Чтение 22–й страницы книги ~Когти тигра~

Дунай отсвечивает на солнце. Оно неяркое, осеннее. Зелень уже облетела
с деревьев, поэтому видно далеко вокруг.

Корабли двигаются медленно, в точности повторяя движения нашего
головного тральщика. Иногда делают зигзаг и переходят на другую сторону
реки. Маленький посыльный катер Кирилла Георгиевича, начальника нашего
походного штаба, шныряет взад и вперед, выравнивая строй, поддерживая
порядок.

Комбриг не устает повторять:

"Что бы ни случилось, держитесь правее - ближе к берегу, как можно
ближе! Там ведь только англо-американские мины. И с ними мы быстро
управимся. А на немецкие времени сейчас нет. До них еще дойдет черед".

Проводка каравана с берега кажется, наверное, чудом. Ведь гитлеровцы,
отступая, хвалились, что положили на Дунай заклятье. "Мы посеяли мины, -
говорили они. - Пусть жатву собирают русские!"

И вот минул месяц, как ушли немцы, а мы уже ведем караван по минам!

...Да, кстати, пишет ли тебе Димка? То-то, наверное, хвастается своими
небывалыми подвигами! Уж он таков. Его и в училище прозвали -
Скорострельный Димка. А признайся, было время, когда он нравился тебе
больше, чем я? Это было, по-моему, на третьем курсе. Ты еще пошла с ним на
"Периколу", хотя мы твердо договорились идти в филармонию. Но не будем об
этом...

Ты еще не забыла, что такое вешки? Я же объяснял тебе как будущей
супруге одного из выдающихся военных штурманов!

Так вот, течение на Дунае очень быстрое, вешки, которыми ограждают
фарватер, часто сносит. А нам они оказались не нужны. Что обвеховывать?
Берег? Для нас надежным ориентиром стал сам берег, его очертания.

Отсутствие вешек важно еще и потому, что благодаря этому сохраняется
полная скрытность нового фарватера с воздуха. А ведь немецкая авиация
нет-нет да и наведывается в эти места.

Но мы, представь, не оставляем после себя следов. Мы скользим по Дунаю,
как армада невидимок. Ключ к тайне фарватера только в прокладке, в тех
условных обозначениях, которые я наношу на карту.

Скажу без хвастовства - ты же меня знаешь, - я правая рука комбрига во
всем, что касается штурманской прокладки. Интересно, справился бы с этим
твой хваленый Димка?

Разве с Димкой (хотя, я уверен, он неплохо воюет) могло бы произойти
что-нибудь подобное тому, что случилось со мной позавчера?

Мы подходили к селению Велико Градиште. Я был вахтенным командиром. Но
и я, и сигнальщик смотрели, понятно, на реку, на поверхность воды и не
сразу заметили этого старика, хотя, наверное, он уже довольно долго бежал
по югославскому берегу. Старик устал, запыхался.

"Стай! Стай!" - кричал он, размахивая длинной палкой.

Я решил, что он хочет предупредить о какой-то опасности, о скоплении
мин впереди или о недавно намытой мели.

Головной тральщик замедлил ход.

Прихрамывая, югослав спустился к воде.

Ну вот тебе описание его внешнего вида. Коротенькая курточка, обшитая
по краям каким-то галуном. Широкие шаровары. На голове ветхая войлочная
шляпа, в руках длиннейший посох, как у древних библейских патриархов.

"Что хотел, отец?" - спрашивает его с палубы Танасевич.

"Куда идете? До фронту?"

"Да".

"Имею двух сыновей на фронте", - гордо ответил он.

Признаюсь, я рассердился. За самовольную задержку каравана без
уважительной причины мне могло здорово нагореть от комбрига. И Танасевич
тоже рассердился:

"Ну и что? Привет сыновьям передать? Затем и остановил нас?"

"Нет. По другому делу".

Он снял с головы шляпу. Мы, ничего не понимая, во все глаза смотрели на
него. Тут старик стал вдруг очень серьезным, даже торжественным. Потом
размашистым крестом осенил нас.

"С богом, дэца!" [дети (серб.)] - сказал он.

И такое, знаешь, сознание исполненного долга было написано на его
худом, морщинистом лице, что ни у кого недостало духу сердиться на
неожиданную задержку. Все-таки старый, можно сказать, даже древний
человек, а ведь прихромал издалека, заслышав о первом русском караване, и
остановил нас для того, чтобы обязательно благословить и напутствовать на
пути к фронту.

Нет, долго я не забуду этого старика!

Он стоял у самого уреза воды, пропуская мимо себя буксиры, танкеры,
баржи. И хотя с мостика нашего тральщика уже нельзя было различить его
лицо, мы видели, что шляпу старый югослав держит в руке по-прежнему.

...А за селением Базиаш нас уже с обеих сторон обступила Югославия.

Солнце неизменно вставало за кормой. Но, конечно, холодное, ноябрьское.
Зато какое тепло, Ийка, шло к нам с берегов! Ведь русских называют здесь
не иначе как своими старшими братьями. Югославы же славяне, понимаешь?

...А в Смедерово, когда мы стали под погрузку угля и хлеба для
Белграда, на причал пробился поп (но прогрессивный, Иечка, хоть и
длинноволосый, и в рясе, как полагается, однако перепоясан патронной
лентой и сбоку маузер на ремне - партизан!). Он до того, представь себе,
разгорячился, что с ходу облапил нашего Кирилла Георгиевича, который,
по-моему, впервые за весь поход растерялся. При этом поп громко объяснял
что-то по-сербски. Танасевич пояснил: он говорит, мы с русскими - одна
семья! И раскинулась наша семья от Ядрана до Япана! Оказывается, Ядран -
это Адриатическое море, а Япан - Японское. Какова семейка-то?.."

ОБРЫВКИ ЦЕПИ ПАДАЮТ В ДУНАЙ

Часто на память Кичкину приходил маленький островок с белеющим на нем
минаретом мечети среди утесов Железных Ворот, которые сторожат скалистый
лабиринт Катарактов.

В давние времена, когда турки господствовали на Балканах,
султан-завоеватель приказал протянуть здесь железную цепь от берега до
берега, то есть перегородить ущелье в самом узком его месте. Отсюда
название - Железные Ворота.

Много лет уже турецкая цепь ржавеет на дне Дуная.

А теперь следом за нею падают туда и обрывки цепи, которой пытались
сковать Дунай фашисты. Взрыв! Взрыв! И черная металлическая цепь оседает
на вспененную взрывом воду.

Да, подвиг минеров нагляден.

Обычно слава приходит к человеку после того, как дело уже сделано,
подвиг совершен. Сейчас не то. Сейчас само траление Дуная превратилось в
триумф, в триумфальное шествие минеров по Дунаю.

...Ночь. Костры горят на берегу. К стоянке кораблей спешат люди из
ближайших селений.

Отблески раскачивающегося пламени вырывают из тьмы смуглое улыбающееся
лицо, или пастушеский посох с загнутым концом, или пеструю вышивку на
сорочке.

А в траве стоят принесенные дары - узкогорлые кувшины с вином и высокие
корзины со снедью.

Низко свешиваются над головой огромные мохнатые звезды.

Без устали, жадно, нетерпеливо расспрашивают гости о Советском Союзе,
сказочной стране, откуда прибыли военные моряки. Танасевич едва успевает
переводить вопросы и ответы.

Наконец гости уходят. Кичкин, вымотавшийся за день до предела, засыпает
мгновенно.

Кажется ему, только что закрыл глаза. Но вот уже кто-то теребит за
плечо. Кто это? А, вахтенный матрос!

- Приказывали разбудить, товарищ лейтенант!

Светает. С каждой минутой кусты, деревья, холмы делаются отчетливее,
ярче. Все сбрызнуто дождем, который прошел недавно.

Еще через пятнадцать минут раздастся протяжный требовательный гудок. И
снова однообразные бурые волны впереди, а трос звенит-вибрирует за кормой,
и вот - взрыв, столб воды вздымается и опадает!

К черту эти "когти", к черту!..

"Я ПОДАВЛЯЛ СВОЕ ВООБРАЖЕНИЕ"

За ужином кто-то из офицеров сказал между прочим:

- Придем в Белград, обступят вас корреспонденты со всех сторон, товарищ
комбриг. Хочешь не хочешь, а придется дать интервью о новом обходном
фарватере на Дунае.

Комбриг нахмурился, пробурчал что-то, потом оглянулся на Кирилла
Георгиевича.

Это, кстати, относится тоже к числу его загадочных для Кичкина
особенностей. Комбриг терпеть не может беседовать с корреспондентами.

Те, как известно, любят, чтобы с ними разговаривали охотно, выкладывали
без задержки факты, да еще и пересыпали их шутками-прибаутками, разными
колоритными словечками, словами-самоцветами, которые так весело заиграют
потом в очерке.

Комбриг, однако, не таков.

Помнится, в Турну-Северине, значит, еще до Железных Ворот, разогнался
было к нему один военный корреспондент.

Разговор происходил в кают-компании в присутствии Кичкина.

Увидев на столе раскрытый блокнот, комбриг, видимо, внутренне сжался и
приготовился к сопротивлению.

- Я слышал, вы несколько лет назад в Севастополе принимали вместе с
водолазом Викуловым участие в разоружении каверзной немецкой мины, -