Чтение 22–й страницы книги ~Париж на три часа~

Мале же сказал тюремщикам:

- Стоит ли отдыхать накануне вечности?.. О чем он думал в последние часы
жизни, можно только догадываться: никаких записок после себя он не оставил.
Около трех часов дня 29 октября перед тюрьмой Аббатства остановились шесть
просторных экипажей. Смертников вывели во двор.

Мале сразу шагнул к Лагори и Гидалю:

- Не имеете ли зла на меня за всю эту историю? Лагори промолчал, Гидаль
же хмуро ответил:

- История, конечно, с дерьмовым концом. Но надо же было показать этим
выскочкам, на что мы, филадельфы, способны!

Боккеямпе, завидев Мале, крикнул ему:

- Скажите начальству, что священник забыл навестить меня! А я не могу
умереть без святого причастия.

Мале, убежденный атеист, вступился за верующего:

- Дайте же корсиканцу священника!

- Прелат, - ответили ему, - ждет его у Военной школы.

Последние завещания - последние пожатья рук. Лагори просил опустить верх
траурной колесницы.

- Ей-богу, - заявил он, - мы, наверное, стоим того, чтобы народ Франции
посмотрел на нас напоследок! Не такие уж мы канальи, чтобы не заслужить этой
маленькой чести...

Верха карет откинули, и мрачный кортеж тронулся к Гренельскому полю,
окруженный по бокам конными жандармами. Одна из цветочниц бросила в экипаж
Мале букетик запоздалых осенних цветов, и он рассыпался у ног генерала. Им
встретились шумные толпы студентов, спешивших по домам после лекций.

- Молодые люди! - обратился к ним Мале. - Я верю, что вы не забудете
двадцать третье октября...

Коляска уже выкатывалась на плац.

- Граждане Франции! Мы погибаем, но помните, что мы не последние
римляне.., за нами - легионы! И вот оно - жуткое Гренельское поле.

***

За шпалерами солдат глухо волновались толпы народа. Всех осужденных
поставили к глухой стене здания Военной школы.

- Где же священник? - выкрикнул Боккеямпе, но тут барабаны забили частую
дробь.

Мале расстегнул мундир, смело шагнув вперед. Лагори и Гидаль старались не
отставать от него. За ними двигались остальные - тоже геройски. Старик Судье
громко выкрикивал ругательства.

- К стене, назад.., к стене! - командовали жандармы. Люди шли вперед,
головы их были обнажены. Мале смотрел в небо, где кружились голуби.
Боккеямпе продолжал просить о священнике. Очевидцы слышали гневный окрик
Мале:

- Послушайте, у этого человека было так мало просьб в жизни - так не
откажите ему в последней!.. Они остановились, когда барабаны смолкли.

- Прощайте, братья мои - Лагори и Гидаль.

- Прощай и ты, наш брат Мале...

С треуголкой, зажатой под локтем, появился секретарь военно-судебной
комиссии. Снова зачитывался приговор.

Боккеямпе встал на колени - горячо молился.

Долго и нудно повторялись избитые слова:

- Высокий долг.., священная обязанность.., император...

Наконец секретарь свернул бумаги, надел треуголку. Качнулись ружья. И
вдруг послышалось - резкое:

- Пли! - это скомандовал сам генерал Мале. Все его сообщники, как один
человек, растопырив руки, упали ничком вперед. Но Мале продолжал стоять...

- Пли! - крикнул он снова.

Со второго залпа он тоже упал. В своем генеральском мундире Мале лежал
среди разметавшихся тел ярким золотым пятном.

- Казнь окончена. Пригласите врача.

Через весь плац к убитым шагал доктор. Он проходил вдоль ряда мертвецов,
нагибаясь над каждым. Тронул запястье Мале, и генерал Мале вдруг снова
поднялся на ноги.

- Отойдите, - прохрипел он, - еще не все кончено...

Боясь нежданного залпа, врач пугливо отбежал в сторону.

Толпа в ужасе присела, когда на фоне кирпичной стены снова во весь рост
вытянулась стройная фигура генерала Мале... Он что-то еще кричал - под
грохот барабанов. До парижан едва долетали его слова:

- Франция.., народ.., гений.., республика... Последнее, что он запомнил в
этом безбожном, сверкающем мире, - это шеренгу солдат, идущих прямо к
нему... Генерал-республиканец Клод Франсуа Мале был добит штыками!

Имя этого удивительного человека очень редко встречается в нашей русской
литературе.

DIXI

Холодный туман, словно саван, покрыл улицы старого, но всегда прекрасного
Парижа... На стенах домов и на заборах были расклеены списки казненных, в
которых объявлялось, в чем они виноваты. Мадам Софи Гюго, давно брошенная
мужем, шла по улице с сыном Виктором и тихо плакала.

- Прочти, - вдруг остановилась она.

Мальчик прочел список, запнувшись на имени Лагори.

- Их уже нет с нами.., они ушли. Они ушли в историю, как в потемки, -
сказала мать. - Но ты обязан помнить их имена: на Гренельском поле были
убиты великие французы...

И больше не плакала! Вместе с сыном она проводила до кладбища черные
дроги, на которых отвозили тела казненных.

Из дешевых гробов, через плохо сбитые доски, на мостовые Парижа еще
капала кровь, и мать с сыном, будущим писателем, ступали по красным
булыжникам.

А дорога до кладбища была очень дальняя...

- Не отставай от меня, - говорила женщина сыну. - И никогда, прошу, не
забудь, что ты наречен ради великого будущего именем человека, которого твоя
мать всегда любила...

Филипп Буонарроти составил "Список великих людей". Он открывал его
именами Христа и Пифагора, а в конце списка поместил двух генералов -
генерала Моро, который в рядах русской армии пал за свободу народов Европы,
и генерала Мале, "отважного республиканца-демократа, который из глубин
темницы восстал во имя защиты прав свободного человека...".

В 1814 году скромную могилу генерала Мале посетили молодые русские
офицеры - освободители Европы от наполеоновского ига. Они украсили его
могилу свежими розами.

Это были будущие декабристы... Dixi!

1960 - 1962

Ленинград

1984 - 1985

Рига