
Пока мы находимся здесь, мы можем не мучить других людей и не быть
мучимыми другими. Потому что все мы знаем о себе, что мы "с искажениями".
Это и есть то, что совершенно отличает этот мир от внешнего. Во внешнем
мире многие люди живут, не осознавая своей искаженности.
Но в этом нашем маленьком мире именно искаженность является главным
обстоятельством. Как индейцы носят перья в своих волосах в знак
принадлежности к своему роду, так мы носим в себе свою искаженность. И
тихо живем так, чтобы не повредить друг другу.
Кроме спорта мы еще занимаемся выращиванием овощей. Помидоры, баклажаны,
огурцы, арбузы, клубника, лук, капуста, редька, еще кое-что. Выращиваем
все, что можем. Используем также теплицу.
Для людей, живущих здесь, выращивать овощи привычное и любимое занятие.
Они читают книги, приглашают специалистов и целыми днями, бывает, говорят
лишь о том, какие удобрения лучше, да о качестве почвы.
Я тоже очень полюбила выращивать овощи. Наблюдать, как каждый день
всевозможные фрукты и овощи подрастают по чуть-чуть, это очень впечатляет.
Ты пробовал выращивать арбузы? Арбуз растет быстро, прямо как маленькое
животное.
Мы живем, каждый день питаясь свежими овощами и фруктами. Мясо и рыбу,
конечно, тоже подают, но здесь со временем их уже не так хочется есть, как
раньше. Слишком уж свежие и вкусные здесь овощи.
Иногда мы ходим собирать дикие коренья и грибы. По ним тоже есть
специалист (если посмотреть, тут одни специалисты), и он подсказывает: это
пойдет, это не пойдет. Я благодаря этому на три килограмма поправилась с
тех пор, как сюда приехала. Самый подходящий для меня вес. Все благодаря
движению и систематическому питанию.
В остальное время мы читаем книги, слушаем музыку, занимаемся вязанием.
Телевизора или радио тут нет, зато есть хорошая библиотека и фонотека. В
фонотеке есть все от полного собрания симфоний Малера"Gustav Mahler" до
"Битлз", и я постоянно беру там пластинки и слушаю у себя в комнате.
Проблема здесь в том, что если сюда приехал, уезжать потом не хочется или
страшно. Пока мы живем здесь, наши души обретают умиротворенность и
теплоту. Мы начинаем относиться к своей искаженности как к чему-то
естественному и чувствуем, как поправляемся. Но примет ли нас такими
внешний мир, я до конца уверенной быть не могу.
Лечащий врач говорит, что сейчас мне самое время понемногу начинать
общение с посетителями. "Посетители", значит нормальные люди из
нормального мира, и когда я слышу это слово, ничье лицо, кроме твоего, мне
не вспоминается.
Честно говоря, с родителями мне встречаться особо не хочется. Они сильно
переживают из-за меня, и от разговора с ними мне станет только тяжелее.
А еще мне надо кое-что тебе объяснить, хоть и не знаю, получится у меня
как надо, или нет, но это очень важно, и избежать этого нельзя.
Но не думай из-за этих слов, что я тебе навязываюсь. Я ни для кого не хочу
становиться обузой. Я почувствовала, как хорошо ты ко мне относишься, и
мне от этого радостно. Поэтому я просто откровенно говорю тебе об этих
чувствах.
Сейчас я очень нуждаюсь в таком отношении. Если тебе в тягость было что-то
из того, что я сказала, я прошу у тебя прощения. Извини меня.
Как я уже сказала раньше, я более несовершенный человек, чем ты думаешь.
Иногда я думаю об этом. Если бы ты и я встретились в естественных и
обычных условиях и почувствовали симпатию друг к другу, как бы оно вообще
получилось? Если бы я была нормальной, ты был бы нормальным (хотя ты им
всегда был), Кидзуки бы не было, как бы все получилось? Однако для нас это
"если" слишком велико.
По крайней мере я стараюсь, чтобы стать справедливой и искренней. Сейчас я
по-другому не могу. Таким образом я хочу хоть немного донести до тебя свои
чувства.
В этом учреждении, в отличие от обычной больницы, встречи с посетителями,
как правило, не ограничены. Если позвонишь за день раньше, мы всегда можем
встретиться. И есть можем вместе, и есть где переночевать. Когда у тебя
будет возможность, приезжай ко мне. Хочу с тобой встретиться. Посылаю тебе
план, как меня найти. Извини, что письмо получилось длинное."
Прочитав письмо до конца, я перечитал его заново. Потом спустился вниз,
купил в автомате кофе, вернулся и выпил его, перечитывая письмо еще раз.
Затем вложил семь страниц письма обратно в конверт и положил на стол.
На розовом конверте мелким и разборчивым, даже казавшимся слишком прямым
для женского почерком было написано мое имя и мой адрес. Я сел за стол и
некоторое время рассматривал конверт. В адресе на обратной стороне его
было написано : "Амир"".
Название было загадочное. Я сосредоточенно думал о нем минут пять или
шесть и наконец сообразил, что это, не иначе, от французского слова
"ami""друг".
Положив письмо в ящик стола, я переоделся и вышел. Казалось, что, находясь
рядом с письмом, я буду перечитывать его еще и десять раз, и двадцать.
Я бесцельно бродил по воскресным улицам Токио, как когда-то вдвоем с
Наоко. Я ходил туда-сюда по городским улицам, вспоминая строчку за
строчкой из ее письма и приводя в порядок свои мысли о нем. Я вернулся в
общежитие уже когда стемнело и попытался дозвониться до "Амир"", где была
Наоко, по междугородней связи.
Трубку поднял оператор и спросил, по какому я вопросу. Я назвал имя Наоко,
сказал, что хотел бы повидаться с ней завтра после обеда, и спросил,
возможно это или нет. Оператор спросил мое имя и велел позвонить через
тридцать минут.
После ужина я позвонил еще раз. Та же самая женщина подняла трубку и