дипломат Михаила Петрович Бестужев-Рюмин (брат канцлера). Он отбывал в
Париж под предлогом свидания с женою, на которой за границей женился в
старости, "дабы в развраты модные не уклониться". Это был лишь предлог, -
на самом деле Бестужев-Рюмин имел поручение от двора следить за Бехтеевым,
не мешаясь в его миссию, но сразу поправить, если тот ошибется.
Бехтеев же, человек степенный, образованный и хитрый, имел сложнейшую
задачу. Вот какими словами его напутствовали в Петербурге: "Немедля свести
союз России с Францией, но оснований для этого союза не указывать; если же
Версаль начнет настаивать на характере будущих соглашений, то свалить все
на австрийского посла в Париже - графа Штарнберга". Действительно, с такой
задачей трудно было справиться даже опытному дипломату.
Бехтеев с первых же дней заметил, что в Париже не все чисто.
Проницательный ум обнаружил такую свару и вражду сановников, что.., куда
там России! В России-то - еще рай! Конти звал Бехтеева к себе, запрещая
являться к министрам. А министр Рулье требовал забыть Конти и предстать
только пред его ясные очи.
Бехтеев разрешил вопрос чисто по-русски:
- А ну их!.. Пущай сами за мной приедут...
Этот вывод начинающего дипломата оказался самым правильным. Французы
решили, что Бехтеев, столь упорно не вылезающий из своего дома, наверняка
очень большая шишка. И вот к нему с поклонами явился сам всемогущий Терсье
и долго махал перед Бехтеевым своей шляпой. Терсье сообщил, что мсье
Бехтеева давно уже ждут в Компьене, куда на летнее время, спасаясь от
жары, удалился двор короля...
Поехали.
Министр Рулье показался Бехтееву разумным и деловым человеком. Но
бумаги от Воронцова, присланные для вручения ему, он держал над пламенем
свечей, смотрел их долго на свет, словно выискивал потаенные водяные
знаки. Потом Рулье спросил:
- Чья эта подпись? Воронцова? Разве не Бестужев, а Воронцов состоит у
вас при иностранных делах?..
Бехтеев поговорил с минуту и - ахнул: Рулье ничего не знал о первой
посылке Дугласа в Петербург. Секретная дипломатия Людовика XV сама резала
крылья своим же министрам. Встал вопрос о представлении Бехтеева королю
"при утирании рук его величества". И в кабинете Рулье повторилась знакомая
история, какая была уже с Дугласом в кабинете Воронцова...
- Каков же ваш чин? - осведомился Рулье.
Бехтеев сознался: чин - так себе, надворного советника.
- А сие означает по табели седьмое место в ряду сановном.
Рулье был явно огорчен:
- Ладно. Мы представим вас королю как русского принца. Как звучит
слово "принц" по-русски? Князь? Итак, вы - князь...
Бехтеев не соглашался быть самозванцем.
- Тогда, - решил изобретательный Рулье, - вы предстанете перед его
королевским величеством как русский генерал!
- Зачем мне чужая посуда, коли своя имеется?..
Сошлись на том, что Бехтеев увидит Людовика XV как "простой русский
дворянин". Ни титула, ни чина договорились не упоминать.
Россия не имела в Париже посольства, - не было, следовательно, у
Бехтеева ни свиты, ни кареты. В наемном экипаже, несколько заробев, Федор
Дмитриевич прибыл ко дворцу, где к моменту "утирания рук" короля было
полным-полно блестящих карет дипломатов. Обер-камергер Флери показал
место, где следует встать русскому амбассадору.
Бехтеев послушно встал. Всем послам подали кофе. Бехтеев тоже принял
чашку. Пил стоя, прислонясь к стене, - никто не сидел. Кофе ему не
понравился: жиденько подают французы (экономят, видать). Знакомых не было.
Поболтать и душу отвести не с кем. Приткнулся русский учитель к стеночке и
помалкивал. Речь в уме готовил, которую он королю скажет.
Наконец - всем стадом - дипломатов запустили в спальню.
Король утирал руки на глазах всей Европы, король "оправлял краткия
молитвы". Послы, будто их подрубили, уже стояли на коленях. Но Бехтеев-то
- другой веры, византийской... "Что делать?" Тут Флери перчаткой ударил
Бехтеева по плечу, чтобы общей картины моления не нарушал, и гордый
схизмат преклонил колена в один ряд с католиками.
Словно замогильные тени, закрыв капюшонами лица, вошли духовники
короля; попадая слово в слово, вышколенные иезуиты вторили Людовику в
молитве (или Людовик им вторил?). Потом король поднялся, чтобы уйти...
- Дука Флери! - разволновался Бехтеев. - Доложите же его величеству
обо мне!
Флери нагнал Людовика, что-то шепнул ему на ухо. Король, недовольно
дернув плечом, вернулся к Бехтееву и буркнул что-то вроде:
- ..здоровье моей сестры Елизаветы?
Бехтеев согнулся в поклоне. А когда выпрямился, то увидел лишь..,
спину короля, который уходил, даже не дождавшись ответа. "Вот те раз!"
- Дука Флери! - Но дука Флери и след простыл. Бехтеев был возмущен:
помилуй бог, для чего же он кланялся? А король - тоже хорош голубь.
Воспользовался тем, что поклон глубокий, и бежал от разговора. А ведь мир
Европы - весь в этом разговоре: войне-то быть, людям-то страдать!
Но вместо короля распахнул объятия Бехтееву принц Конти.
- Наконец-то! - воскликнул черный рыцарь из Тампля. - Я обегал все
этажи, открыл и закрыл тысячи дверей, чтобы найти вас... Едем же, чтобы на
века покончить глупые распри!
Физиономия принца показалась Бехтееву весьма подозрительной, и в
Тампль он ехал с опаской. Да и недаром, как выяснилось. Конти болтал о чем
угодно, только не о делах.
- Польша.., корона.., жезл маршала.., герцог Бирон.., престол
Курляндии! - так и сыпалось с его гибкого языка...
Лакей выставил на стол оранжерейные дыни, кувшины с вином и золотое
блюдо с водой, в котором шустро плавали малюсенькие лягушата.
Бехтеев прибегнул к помощи тихой молитвы, когда слова произносятся
мысленно, не нарушая общего спокойствия.
- Скромные дары деревни Ла-Шез, - сказал Конти, придвигая лягушат к
Бехтееву. - Ничто так не помогает сварению желудка, как эти прелестные
лягушата... Я уже выработал проект союза Франции с Россией и скоро, -
посулил принц, - самолично явлюсь в Петербург, чтобы насладиться общением
с императрицей.
"Явись! - подумал Бехтеев. - Там Ванька Шувалов так шибанет тебя..."
- Высокий принц, - заговорил он, - думается мне, что для пущей
крепости альянса нашего необходимо заново перетасовать колоды. Заметил я,
что правительство короля Франции готово принять посольство российское, но
не желает отрывать от груди своей и янычар турецких. Россия же сего не
стерпит. Рабы славянские - на галерах султана, жены славянские - в гаремах
его томятся. Сколь веков стоном стонет земля Русская! А курфюрст
саксонский Август, он же король польский...
- Курфюрст не вечен! - подхватил Конти. - Польшу пора оторвать от
Саксонии. Стоит мне появиться на рубежах польских, как все конфедерации
сложат знамена к моим ногам...
"Болтун!" - решил Бехтеев и, возвратись от дипломатии секретной,
обратился снова к Рулье - к дипломатии официальной. Но и здесь Елизавета,
по недомыслию своей Конференции, подрубила Бехтеева под самый корешок.
Переговоры-то велись, но все через голову Бехтеева - Париж предпочитал
сходиться с Россией лишь через Венский двор. Бехтеев в Париже был отдан
под опеку австрийского посла графа Штарнберга.
Мешали и посторонние осложнения. Бестужев злобился и четких
инструкций из Питера Бехтееву не давал. А вице-канцлер Воронцов вместо
советов пересылал записочки от самой Елизаветы Петровны. "Как стирают в
Париже чулки без мыла? - спрашивала она своего посла. - Каких, узнай,
цветов ныне помады модные?" И отпустила Бехтееву пять тысяч талеров на
покупку для нее зеркала от Жермена. Можно подумать, что и весь союз с
Францией затеян был только для того, чтобы ознакомиться с новыми модами!
Однако императрице - не откажешь... С утра, как взмыленный, Бехтеев бегал
по лавкам, нюхал румяна, лизал пробки спиртов, притираний и эликсиров
молодости. И - писал Елизавете:
"А чулки вашему императорскому величеству уже заказал... Стрелки у
них новомодния, а шитых стрелок в здешних европских краях боле не
нашивают, потому как оне показывают ногу горазд толще..."
Самого главного Бехтеев все-таки добился.
- Поздравляем вас, - объявили ему, - послом в Санкт-Петербург
назначен генерал от кавалерии Поль-Галлюцио маркиз Лопиталь де Шатонеф,
бывший наш посол в Неаполе!
Федор Дмитриевич поспешил увидеть первого вестника долгожданной
дружбы. Лопиталь оказался красивым пожилым мужчиной, заживо умирающим от
грехов молодости и подагры. Все свои недостатки маркиз надеялся возместить
изысканностью манер и пышностью своего посольского поезда.
- Русский двор будет доволен моим прибытием, - важно пообещал
Лопиталь Бехтееву, - ибо король отпустил мне четыреста тысяч ливров и сто
пятьдесят тысяч ливров только на дорогу! В свите моей Россия увидит
восемьдесят кавалеров лучших фамилий Франции.
- Когда же ваше сиятельство думает отбыть в Россию?
- Пусть спешат почтальоны, - обиделся Лопиталь, - послу же Франции не
пристало, проскакав на курьерских, явиться ко двору с одышкою от быстроты
движения... Надеюсь, через полгода мы будем уже на месте.
Лопиталь не понравился Бехтееву, и в разговоре с Рулье он дал понять,
что Франция напрасно хвастает на весь мир своими пышными дуками и
маршалами.
- Лучшего не найти, - сказал Рулье. - Прочие - совсем профаны в делах
этикета придворного... Обнадежьте Петербург и свой двор, что маркиз
Лопиталь - опытнейший из послов Франции...