Мысль, блуждавшая по лабиринту, вдруг выбралась из тупика и понеслась
вперед.
"Хотел, дружок, третьего совпадения? - злорадно спросил себя Петр. - Так
получай же: Батуганин, Валуев и я сам. С Петуховыми, понятно, осечка
вышла, ведь он, потрошитель, не ведал, что заместо меня - они. Это почему
же? Все ведают, а он... так же, как и я... Вот в чем дело! Рассказывал
таксисту про взрыв "Мелодии"... У них никакого взрыва не было - он был у
нас. Где у нас-то?! Тьфу! Хорошо, а черный список? Шизоид убирает тех,
кого приговорило Народное Ополчение. А я при чем? Меня в списке нет. Зачем
он ко мне приперся? Зачем соседей грохнул, он что, кайфует от этого?"
- Стоять! - раздалось откуда-то сбоку. - Руки на капот!
- Какой капот, мужики? Вы что, очумели?
- То есть это... к дереву прислони.
Из темного садика показалось двое омоновцев: первый - туша килограмм на
сто, не иначе, бывший десантник, второй, как в дрянной комедии, - прыщавый
засранец. Личико тонкое, форма не по росту, бронежилет чуть не по коленям
бьется. Стажер, что ли?
- Ну, вы напугали, - заулыбался Петр.
- Руки на дерево.
- Да вы что, мужики?..
- Стоять! - крикнул прыщавый, срываясь на фальцет, и торопливо дернул
затвор "АКСа".
- Осторожно, - предупредил амбал. - Ставь на предохранитель и обыщи. Я
прикрываю.
Он обошел вокруг и, поправив ремень, навел на Петра автомат. Петр глухо
выругался и прижал ладони к корявому тополю. Тренироваться вздумали.
Другого места не нашли.
Стажер боязливо потрогал его бока, поясницу и бедра. Извлек из карманов
блокнот и деньги и вопросительно посмотрел на старшего.
- Действуй сам, - приказал тот. - Проверь обувь и пах.
Юный мент оттянул носки и пошарил в них пальцем, затем, смущенно кашлянув,
прикоснулся к ширинке.
- Все, чистый, - робко доложил он. Амбал заставил Петра раздвинуть ноги
еще шире и торопливо провел руками по его одежде.
- Документы ты забыл, - догадался он.
- А я их с собой носить не обязан.
- Я эту песню каждый раз слышу. - Омоновец включил рацию и бросил в треск
эфира пару усеченных, похожих на арго фраз. - А здесь что? - Он небрежно
пролистал книжку. - У сколько у тебя телефонов. Небось жаловаться будешь.
- Не буду, если отпустите.
- Мы только задерживаем, отпускают другие. Такая служба.
- Мужики, меня жена дома ждет, - просительно молвил Петр.
- Так и меня тоже.
Милицейский "газик" появился на удивление скоро. В темноте Петр не
разобрал, та ли это машина, что паслась у его дома, или другая. В кабине
находился только водитель, и амбал приказал стажеру сесть рядом, а сам,
вопреки всем инструкциям, забрался вместе с Петром назад. Шофер захлопнул
дверцу, и через пару секунд "газик" сорвался с места. Петр проехал
задницей по гладкой доске и стукнулся ухом о какую-то железку.
В металлическом коробе стояла кромешная тьма. Сквозь маленькое
зарешеченное оконце были видны рекламные финтифлюшки Арбата, но света они
давали не больше чем тлеющий окурок.
- Навязали молокососа на мою голову, - пожаловался омоновец. - Порядочных
людей беспокоить приходится. Я же вижу, кто человек, а кто - шваль.
Чтобы лучше слышать, Петр подался вперед. В доверительном шепоте
патрульного угадывался обычный ментовской зачин. Сейчас попросит денег.
- Если б не мальчишка, я бы тебя сразу - на все четыре стороны. Я же не
изверг, правильно?
- Конечно, - согласился Петр.
- Мне это тоже не надо. Ну что? Ну, доставим тебя, ну, сдадим в отделение.
Дежурный до утра не почешется. А клетка наверняка битком - у нас сейчас
рейд. Будешь всю ночь с бомжами сидеть. Еще заразу какую подцепишь. Жене
позвонить не дадут, изведется вся или заревнует. А за что? Ну, паспорт
забыл. Ты же не преступник, правильно?
- Нет, конечно, - благодарно отозвался Петр.
- В общем, трудно это, но я постараюсь. Без лишних формальностей. Пока до
отделения не доехали.
Петр понял, что от него ждут конкретных предложений, но промолчал. Трясясь
на жесткой лавке, провожая глазами огни чужого праздника, он внезапно
почувствовал собственную необходимость. Он был нужен - "у нас", "у них",
везде. Он наконец уловил некий смысл - это шло оттуда, с Родины, с того
Арбата, на котором обстреляли из подствольников "Мелодию", по которому на
Красную площадь вели колонну сдавшихся бойцов. А после построения и пылкой
речи Нуркина им даровали обещанную свободу. Только эта свобода находилась
на Кольском полуострове.
- Ну, рожай, а то сейчас приедем, - поторопил мент.
- Сумма.
- По-братски. Мне еще делиться.
Петр не помнил, сколько у него осталось, но знал, что для обычного
милиционера половины будет многовато. Да и не в этом дело. Ментам он
никогда не давал, он вообще не выносил взяток - просто потому, что это
унижает.
- Только спросить хотел, - сказал Петр.
- Ну?
Он привстал и нагнулся к омоновцу, но в этот момент "газик" качнуло, и
Петр, не удержавшись, схватился за автомат. По внутренней стене пронеслись
блики от чьих-то фар, в кузове посветлело, и Петр удостоверился, что "АКС"
висит не на плече, а на шее. Он уперся коленом в жесткий кевлар жилета и,
рванув автомат, перекрутил ремень. Горло амбала оказалось в петле, но до
удушения было далеко. Петр повернул автомат еще раз - уже с нажимом.
Омоновец задвигал губами и сполз со скамьи.
- Я хотел спросить, - повторил Петр, затягивая удавку все сильнее, - Кому
служишь? Правительству служишь, гнида. А должен? Должен народу, -
наставительно сказал он.
Двое в кабине болтали и смеялись, но в короб проникал лишь невнятный
бубнеж. Петр отметил хорошую звукоизоляцию и ударил амбала по виску.
Откинув приклад и удлинив тем самым рычаг, он встал на него ногами. Это
было лишнее - омоновец уже не сопротивлялся.
Чтобы не возиться с запутанным ремнем, Петр отстегнул карабины. Где-то в
кармашках бронежилета наверняка лежали запасные обоймы, но искать их не
было времени. Выдрав из ладони амбала несколько скомканных банкнот, он
лихорадочно ощупал пол, но записная книжка исчезла. Петр потратил около
минуты, но блокнот так и не нашел. Все, пора.
Он упер руки в стены и, подтянувшись, саданул пятками по замку. Дверца
оказалась слабее, чем он рассчитывал, и второго удара было достаточно.
Кузов наполнился свежим воздухом, а внизу, за кривым бампером, помчался
ярко-серый асфальт. После непроглядного мрака глаза воспринимали ночь как
день, а фонари светили маленькими солнцами.
"Газик" резко затормозил, и Петр, борясь с инерцией, толкнул тело в
сторону убегающей дороги. Вывалившись, он сделал кувырок через голову, но
его продолжало тащить вперед. Осознав, что падение неизбежно, Петр в
полете переставил предохранитель. Машина проехала еще метров десять и
визгливо, с разворотом остановилась. Как нельзя кстати. Памятуя о том, что
на сопляке броник, Петр поднял ствол чуть выше и дал короткую очередь по
окнам.
"Цак-цак-цак-цак", - заходил затвор, выкидывая стреляные гильзы. Справа
повисло легкое облачко дыма, и вместе с ним - гнетущая, необычная для
города тишина. Переулок продолжал - спать. Несколько окон горело, но все
они были бледно-желтыми, непроницаемыми, наглухо занавешенными. Ни души.
За крутым спуском прошелестели мокрые колеса - переулок вливался в улицу
пошире, но этот участок из-за выступающего дома был не виден. Родные места.
Петр подобрал гильзы и попятился к черному прогалу сквера. В машине
зашевелились, но достаточно вяло. Ранены. Опыт городской войны
подсказывал: добить и забрать оружие, но Петр решил не жадничать. Уйти
нужно было достойно и, главное, быстро.
Эти дворы он знал. Старые гаражи, типография и высокий забор монгольского
посольства, через который они в детстве любили перекидывать магниевые
бомбочки. Детство прошло, а бомбочки остались.
Он сложил приклад и завернул автомат в снятую рубашку. Отстегивать рожок
Петр поостерегся - мало ли что. Дойдя до мусорного бака, он закинул в него
гильзы и тут же успокоился. Привычка.
Было немножко зябко, и еще смертельно хотелось курить, а убитые менты не
волновали. Пока хватятся, пока пришлют собак, он будет уже далеко, но
прежде успеет сделать несколько обманок - как заяц. Та жизнь научила его
многому. Эта - только удивляла и подставляла спину. Здесь действовали
другие правила, здесь было легче, но Петр ни секунды не сомневался:
настоящая жизнь - там.
Там - где?
И все же Петр был спокоен. Память восстанавливалась. Скоро он полностью
прозреет и ответит на последний вопрос. Он лишь жалел потерянного блокнота
- перед сном придется много писать. Но это куда приятней, чем очнуться
белым листом. Не упустить бы самого важного: он не один, есть кто-то еще.
Друг, враг - неизвестно. Выясним.
Проснуться, воскресить свое "я" и дожить до следующего вечера - как
минимум.
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Володихин Дмитрий
Ковальчук Вера
Майер Стефани