городом, Анелька, вероятно, увидела бы своего отца в веселом обществе; он
пробовал вновь изобретенный напиток, смесь портера и шампанского.
пожалуй, никто не знал, а меньше всех пан Ян, который в тот вечер был в
превосходном расположении духа.
сырость. Погасли огоньки в деревне, и тишину нарушало только кваканье
лягушек да собачий лай. Быть может, где-то среди других собак бегал и
Карусик, которого с полудня не было дома? Гадкий пес, не лучше людей!..
полей доходили незнакомые, неслышные днем звуки - быть может, беготня
каких-нибудь вспугнутых зверьков? Потом опять наступала тишина, и только
внизу, в комнате, тикали неугомонные часы.
словно сверкали драгоценные каменья, зеленоватые, синие, красные. По
временам откуда-то вырывалась блуждающая звезда и, описав дугу на небе,
исчезала.
невольно оглядывалась, словно надеясь увидеть кого-то. Но в комнате было
пусто. Жители небес боятся попасть между зубьев машины, которую мы называем
жизнью.
какого-то необыкновенного вида. И летела она не с неба на землю, а с земли к
небу, затем внезапно повернула к дворовым постройкам.
несколько извилистых линий, она упала на дерево и скоро погасла.
удивительно зоркие глаза Анельки. Девочке стало страшно, вспомнились
рассказы о блуждающих по ночам неприкаянных душах. Но она тут же подумала,
что это, может быть, просто летают светлячки.
сошла вниз к матери.
потушила лампу и в темноте забралась в кресло.
Потом - что по комнате ходит кто-то чужой и чей-то голос окликает ее по
имени.
Юзека. В углу у печки жужжали мухи, а в соседней комнате тикали часы.
его голова мелькала в окне или он приоткрывал дверь, выходившую на дорогу,
и, высунувшись до половины, смотрел в сторону усадебных построек.
выбежал из хаты, напряженно всматриваясь в темноту, и заметил несколько
узких языков пламени, которые поднимались с крыши дома около того окна, у
которого панна Валентина и Анелька каждый день кормили воробьев.
это дом!
что пожар. Ну, скорее же, ты, чертова девка! Ведь там паненка сгорит, та,
что тебе ленту дала... Иисусе! Да шевелись же! Она за тебя заступилась,
просила, чтобы я не бил тебя... и сгорит теперь!
факел. Гайда выскочил из хаты и бросился бежать к службам, не отводя глаз от
дома.
хлеву и заколотил кулаками в стену. - Проснитесь, люди! Пожар! Паненка
сгорит...
спавшего на соломе пастуха и рывком поднял его на ноги.
осветились красным светом, проснулись и защебетали птицы. Но в доме все было
тихо.
протяжно заскрипела и наконец с грохотом распахнулась. Розовый блеск осветил
темную прихожую.
мрак. В темноте он толкнул стол, наткнулся на кресло, и ноги его запутались
в чем-то мягком - должно быть, в упавшей на пол одежде. Только через
несколько мгновений разглядел он светлевшее между ставен отверстие в форме
сердечка и, сорвав ставни с петель, выбил окно.
глаза, дом горел со всех сторон.
на руки и вынес на крыльцо.
одеяло. Это была мать Анельки. Как только он дотронулся до нее, она с
громким воплем, словно обороняясь, уцепилась за край кровати. Он с трудом
оторвал ее руки и вынес ее во двор.
могла найти выхода. Она споткнулась обо что-то и упала. К счастью, Гайда
успел подхватить и вынести ее вместе с мальчиком. Посадив их около матери,
он вернулся в комнаты, где было жарко, как в печи, и начал выбрасывать в сад
без разбору, что попадалось под руку: одежду, постель, стол, стулья.
вырывалось пламя. На деревьях, росших близко у дома, тлели ветки и листья.
Во дворе и в саду было светло, как днем, дым, быстро поднимаясь вверх, по
временам, словно полупрозрачным тюлем, заслонял звезды. В деревне запели
петухи, вообразив, что уже рассвет. А в ближнем местечке гудел набат.
голосили, батраки метались, как сумасшедшие.
потому что в доме было уже страшно жарко и опасно.
минуту часы в желтом футляре прозвонили тоненько и быстро три раза, словно
напоминая, что и их надо спасать. Затем раздался страшный грохот. Потолок
обрушился на пол, извергая ураган огня. Неутомимые часы кончили свой
жизненный путь.
был весь в крови и черен от копоти.
баграми и ведрами. Кто-то из парней вылил на Гайду ведро воды и погасил
огонь, уже охвативший его всего.
комнатах пылала мебель, обгорели стены, трескались печи, потолок за потолком
обрушивался среди столбов искр и дыма.
подниматься выше стен: горели уже только полы.
спасенное добро, чтобы им было хоть во что одеться.
простыни, одежду и обломки мебели, спасенные Гайдой из огня.
Только что муж наладил дела, так теперь дом сгорел! Вернется, и негде будет
ему голову приклонить. Ужас! Деньги все пойдут на ремонт дома, не на что
будет мне в Варшаву съездить. А мебель! Такой мебели у нас уже никогда не