Чтение 22–й страницы книги ~Дело о неприкаянной душе~

"Я вот галстук за триста баксов купил".

"За триста? Ну, ты, парень, лох!!! Вон, в соседнем магазине такие же за пятьсот лежат".

Диагноз, в общем, ясен. Невидимый для всех, я наблюдал, как они выбирали себе покупки. Каждому по часикам. Не простым, а золотым. Ага, ручка "Parker" - совершенно необходимая для них вещь. Ну, просто очень необходимая. Блин, ну скоро они там закончат? Наконец-то.

Троица лениво подошла к кассе. Главный Обалдуй царским жестом вывалил прямо перед кассиршей несколько пачек денег. Та мило улыбнулась. Так, если в кассиршах держат не совсем идиоток... Кассирша, довольно милая девушка, не переставая улыбаться, быстро считала купюры. Вдруг ее правая рука на миг исчезла из вида. Только я заметил, как она нажала на кнопку под кассой. И тут же она вернулась к подсчету денег. Словно ничего и не было. А парни продолжали весело похохатывать, воображая какие физиономии будут у их приятелей, когда они похвастаются перед ними своими покупками. Таких веселых их и накрыла служба безопасности магазина. Откуда-то сбоку вышли трое парней нехилого телосложения, подошли к моим мафиози и ухватили их за шкирки.

- В чем дело, Леночка? - вежливо спросил один из охранник.

Кассирша молча протянула одну из купюр.

- Эти придурки хотели вот этим расплатиться. Не знаю, наверное, они всех полагали такими же идиотами, как они сами.

Охранник молча повертел в руках сотенную банкноту. Потом повернулся к озадаченной троице.

- Да, ребята, попали вы. Подделка и распространение ассигнаций. Парни, эти идиоты на цветном принтере отпечатали деньги и думали, у них пройдет этот фокус.

- Цветной принтер?!!! - ахнул один из троицы.

- Ну, погоди, Игрок!!! - прорычал главарь.

Да погожу, погожу. Зачем так орать? Глядя на вытянувшиеся физиономии троицы, я весело рассмеялся. Чертовски удачный день! Как там говорят люди? "У меня сегодня радость - я соседу сделал гадость". Впрочем, в гадость эта троица вляпалась по собственной инициативе, как обычно и происходит с людьми. А потом винят во всем чертей. Черт, дескать, надоумил. Ага, вот взял и надоумил. Да люди порой творят такое, что не придет в голову ни одному черту. А уж этой троице и вообще грех кого винить. Сами виноваты. А я... я только слегка помог им осознать вину...

- Если встречу этого Игрока, то сразу пришибу, - прошипел главарь, когда его за шкирку выволакивали из торгового зала.

- А зачем ждать? - вежливо спросил я. - Давай.

Главарь резко обернулся.

- Вот он!!! - завопил он, показывая на меня пальцем. - Это он дал мне те деньги!!! Хватайте его!!!

Охранник, тащивший моего Обалдуя, окинул тот угол, куда показывал пальцем его подопечный, равнодушным взглядом, а потом отвесил ему хороший подзатыльник.

- А ну шагай. Ты еще вон ту швабру обвини.

- Но я вам правду говорю!!! И причем тут швабра?!! - В этот момент все шестеро скрылись за дверью подсобного помещения. Что ж, на какое-то время об этих мафиози местного масштаба можно забыть - остальная их шайка не опасна без своих главарей. А этим парням и правда полезно будет получить урок. Глядишь, поумнеют. Поймут, что бандитский хлеб вовсе не так сладок, как казалось. Тюрьма же лишена всякой романтики. Впрочем, вряд ли они поумнеют. Но шанс дать им стоит.

Да, денек сегодня на редкость удачный... правда, некоторые говорят, что это не к добру. Что ж, посмотрим. А теперь к нашему дорогому художнику...

Как я ни спешил, но все-таки без хвоста путешествовать в мире людей довольно муторно. И медленно. Вот ведь хвостом щелкнул... все. Все, больше ни слова о хвосте. Стоит ли мечтать о том, чего еще нет. Вот стану совершеннолетним... Все. Больше ни слова. Ну, блин, и как люди обходятся без хвостов или крыльев? А этот, так называемый общественный транспорт, вообще кошмар. Еще на голову мне бы залезли. В троллейбусе я единственный раз в своей жизни пожалел, что рассказы людей о рогах чертей всего лишь выдумки. Были бы у меня рога, этот хам не облокачивался бы о мою голову. Видите ли, ему держаться больше не за что... Сразу нашел за что держаться, когда я заставил его увидеть как из моих волос вылезают разные мелкие зверюшки типа вшей и клопов и лезут ему на руку. Как он кричал... Как тер свои руки о куртку. Короче, высадили его на первой же остановке как опасно больного. Правда, этот хам и не особо сопротивлялся...

Нет, я, конечно, люблю разные развлечения, но когда их становится слишком много... Короче, я больше не хочу сегодня иметь дело ни с какими мафиозами, хамами, хулиганами и прочими представителями племени кандидатов на курорты ада. Альена, где ты?!!!!

Альена была в доме у нашего художника Григория Ивановича и задумчиво смотрела на спящего Алешу. Сам художник сидел на стуле перед кроватью и также задумчиво смотрел на мальчика. Я незаметно проник в комнату и озадаченно оглядел эту картину. Почесал затылок. Потом вежливо кашлянул. Альена обернулась.

- А, это ты, - без всякого интереса сказала она. - Где ты мотался?

- Я мотался?!! - обиделся я. - Нет, это мне нравится. Я тут в поте лица тружусь, спасаю вот этого кандидата на путешествие к нам...

- Обойдешься, - прервала меня Альена тем же равнодушным голосом, даже не обернувшись.

- Чего? - не понял я. - Что, обойдешься?

- Насчет кандидата обойдешься. Не ваш он.

Я вторично почесал затылок.

- Альена, ты не заболела? Вообще-то я только шутил. Ты что, шутки уже разучилась понимать?

- А тебя не поймешь.

Я снова поднял руку, чтобы почесать затылок, но замер. Покосился на всех. Григорий Иванович продолжал так же сидеть, задумчиво глядя на мальчика. Нас он, понятно, не видел.

- Альена, что тут произошло?

- А ничего. Алеша бросился бежать. Я же постаралась убедить художника, что мальчику нужна помощь. Сказала, что ему некуда податься. В общем, представилась знакомой Алеши. Художник, как мы и ожидали, побежал за ребенком. Алеша в этот момент плакал в какой-то подворотне...

- Надеюсь, он не того, - я сделал красноречивый жест, словно обматывая вокруг шеи веревку.

- Нет. Хотя кто знает, что было бы, приди мы чуть позже. - И тут, совершенно неожиданно для меня, апатию Альены словно рукой сняло. Она вдруг резко повернулась ко мне, ухватила меня за грудки и принялась яростно трясти. - Ты, придурок несчастный!!! Ты хоть понимаешь, во что ты втравил этого мальчика?!!!

- Эй, полегче! Не я втравил, а мы втравили. Ты тоже в этом участвовала.

- У меня был выбор?!!

- Был. Выбор есть всегда.

- Ты мне тут еще лозунги начни декларировать. - Альена фыркнула, наконец-то отпустив меня. Я старательно разгладил свою рубашку.

- И чего ты взбесилась? - буркнул я.

- Взбесишься тут. Ты просто не видел, что здесь было. Григорию Ивановичу с трудом удалось успокоить мальчика. Он напоил его каким-то отваром, и Алеша уснул. Спит уже часов восемнадцать. Почти сутки. Сейчас, вроде, спокойно, а раньше метался. Между прочим, тебя вспоминал.

- Правда?! - обрадовался я. - И что вспоминал?

Альена покосилась на меня.

- Тебе повторить его слова?

Я на миг задумался.

- Пожалуй, не надо. Я тут трезво подумал, и решил, что вовсе не хочу знать, что он говорил обо мне.

- И правильно.

- А что наш художник?

- А что он. Сидит. Как Алеша уснул так и сидит. Боится даже на миг отойти.

- Железный человек.

- Нет. Просто человек. Самый обычный.

Я согласно кивнул.

- Но, все же, ему себя поберечь стоило.

- Возможно. Но не тогда, когда ребенок во сне кричит, что все равно жить не будет. Боже мой, Эзергиль, ты не представляешь, что тут было.

- Э-э, - я поежился. - Альена, не будешь ли ты так любезна не упоминать Его в моем присутствии? В устах ангела это немного неприятно. Кажется, ведь вам тоже нельзя упоминать его всуе?

- Прости. Тут, с этими людьми, чего только не станешь говорить.

Альена обхватила плечи руками и ссутулилась.

- Мне страшно, - вдруг призналась она. - Эзергиль, дело ведь уже давно переросло нашу с тобой школьную практику. Сейчас ведь решается судьба человека.

- И даже не одного, - кивнул я. - Не забывай об отце Алеши. И почему ты думаешь, что мне не страшно?

- А тебе-то чего боятся? Для тебя же лучше, если все тут попадут в ад.

- Угу, - согласно кивнул я. - Конечно, для меня лучше. Проиграю пари, останусь на второй год...

- Эзергиль!!! Ты хоть на минуту можешь перестать думать о себе и подумать об этом несчастном ребенке?!

- Могу. Но кто тогда будет думать о несчастном мне?

- Ты неисправим!

- Естественно.

В этот момент Алеша пошевелился и открыл глаза, прервав наш спор. Альена мигом забыла обо мне и повернулась к мальчику. Прикрыла глаза, потом печально вздохнула.

- Он не успокоился. Вся его боль осталась при нем. Сон не пошел на пользу, как я надеялась.

- Просто его боль слишком велика.

- Что бы ты понимал... черт.

- Конечно, я не прогуливал уроков, в отличие от некоторых... ангел.

Альена фыркнула, но промолчала.

Алеша, тем временем, медленно привстал и с испугом посмотрел на Григория Ивановича, продолжавшего сидеть рядом с ним. Мальчик сжался и испуганно попятился, с какой-то обреченностью глядя на мужчину.

- Что с тобой, малыш? - удивился художник.

- Вы меня... как это... совращать будете? - обреченно спросил Алеша.

Сказать, что художник был ошарашен подобным заявлением, значит, ничего не сказать. Я вообще был уверен, что выражение "отвисшая до пола челюсть" образное. Сейчас я понял, что это не так. Григорий Иванович несколько раз удивленно моргнул. Потом помотал головой.

- Чего? - переспросил он. - Чего я буду делать?

- Но ведь зачем-то вы привели меня к себе домой? Зачем?

- Хм... - Григорий Иванович помотал головой. - А если я скажу, что просто хотел тебе помочь?

- Врете. Мне никто не хочет помочь. Все только обманывают. - Сказано это было таким уставшим тоном, что можно было подумать, будто слова эти говорит умудренный жизнью старик, а не мальчишка.

Альена испуганно повернулась ко мне.

- Эзергиль, он же теперь никому не верит!

- Значит, поверит, - спокойно отозвался я. - Теперь вся надежда на то, что мы в художнике не ошиблись.

- Он не будет... делать то, что предположил Алеша.

- Я и не думаю, что будет. Главное, чтобы он выслушал мальчика. Выслушал и понял его. А не отмахнулся бы от "глупостей".

Мы с Альеной выжидательно уставились на Григория Ивановича, ожидая его реакции. Альена схватила мою руку, сжав ее словно в тисках. Григорий же Иванович несколько секунд молча разглядывал мальчика, словно размышляя о чем-то.

- Вот что, - наконец заговорил он. - Ты чая хочешь?

- Чая? - Алеша растерянно моргнул.

- Ну да. У меня тут должны были конфеты остаться. Давай-ка, вставай. Хватит дрыхнуть. А я пока воду вскипячу.

Григорий Иванович отправился на кухню и загремел там посудой. Алеша тут же вскочил и поспешно обулся. Обернулся к выходу. Шагнул. Альена рванулась было к нему, но я вовремя ухватил ее за руку.

- Куда?! Он должен сам сделать выбор. Это только его решение. Помнишь, что я говорил про герметичную комнату?

- Но он же уйдет...

- Это будет его решение и только его. Пусть учится думать и действовать самостоятельно. Если не научится сейчас, то он обречен быть игрушкой в руках разных типов.

- Под разными типами ты подразумеваешь и себя? - едко поинтересовалась Альена, но мешать Алеше уйти она больше не пыталась.

- Разумеется.

Алеша, тем временем, неуверенно подошел к двери и выглянул в сад. Направился было к калитке, но тут увидел мастерскую художника. Замер. Несмело шагнул к застекленной стенке и прилип носом к стеклу.

- Нравится? - Во двор вышел Рогожев с чайником в руке. В другой руке он нес сахарницу. Поставив все это на врытый в землю под навесом стол, он подошел к Алеше. - Что ты отсюда разглядываешь. Заходи и смотри.

- А... а можно?

- Ха, конечно можно. Заходи, заходи.

Алеша несмело вошел внутрь довольно тесноватого помещения. Я обратил внимание на то, что разбитое мной стекло было уже заменено фанерой.

Тут Альена толкнула меня в бок и кивнула в сторону забора. Я обернулся. Там над кустами торчала голова Ксефона и разглядывала двор. Только его тут и не хватало... хотя...

- Давно он тут?

- Часов шесть. Не знаю, чего ходит.

- Хм. Кто же его поймет? Впрочем, могу, конечно, догадаться. Все пытается вынюхать, что нам тут надо.

- Не похоже, что он нас видел.

- Видел, видел. Можешь не сомневаться. Мне гораздо больше интересно, сообщил он отцу Алеши и священнику, что нашел мальчика или нет. Вроде как он пообещал это сделать.

- Вот это да! - донеслось из-за двери импровизированной мастерской. - Красота!

Я заглянул внутрь. Алеша стоял перед огромной картиной, на которой была изображена большая река с плывущим по ней трехпалубным пароходом. Видно было, что картину рисовали с какого-то высокого места - обрыва или утеса. Где-то внизу виднелся пляж, Солнечные лучи играли на воде. Вся картина, казалось, лучилась жизнью и радостью. Я эту картину раньше не видел и теперь, пораженный не меньше Алеши, замер. За моим плечом восхищенно сопела Альена.

- И этого человека ты хотел заставить рисовать машины на день рожденья? - поинтересовалась Альена минут через пять всеобщего молчания.

Я только головой покачал.

- Если бы я только увидел эту картину раньше, то не стал бы устраивать своего дурацкого представления.

- Вы, наверное, хороший человек, раз рисуете такое, - с грустью заметил Алеша, отходя от картины,

Григорий Иванович пораженно замер. Видно, он ожидал несколько иной оценки.

- Почему, "наверное"?

Алеша пристроился на краешке стула перед поставленной чашкой чая. Взял ее в руки и повертел, разглядывая на свет.

- Я хочу вам поверить, но не могу, - признал он. - Я так не хочу ошибиться еще раз.

- Та-ак! Малыш, а тебе не кажется, что стоит все рассказать? Может тебе самому легче станет?

- Вы мне все равно не поверите, - грустно заметил он, отпивая чай. Поморщился и положил в стакан два кусочка сахара из открытой пачки рафинада. Размешал.

- Хм, а почему бы не попробовать? Я ведь вижу, что тебе нужна помощь.

- Мне никто не поможет. Я ведь продал душу дьяволу, - вдруг признался Алеша и всхлипнул. И тут его прорвало. Всю накопившуюся за эти дни боль он выплеснул в этом рассказе. Григорий Иванович слушал внимательно и не перебивал. Но не верил. Видно было, что ему хочется поверить мальчику, чтобы ободрить его, но просто не может. И Алеша, казалось, чувствовал это. Чувствовал и его голос становился все тише и тише. Надежда, звучавшая в начале его рассказа, теперь стала постепенно сменяться отчаянием.

- А люди утратили веру, - грустно констатировала Альена. - Они начинают мыслить тогда, когда надо просто верить.

- Ага, - также печально отозвался я. - Но я бы еще добавил, что они начинают верить тогда, когда не мешало бы подумать.

- И что нам теперь делать? Если между Алешей и художником не установятся доверительные отношения, то тогда мы уже точно ничего не сможем сделать.

В этот момент я оглянулся на забор и улыбнулся.

- Надежда все же есть.

- Ты о чем? - подозрительно спросила Альена.

- Ты не поверишь.

- А ты постарайся!

- Нам поможет Ксефон.

- Вот уж точно не поверю, - фыркнула Альена.

В этот момент калитка с грохотом распахнулась и во двор ворвался отец Алеши. За ним поспешно вбежал священник. Последним с достоинством вошел Ксефон, с гордым видом победителя рассматривая все вокруг. Я едва не расхохотался, глядя на его гордый вид. Альена тоже фыркнула. Однако сейчас нам было вовсе не до него. При виде отца, Алеша с ужасом вскочил и спрятался за художником. Тот, не понимая кто эти люди, но наблюдая реакцию мальчика, встал.

А вот реакция отца Алеши меня удивила... и обрадовала. Он замер. Замер и с болью посмотрел на испуганного сына.

- Леша, - прошептал он.

- Уйди!!! Не трогай меня!!!

- Что здесь происходит?! - насупился Григорий Иванович.

- Тише, прошу вас. Тише. - Это уже священник.

- Я не пойду с ним!!!

- А ну тихо!!! - вдруг гаркнул священник так, что немедленно установилась тишина. Григорий Иванович замер с открытым ртом, видно хотел что-то сказать. Алеша замер у него за спиной. Сгорбившийся отец Алеши отошел назад. Только Ксефон продолжал ухмыляться и вертел головой, словно зритель, разглядывающий артистов на сцене.

- Я думаю, нам надо немного прояснить обстановку, - уже спокойно продолжил священник. - Иначе у нас будет небольшое недопонимание. А небольшое недопонимание грозит большими бедами.

Золотые слова. Вот бы всем людям вдолбить их в головы. Столько ошибок избежали бы.

- Я тоже думаю, что стоит объясниться, - холодно заметил Григорий Иванович. - Судя по всему, мальчик вас знает. И он не слишком рад вас видеть.

- Это отец Алеши. Ненашев. Виктор Николаевич Ненашев, - представил священник отца Алеши.

- Ах, вот как, - медленно протянул Рогожев, по-новому разглядывая стоявшего напротив него мужчину. - Понятно. Мне тут Алеша рассказал кое-что про вас.

Тут даже не надо быть телепатом, чтобы понять, что рассказ этот был совсем не доброжелательным. Виктор Ненашев даже попятился слегка, когда Рогожев шагнул ему навстречу. Но не успел. Мощные руки ухватили его за лацканы пиджака. Ненашев не сопротивлялся. Только глаза прикрыл.

- Виктор Николаевич, безусловно, заслужил кару, - спокойно сказал священник, - но хочу заметить, что если вы его изобьете, то это никак не поможет ребенку.

- А вы кто такой? - недружелюбно поинтересовался Рогожев.

- О, прошу прощения. Отец Федор. Священник. Думаю, что в вашей ситуации я буду не лишним.

- Поп, - презрительно скривился Алеша.

- Хм, откуда у вас в столь юном возрасте такое презрительное отношение к священнослужителям, молодой человек? - поинтересовался отец Федор.

- Оттуда! - буркнул Алеша.