пробку из бутылки с чернилами и положил бутылку на бок. Минуту-другую они
следили, как чернила льются на чистый бювар и стекают на ковер, потом так же
молча вышли на палубу с противоположной стороны; тут Рэк увидала на шезлонге
фрау Риттерсдорф забытую хозяйкой пуховую подушечку, схватила ее и, ни слова
не говоря, кинула за борт. Оба серьезно смотрели, как подушка подпрыгивает
на волнах, и удивлялись, отчего она так долго не тонет. Но вдруг за спиной у
них появился матрос, и они дали стрекача с таким вороватым видом, что матрос
нахмурился и пытливо осмотрелся, стараясь понять, что они натворили; ничего
не заметил, покачал головой и пошел по своим делам, а улика осталась далеко
позади и медленно погружалась в воду.
на нижнюю палубу. Сотни людей, мужчины и женщины, валялись там на досках,
мучаясь морской болезнью, и матросы окатывали их из шланга. Люди лежали
прямо в воде и лишь изредка поднимали голову или пытались отползти поближе к
борту. Один человек сел, просительно протянул руку к ближайшему матросу, тот
привернул шланг, тонкой струйкой обмыл лицо и голову сидящего, снова пустил
воду сильной струей и, смывая грязь с одежды, окатил его самого.
словно утопающий. Два матроса подхватили его, отнесли к нижней ступеньке
трапа, ведущего в темную глубину трюма, и там усадили. Он тотчас повалился
на бок.
коричневую сандалию и запустил вниз. Он промахнулся, сандалия угодила в
молодую женщину с младенцем на руках, которая сидела неподалеку. Юбки
женщины намокли, босые ноги почернели от грязной воды. Она подняла глаза,
погрозила кулаком и разразилась великолепной бранью - почти все ругательства
были знакомы близнецам, но она прибавила и несколько слов, которых они
прежде не слыхали, хотя поняли смысл. Впервые за это утро они обменялись
улыбкой, радуясь открытию, и продолжали жадно слушать, не спуская глаз с
перепачканного лица женщины, искаженного ненавистью и бессильной яростью.
так метко, что она ударила Рика в грудь, и тут же кто-то сзади крепко
схватил каждого из близнецов за плечо, и властный голос спросил сурово:
подкосились от толчка, но они упорно уводили глаза от холодного взгляда
молодого помощника капитана; тот встряхнул обоих, как щенят.
посадят под замок. Зарубите себе на носу!
прочь.
в кресле на колесах высокий юноша с очень сердитым лицом.
язык, проскочили мимо.
напролет, тощая бороденка его тряслась, белки глаз были совсем желтые.
палубе, и при виде этой необъятной беды лицо его болезненно кривилось от
жалости. К этому времени кое-кто из бедняков внизу поднялся на ноги; они
кучками жались к стенам и к поручням, а матросы все еще струями из шлангов
смывали в море грязь и рвоту. А потом несчастные в мокрой одежде опять
укладывались вповалку прямо на палубу или на промокшие шезлонги, и в
убийственной жаре от них поднимался странный, удушливый запах зверинца и
гниющих овощей.
плоть, прежде чем ей позволено будет умереть. Дорогой ценой все мы должны
купить благословенную смерть, Иоганн.
ответил. Умирающий простер руку над нижней палубой, словно благословляя.
бы только я мог их коснуться. Иоганн, - прибавил он слабым голосом,
обращаясь к юноше, своему племяннику, - помоги мне спуститься к ним, чтобы я
мог коснуться хоть немногих больных, им надо принести облегчение, нехорошо
оставлять их страдать...
кресло.
недобрую волю. Ты не можешь причинить мне зла, а вот я мог бы тебе помочь,
если бы ты не противился.
голосом сказал Иоганн и резко повернул кресло. - Умрите наконец, а я поеду
домой!
как будто разговор у них был самый обыденный:
Германию, чтобы я в последний раз увидел родные края. Разве не стоит об этом
поразмыслить?
думаешь же ты, что я могу точно сказать день и час? Но я с самого начала
тебе говорил, что если ты отвезешь...
такой случай. И я повторяю свое обещание, я все завещаю тебе, хотя ты этого
и не стоишь, ты этого не заслуживаешь, ведь в наш уговор входили милосердие
и доброта. Но, уж не говоря обо всем этом, ты теперь сможешь довершить свое
образование в Германии; возможно, тебе вовсе не надо будет возвращаться в
Мексику; я на это надеюсь.
трогает, что со мной будет. Ей нужны только ваши деньги.
поперхнулся и закашлялся. - Но деньги ведь пойдут тебе, а не ей. - Он достал
из-под легкого пледа, которым был укрыт, бумажный пакетик и сплюнул в него.
- Я вижу, ты поистине сын моей сестры. В нашей семье она одна была такая.
Всегда, с малых лет - черствая душа, каменное сердце.
сорвался, казалось, он сейчас заплачет. - Почему мне нельзя ходить в
кают-компанию, как ходят все? Мне тошно есть с вами в этой мерзкой каюте.
Почему вы не посидите на палубе один и не дадите мне хоть час передышки? Вы
чудовищный эгоист, дядя, прямо вам говорю. Вот.
меня одного. Господь позаботится обо мне. Он не допустит, чтобы я пострадал
от твоей жестокости. Можешь отлучиться на сколько угодно. Но помни, я
составил завещание в твою пользу. Все достанется тебе. Можешь не
сомневаться. Остальное - дело твое и твоей совести.
он, просто как волк, сейчас он усядется в светлой, приветливой
кают-компании, среди оживленной молодежи и, может быть, заведет разговор с
какой-нибудь хорошенькой девушкой. Хоть на час убраться подальше от смерти,
от этих запахов, и молитв, и клокотанья мокроты в глотке, от больной
старости, которая гнетет тебя и душит, скулит, и жалуется, и не отпускает...
почитаете.
больше не выдержит без роздыха, ему нужна хоть малая толика свободы, хотя бы
пройтись круг-другой по палубе одному, не то он окончательно потеряет
самообладание и что-нибудь расколотит вдребезги. Нет, хватит, ни за какие
деньги. С необычной бережностью он спустил кресло по трапу, ловко вкатил в
каюту, открыл иллюминатор и, чувствуя на себе полуобморочный, полный
безмолвной укоризны взгляд дяди, выскочил за дверь. Через десяток шагов он
начал превесело насвистывать грустную песенку: "Das gibt's nur einmal, das
kommt's nicht wieder" {"Это раз в жизни дается, это назад не вернется"
(нем.).} - словно сердце его уже не вмещало радости.
свое место, разбудил его. Дэвид на миг открыл глаза и тотчас притворился
спящим. Дэнни как будто малый неплохой, но страшно надоедает. Он, кажется,
только и способен без конца пережевывать одни и те же мысли: о Женщинах
(вернее, о сексе), о деньгах (вернее, о том, что он никому не даст себя
обжулить) и о собственном здоровье.
после каждого глотка морщится от омерзения. Потом, пока бреется, между делом
успевает сжевать палочку дрожжей. Ополоснет лицо холодной водой и с тревогой
смотрится в зеркало - не красны ли белки глаз. На шее и на щеке у него
гнойные прыщики, точно у мальчишки-подростка. Путем сложных окольных
переговоров через немецких приятелей отца ему удалось поступить в крупную
химическую фирму в Берлине, и он опять и опять туманно намекает на
предстоящую ему карьеру инженера-химика. Но Дэвид обнаружил полнейшее
невежество в этой области и совершенное к ней равнодушие; Дэнни же, когда
Дэвид назвал себя живописцем, решил, что тот красит стены или малюет
вывески, а потому говорить им не о чем, разве что можно считать темой для
разговора три уже упомянутых предмета, которыми неизменно заняты мысли