попросить своего другого постояльца - героя из этого коридора - посмотреть
за вами. Правда, он попроще вас, но у него открытый честный взгляд и
волосы у него рыжеватые, а это - хороший признак.
Кроме того, я попаду в очень глупое положение, и я сама хорошо позабочусь
о себе.
это будет одно и то же. А теперь, мисс, могу ли я быть еще чем-нибудь
полезна вам? Миссис Саврони выйдет на работу завтра утром. Благодарю вас.
подмигнула и исчезла.
себе, что горничная просто не победила на конкурсе красоты, и о том, что
бывает с победительницами конкурса красоты, знает не больше, чем она сама.
Но сам по себе факт, что в такое время ей преподнесли подобный совет, был
оглушителен. Разговоры такого сорта принадлежали миру, который она чудесно
оставила позади. Услышать их здесь было так же неприятно, как поехать в
кафе "Помпадур" и увидеть там в качестве мрачного распорядителя веселья
свою собственную тетушку Агги. Ида испытывала раздражение, вызванное
рыжеволосой горничной, которая, будучи помолвлена с полисменом, очевидно,
считала, что должна сама стать полисменом. Если подумать как следует, так
она нахально сует нос куда не надо, даже если она сначала относилась
по-дружески и напудрила спину. И потом, советовать не спать ни с кем. За
кого она ее принимает?
в высокое зеркало, и сказка тотчас же началась вновь. Перед ней стояла
приятнейшая из задач - сделать себя еще привлекательней. Она выключила все
освещение, оставив только две лампочки над трельяжем туалетного столика, и
минут десять сидела в замечательном экстазе творчества, приводя свою
внешность в соответствие с той особой, которая столько лет виделась ей.
Она не думала о людях, об их восхищении и обожании, она сама была своим
зрителем; гостиница, город ушли из ее памяти. Сейчас она была принцессой
средневекового замка, воспетой рыцарями.
кинозвезд, легко поужинать грейпфрутами, бульоном и корочками поджаренного
хлеба.
редкими волосами с перхотью - она усыпала весь воротник его смокинга -
заехал за ней, чтобы отвезти ее в театр "Кавендиш".
не проявил. Поместить мистера Грегори в сказку было трудно, разве только
отвести ему роль гнома. Его улыбка смущала ее, и она воспринимала его как
нечто безликое, не существующее в жизни.
женщины были в великолепных вечерних туалетах, мужчины все до одного
казались высокими, краснолицыми и не гармонировали со своими белыми
жилетами и белыми галстуками. Иде они все показались генералами и
баронетами. Все было просто восхитительно, хотя поначалу на нее никто не
обращал особого внимания. Потом в комнате, сияющей позолотой и
украшениями, похожей на гостиную, она увидела журналистов и
фоторепортеров. Ида была представлена сэру Хьюсону, тоже, как и мистер
Грегори, журналисту, но только тоньше и опрятней, и молодому человеку,
совершившему тот героический поступок, имя которого было Чарли Хэббл.
был выше ее всего на один-два дюйма) и фотографироваться, а лампы
фоторепортеров вспыхивали чуть ли не перед самыми их лицами. Как в это
время смотрели на них и переговаривались!
в душе была напугана. Сам директор театра, джентльмен с красивыми седыми
усами и нежным белым цветком в петлице, подошел к ним и пожал им руки, а
когда фоторепортеры настроили опять свои аппараты и лампы, он подарил Иде
громадную коробку шоколадных конфет, самую большую в ее жизни. Потом он
проводил их по устланному толстым ковром коридору с маленькими дверьми по
одну его сторону. У крайней двери их ждала программ-герл [девушка, которая
помогает зрителям занять места]. Дверь открылась в большую ложу, тоже
похожую своей позолотой и отделкой на маленькую гостиную, и она и мистер
Хэббл сели в первом ряду, а перед ними, как сквозь легкий туман, предстал
огромный зал, наполненный людьми. Оркестр играл красивую мелодию,
некоторые зрители на балконе стали им аплодировать, и все это было так
чудесно, что Ида почувствовала, что по спине у нее забегали мурашки, и она
должна была с силой прижать пальцы к ладоням, чтобы не расплакаться.
Встретив ее взгляд, он торопливо и смущенно улыбнулся. Увидев его впервые,
она заметила, что он выглядел чистым и свежим, а темный костюм и
белоснежная рубашка оттеняли его песочного цвета волосы и
голубовато-зеленые глаза. Увидеть его в такой обстановке было довольно
странно, он совершенно не походил на всех тех мужчин, которых она
встретила в Лондоне. Он сейчас же напомнил ей дом в Пондерслее, она знала
нескольких парней, очень похожих на него, он был таким, каких часто
встречаешь, и это было ей неприятно, не потому, что она была сама по себе
требовательна - она знала, что он совершил что-то очень отважное, - а
потому что она не желала, чтобы ей напоминали о доме. Ей стало обидно, что
в течение этого часа, двух часов, ей надо было делить все это великолепие
с человеком, который с одной стороны заслуживал это, а с другой как бы
представлял отца, тетушку Агги, Хэндзхау и Пондерслей. Ей вдруг
показалось, что то, кем он был, портило все.
покраснело, лоб поблескивал от выступившего пота. Он смущался. Он то и
дело засовывал палец между воротничком и шеей... Она улыбнулась в ответ на
его улыбку. Она вспомнила, что говорила о нем горничная, и согласилась,
что горничная была права. Он был славный.
так говорят дома - акцентом.
первую премию по красоте. Я попал в глупейшее положение и уверен, что и
выгляжу глупо.
чуть ли не с потолка, два прожектора сначала замерцали, чтобы потом из них
хлынули потоки света, который оттенил каждую складку драгоценного
занавеса, он ответил искренне и приглушенно:
темной комнате, пораженные зрелищем, вися между потолком и полом,
зачарованные так же, как Ганс и Гретель [персонажи сказок].
похожем на новенький ящик с красками, молодой красивый мужчина,
притворяющийся старшим продавцом, заскользил вдоль линии двадцати
спортивного вида молоденьких женщин, притворяющихся продавщицами. Подобное
поведение нисколько не удивило двух наших провинциалов, они и раньше
слышали оперетту. Только сейчас она немного больше была похожа на
действительную жизнь.
что она приехала из Пондерслея? Таких в Пондерслее не бывает. Ничего
удивительного, что она получила первую премию. Такая девушка получит
первую премию где хочешь и в любое время. Сидеть в первом ряду ложи одного
из самых больших лондонских театров уже что-то да значило. Но, подумать
только, кто сидит рядом с ним? Да, от этого единственного вечера надо
взять все. Может быть, когда-то она жила среди таких люден, как он, хоть и
этому не очень-то поверишь, но теперь для нее они уже больше не
существуют. Если она не станет кинозвездой, то выйдет замуж за парня, у
которого куча денег. Через неделю, самое большее через две, она просто
забудет, что видела его. А кто он такой вообще? Что он здесь делает? Он
всего-навсего выдумка. А она не выдумка. Вокруг нее не просто так поднят
весь этот шум. Ее оценили, как самую красивую девушку в Англии, и это так.
Какой у нее вид только! В Лондоне, наверное, ее одели, нарядили, как и
его, да разве в этом дело! Дело не в одежде. Пусть она жила в Пондерслее и
ходила, как другие девушки, на работу, но она родилась для Вест-Энда,
бриллиантов, голых плеч, театральных лож, автомобилей и таких гостиниц,
как "Нью-Сесил отель". И во имя ее он был рад, что все это существует.
Такая, как она, имеет право на все, что пожелает.
Он смотрел на сцену, которая была удивительно близка, и наслаждался тем,
что видел, но каждую секунду он чувствовал, что она здесь, рядом. Хотя
между ними была почти вся ширина ложи, он ощущал, что она здесь, совсем
близко, как если бы чувствовал своей левой рукой ее теплоту и легкую
тяжесть. И от восторга у него кружилась голова. Он не обернулся, не
посмотрел на нее, пока не опустился занавес и не загорелся свет. Тогда они
улыбнулись друг другу.
визглив и не груб, как у многих этих женщин, в то же время он не был по
глупому хныкающим. Нет, голос у нее был то что надо.