характер человека так же быстро, как это делает собака, сразу чувствуя при
виде незнакомца, друг он ей или не друг? Цепкие атомы - это выражение вошло
как поговорка в словесный обиход и представляет собой одно из тех явлений
языка, что продолжают жить в разговорной речи, опровергая этим
философические бредни личностей, желающих отвеять, как мякину, все старые
слова. Любовь передается. Чувство кладет на все свою печать, оно летит через
пространства. Письмо - это сама душа, эхо того, кто говорит, настолько
точное, что люди тонкой души относят письма к самым ценным сокровищам любви.
Бессознательное чувство папаши Горио могло сравниться с высочайшей собачьей
чуткостью, и он уловил восторженную юношескую симпатию и теплое отношение к
нему, возникшие в душе студента. И все-таки их нарождавшаяся близость еще не
приводила к откровенности. Хотя Эжен и выразил желание увидеть г-жу де
Нусинген, он не рассчитывал попасть к ней в дом через посредство старика, а
лишь надеялся на то, что Горио может проболтаться ей и этим оказать ему
услугу. Папаша Горио беседовал с ним о дочерях, не выходя из рамок того, что
высказал о них Эжен при всех, когда вернулся после двух своих визитов. На
следующий день Горио сказал ему:
прогневалась на вас за то, что вы упомянули мое имя? Обе дочки очень меня
любят. Как отец я счастлив. А вот два зятя повели себя со мною худо. Я не
хотел, чтобы дорогие мне существа страдали из-за моих неладов с мужьями, и
предпочел навещать дочек потихоньку. Эта таинственность даем мне много
радостей, их не понять другим отцам, тем, кто может видаться со своими
дочерьми в любое время. Но мне этого нельзя, вы понимаете? Поэтому, когда
бывает хорошая погода, я хожу на Елисейские Поля, заранее спросив у
горничных, собираются ли мои дочки выезжать. И вот я жду их на том месте,
где они должны проехать, а когда кареты их поравняются со мной, у меня
сильнее бьется сердце; я любуюсь туалетом своих дочек; проезжая мимо, они
приветствуют меня улыбочкой, и тогда мне кажется, что вся природа золотится,
точно залитая лучами какого-то ясного-ясного солнца. Я остаюсь ждать - они
должны ехать обратно. И я их вижу еще раз! Воздух им на пользу - они
порозовели. Вокруг себя я слышу разговоры: "Какая красавица!" А у меня душа
радуется. Разве они не моя кровь? Я люблю тех лошадей, которые их возят, мне
бы хотелось быть той маленькой собачкой, которую дочки мои держат на
коленях. Я живу их удовольствиями. Каждый любит по-своему. Кому мешает моя
любовь? Почему люди пристают ко мне? Я счастлив по-своему. Что же тут
преступного, ежели я вечером иду взглянуть на моих дочек, когда они выходят
из дому, отправляясь куда-нибудь на бал. Как мне бывает грустно, если я
опоздаю и мне скажут: "Мадам уехала". Однажды я не видал Нази целых два дня,
и тогда я прождал с вечера до трех часов утра, чтобы ее увидеть. От радости
я чуть не умер! Прошу вас, если где-нибудь зайдет речь обо мне, говорите
только, какие мои дочки добрые. Они готовы засыпать меня всякими подарками,
но я не допускаю этого и говорю им: "Берегите ваши деньги для себя! Что мне
в подарках? Мне ничего не нужно". Да и на самом деле, что я такое? - жалкий
труп, а душа моя всегда и всюду с моими дочками. Если вам удастся повидать
госпожу де Нусинген, скажите мне, которая из них понравилась вам больше, -
добавил после паузы старичок, заметив, что Эжен собрался уходить: студент
шел погулять в Тюильри до того часа, когда будет возможно явиться к г-же де
Босеан.
него внимание. Он был так молод, так красив, в его нарядности так много
вкуса! Заметив, что на него смотрят, чуть не любуюсь, он позабыл обобранных
сестер и тетку, забыл о добродетельной своей брезгливости. Он видел, как у
него над головой пронесся демон, которого легко принять за ангела, тот
сатана на пестрых крыльях, что рассыпает рубины, вонзает золотые стрелы в
фронтоны на дворцах, наряжает женщин в багряницу и облекает глупым блеском
троны, первоначально очень скромные; он уже внял богу трескучего тщеславия с
его сверкающими побрякушками, которые мы принимаем за символы могущества.
Речь Вотрена при всем своем цинизме запала ему в душу, как в память девушки
врезается гнусный профиль сводни, говорящей: "Любви и золота по горло!"
получил удар, один из самых страшных ударов, против которых юные сердца
оказываются беззащитны. До сих пор он находил у виконтессы учтивую
приветливость, подкупающую любезность - то, что вырабатывается благодаря
аристократическому воспитанию, но достигает совершенства лишь тогда, когда
идет от сердца. А тут при появлении Эжена г-жа де Босеан только кивнула
головой и сухо заявила:
данную минуту! Я очень занята...
слова, кивок, взгляд, перемена тона - все было повестью о нравах и характере
определенной касты. Он увидел под бархатной перчаткой стальную руку, под
благородными манерами культ своей личности и эгоизм, под лаком - дерево. Он,
наконец, постиг что значит понятие: "Мы, король", которое берет начало под
плюмажем трона, а кончается под навершьем шлема на самом захудалом
дворянине. Эжен слишком легко уверовал в благородные чувства женщины,
полагаясь на ее слова. Подобно всем обездоленным, он честно подписал
желанный договор, который должен связывать благодетеля с тем, кому тот
покровительствует, и в первом пункте свято утверждать между людьми большой
души их полное равенство. Когда благодеяние связует воедино два существа,
оно порождает небесное чувство, такое же редкое и неоцененное, как настоящая
любовь. То и другое чувство - роскошные дары возвышенной души.
и с дрожью в голосе ответил:
так добры, разрешите мне зайти к вам позже, мне не к спеху.
смутившись резкостью своих слов; эта женщина была по-настоящему добра и
благородна.
"Пресмыкайся, сноси все. Если лучшая из женщин способна вычеркнуть обеты
дружбы в один миг и отшвырнуть тебя, как старый башмак, чего же ждать от
остальных? Так, значит, каждый за себя? Правда, она не виновата, что я
нуждаюсь в ней, и дом ее не лавочка. Надо, как говорит Вотрен, стать
пушечным ядром".
горькие думы Растиньяка. Так, в силу какого-то предопределения, малейшие
события его жизни будто нарочно толкали его на тот путь, где, по замечанию
страшного сфинкса из пансиона Воке, ему придется, как на поле битвы,
убивать, чтобы не быть убитым, обманывать, чтобы его не обманули; где
придется оставить у заставы совесть, сердце, надеть маску, без жалости
играть людьми и, как в Лакедемоне, незримо для сторонних глаз подготовлять
свою победу, чтобы заслужить венок[110].
какой она всегда бывала с ним. Они вдвоем направились в столовую, где виконт
де Босеан ожидал свою жену. Вся сервировка блистала роскошью, как известно,
достигшей в эпоху Реставрации высшей степени. Для виконта, как и для многих
пресыщенных людей, уже не существовало иного рода наслаждений, кроме
хорошего стола. В области гурманства он принадлежал к школе Людовика XVIII и
герцога Эскара[110]. Стол у него являл двойную роскошь - для вкуса и для
глаз. Такое зрелище еще ни разу не открывалось перед изумленным взором
Растиньяка: впервые он обедал в доме, где блеск общественного положения
передавался по наследству. Мода недавно отменила ужины по окончании балов,
обычные во времена Империи, когда военным нужно было набираться сил для
будущих боев - и в чужих странах и в своем отечестве. До этого обеда Эжен
бывал лишь на балах. Впоследствии он славился своей самоуверенностью, но
приобретать ее он начинал уже теперь и благодаря ей не растерялся. Когда
человек пылкого воображения видит перед собою на столе чеканную серебряную
утварь и множество особых тонкостей в роскошной сервировке, когда он впервые
любуется бесшумными движеньями прислуги, ему, конечно, весьма трудно такой
красивой жизни предпочесть жизнь, полную лишений, хотя бы он и собирался
избрать ее еще сегодня утром. Мысль Эжена на одно мгновенье перенесла его
обратно в семейный пансион, - им овладел такой глубокий ужас, что он дал
клятву расстаться с пансионом в январе, устроиться в хорошем доме, а кстати
избавиться и от присутствия Вотрена и от ощущения его тяжеловесной длани на
своем плече. Если себе представить, сколько всяких форм скрытого или
вопиющего разврата заключено в Париже, то каждый умный человек задаст себе
вопрос: в силу какого заблуждения государство открывает в Париже школы и
собирает в них молодежь, отчего в нем пользуются неприкосновенностью
хорошенькие женщины, почему золото, выставленное в деревянных чашах у менял,
не исчезает, как по волшебству, из этих чаш? Но когда подумаешь, насколько
малочисленны примеры злодеяний, даже проступков молодежи, невольно
проникнешься великим уважением к тем терпеливым Танталам, которые ведут
борьбу с самим собой и почти всегда выходят победителями! Взять хотя бы
этого бедного студента и описать по-настоящему его борьбу с Парижем, -
получился бы один из самых драматичных эпизодов в истории нашей современной
цивилизации.
- ему не хотелось говорить в присутствии виконта.
удовольствием вам повиновался, - ответил он с иронической любезностью,
обманувшей Растиньяка, - но я должен кое с кем встретиться в театре Варьете.
господина де Растиньяка.
Шилова Юлия
Корнев Павел
Акунин Борис
Перумов Ник
Маркелов Олег
Корнев Павел