АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Не сказав ни слова, юнга круто повернулся и зашагал к жилым домам.
- Рассерчал, - пробормотал Дронин.
Кто-то засмеялся, а Чачко крикнул вдогонку:
- Командир ждет на пирсе!.. Застегнутый на все пуговицы, с брезентовым
чемоданчиком в руке, Шурка разыскал командира.
- Ты что? - рассеянно спросил тот, следя за тем, как Степакова вносят на
носилках по трапу посыльного судна.
- Попрощаться, - тихо сказал юнга. - Списан по вашему приказанию, убываю
в тыл. Шубин обернулся:
- Фу ты, надулся как!.. Это тебя разыграли, брат. Не в тыл, а в
госпиталь! Полечат геройские ожоги твои. Чего же дуться-то? Эх ты...
штурманенок! - и ласково провел рукой по его худенькому лицу.
Матросы, стоявшие вокруг, заулыбались. Вот и повысили юнгу в звании! Из
"впередсмотрящего всея Балтики" в "штурманенка" переименован. Тоже
подходяще!
Шубин добавил, будто вскользь:
- К медали Ушакова представил тебя. Может, медальку там получишь
заодно...
И всегда-то он, хитрый человек, умел зайти с какой-то неожиданной
стороны, невзначай поднять настроение, так что уж и сердиться на него вроде
было ни к чему!..
Всю дорогу до Кронштадта Шурка трещал без умолку, не давая командиру
скучать.
Медаль Ушакова - это хорошо! Он предпочитал ее любой другой медали. Даже,
если хотите, ценил больше, чем орден Красной Звезды. Ведь этот орден дают и
гражданским, верно? А медаль Ушакова - с якорьком и на якорной цепи! Всякому
ясно: владелец ее - человек флотский!
Шубин в знак согласия кивал головой. Но мысли его были далеко.
2
В Кронштадте он полдня провел у разведчиков. Был уже вечер, когда,
помахивая онемевшей, испачканной чернилами рукой, Шубин вышел из здания
штаба. Посмотрел в блокнот.
Адрес Виктории Павловны Мезенцевой узнал от Селиванова еще на Лавенсари.
Она жила в Ленинграде. Что ж, махнем в Ленинград!.. Виктория Павловна сама
открыла дверь.
- О!
Взгляд ее был удивленным, неприветливым. Но Шубин не смутился. Первая
фраза была уже заготовлена. Он зубрил ее, мусолил все время, пока добирался
до Ленинграда.
- А я привет передать! - бодро начал он. - Из шхер. Из наших с вами шхер.
- Ну что ж! Входите!
Комната была маленькая, чуть побольше оранжевого абажура, который висел
над круглым столом. Свитки синих синоптических карт лежали повсюду на столе,
на стульях, на диване.
Хозяйка переложила карты с дивана на стол, села и аккуратно подобрала
платье. Это можно было понять как приглашение сесть рядом. Платье было
домашнее, кажется серо-стального цвета, и очень шло к ее строгим глазам.
Впрочем, Шубин почти не рассмотрел ни комнаты, ни платья. Как вошел, так
и не отрывал взгляда от ее лица. Он знал, что это не принято, неприлично, и
все же смотрел не отрываясь - не мог насмотреться!
- Хотите чаю? - сухо осведомилась она.
Он не хотел чаю, но церемония чаепития давала возможность посидеть в
гостях подольше.
Вначале он предполагал лишь повидать ее, перекинуться несколькими словами
о шхерах - и уйти. Но внезапно его охватило теплом, как иногда охватывает с
мороза.
В этой комнате было так тепло и по-женски уютно! А за войну он совсем
отвык от уюта.
Сейчас Шубин наслаждался очаровательной интимностью обстановки, чуть
слышным запахом духов, звуками женского голоса, пусть даже недовольного:
"Вам покрепче или послабее?" Он словно бы опьянел от этого некрепкого чая,
заваренного ее руками.
На секунду ему представилось, что они муж и жена и она сердится на него
за то, что он поздно вернулся домой. От этой мысли пронизала сладкая дрожь.
И вдруг он заговорил о том, о чем ему не следовало говорить. Он понял это
сразу: взгляд Виктории Павловны стал еще более отчужденным, отстраняющим.
Но Шубин продолжал говорить, потому что ни при каких обстоятельствах не
привык отступать перед опасностью!
Он замолчал внезапно, будто споткнулся, - Виктория Павловна медленно
усмехалась уголком рта.
Пауза.
- Благодарю вас за оказанную честь! - Она говорила, с осторожностью
подбирая слова. - Конечно, я ценю, и польщена, и так далее. Но ведь мы
абсолютно разные с вами! Вы не находите?.. Думаете, какая я? - Взгляд Шубина
сказал, что он думает. Она чуточку покраснела: - Нет, я очень прозаическая,
поверьте! Все мы в какой-то степени лишь кажемся друг другу... - Она
запнулась. - Может, я непонятно говорю?
- Нет, все понимаю.
- Вероятно, я несколько старомодна. Что делать! Таковы мы, коренные
ленинградки! Во всяком случае, вы... ну, как бы это помягче выразиться... вы
не совсем в моем стиле. Слишком шумный, скоропалительный. От ваших темпов
просто разбаливается голова. Видите меня лишь второй раз и...
- Третий... - тихо поправил он.
- Ну, третий. И делаете формальное предложение! Я знаю, о чем вы станете
говорить. Готовы ждать хоть сто лет, будете тихий, благоразумный,
терпеливый!.. Но у меня, видите ли, есть печальный опыт. Мне раз десять уже
объяснялись в любви.
Она сказала это без всякого жеманства, а Шубин мысленно пошутил над
собой: "Одиннадцатый отвергнутый!"
- Я вот что предлагаю, - сказала она. - Только круто, по-военному: взять
и забыть! Как будто бы и не было ничего! Давайте-ка забудем, а? - Она прямо
посмотрела ему в глаза. Даже не предложила традиционной приторной конфетки
"дружба", которой обычно стараются подсластить горечь отказа.
Шубин встал.
- Нет, - сказал он с достоинством и выпрямился, как по команде "смирно".
- Забыть?.. Нет! Что касается меня, то я всегда... всю жизнь...
Он хотел сказать, что всегда, всю жизнь будет помнить и любить ее и
гордиться этой любовью, но ему перехватило горло.
Он поклонился и вышел.
А Виктория Павловна удивленно смотрела ему вслед.
Слова, как это часто бывает, не сказали ей ничего. Сказала - пауза! У
него неожиданно не хватило слов, у такого разбитного, такого самоуверенного!
И что за наказание! Битых полчаса она втолковывала ему, что он не
нравится ей и никогда не сможет понравиться! Разъясняла спокойно, ясно,
логично! И вот - результат!
Уж если вообразить мужчину, который мог бы ей понравиться, то, вероятно,
он был бы стройным, с одухотворенным лицом и негромким голосом.
Таким был ее отец, концертмейстер Филармонии. Такими были и друзья отца:
скрипачи, певцы, пианисты.
Они часто музицировали в доме Мезенцевых. Детство Виктории было как бы
осенено русским романсом. Свернувшись калачиком на постели в одной из
отдаленных комнат, она засыпала под "Свадьбу" Даргомыжского или чудесное
трио "Ночевала тучка золотая". До сих пор трогательно ласковая "Колыбельная"
Чайковского вызывает ком в горле - так живо вспоминается отец.
Странная? Может быть. Отраженное в искусстве сильнее действовало на нее,
чем реальная жизнь. Читая роман, могла влюбиться в его героя и ходить
неделю, как в чаду. Но пылкие поклонники только сердили и раздражали ее.
"Виктошка! Попомни наше слово: ты останешься старой девой!" - трагически
предостерегали ее подруги.
Она пожимала плечами с тем небрежно-самоуверенным видом, какой в подобных
случаях могут позволить себе только очень красивые девушки.
Ее называли Царевной Лебедью, Спящей Красавицей, просто ледышкой. Она
снисходительно улыбалась - уголком рта. Ей и впрямь было все равно: не
ломалась и не кокетничала.
И вдруг в ее жизнь - на головокружительной скорости - ворвался этот
моряк, совершенно чуждый ей человек, громогласный, прямолинейный,
напористый!
Ему отказали. Он не унимался. Был готов на вс": заставлял жалеть себя или
возмущаться собой, только бы не забывали о нем!
Мезенцева была так зла на Шубина, что плохо спала эту ночь...
3
Он тоже плохо спал ночь.
Но утром настроение его изменилось. Он принадлежал к числу тех людей с
очень уравновешенной психикой, которые по утрам неизменно чувствуют бодрость
и прилив сил.
Город с вечера окунули в туман, но сейчас остались только подрагивающие
блестки брызг на телефонных проводах.
Яркий солнечный свет и прохладный ветер с моря как бы смыли с души копоть
обиды и сомнений.
Конечно, Виктория полюбит его, Шубина! Она не может не полюбить, если он
так любит ее!
Своеобразная логика влюбленного!
Поверхностный наблюдатель назвал бы это самонадеянностью. И - ошибся бы.
Шубин был оптимистом по складу своей натуры. Был слишком здоров физически и
душевно, чтобы долго унывать.
На аэродроме ему повезло, как всегда. Подвернулась "оказия".
На Лавенсари собрался лететь "Ла-5".
- И не опомнишься, как домчит, - сказал дежурный по аэродрому. - Лету
всего каких-нибудь пятнадцать - двадцать минут.
Втискиваясь в самолет позади летчика, Шубин взглянул на часы. Восемь
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 [ 22 ] 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
|
|