Чтение 22–й страницы книги ~Сельва не любит чужих~

Все они, обидчики его и угнетатели, были там, на руинах Шанхайчика, и каждый получил свое! Но ни один не посмел не то что огрызнуться, а даже и вздохнуть!

Был он в тот вечер суров. Но был и справедлив.

Скажем, Варфоломея Кириллыча не только не оплевал, но даже и не пнул. Потому как хорошим человеком был Кириллыч, милым и чутким: когда запоем хворал, все зазывал к себе, просил спеть что-нибудь этакое, йуджумбуррское, для души. Даже почти не матерился. А что пил много, так кто ж не пьет?..

- Наливочки? - оторвавшись от раздумий, переспросил Баканурски. - А что ж, извольте, извольте, Людмила Александровна, душа моя...

И встал с рюмкою в руке, и опрокинул, не чокнувшись, в рот соточку за упокой Варфоломеюшки, золотой души человека, умевшего ценить истинно народное творчество.

Пошутил неулыбчиво:

- Первая, говорят, колом, вторая - сизым соколом! И вторую рюмашку вдогон первой опростал.

За мужество!

Ведь - подумать страшно! - к самому Искандеру-are не убоялся приблизиться, хоть и не настолько, чтобы плевок долетел. Уж очень нехорошо скалил зубы Искандер-ага, жуткий человек, просто чудовище. И хотя торчала у него из груди рукоять палаша, а все ж таки (кто его знает?) вполне мог и притворяться. Так что никто не посмел бы попрекнуть профессора Баканурски разумной осторожностью...

Зато рядом с ухмыляющимся трупом валялось нечто.

И охрабревший доктор искусствоведения, рискнув подползти поближе, с пятой попытки поддел-таки оное нечто на грабли. Он, помнится, даже удивился: как это варвары не польстились на такую хорошенькую сумочку? Впрочем, что спрашивать с диких?..

... Разогревшись, забродили, заиграли кровя. Ах, и хороша ж наливочка у Люлю! Как же тут удержаться и не вжарить по третьей?

- За прекрасных дам! - возгласил Баканурски, воздев далеко отставленный локоток и со значением глядя в пошедшее алыми пятнами лицо хозяйки. - За дивных, столь пышным букетом украшающих наш стол, полный яств!

И, опорожняя рюмец, добавил не вслух: "И за Искандера, черт с ним, агуж тоже! За благодетеля!"

Ведь как ни крути, а богатым наследником стал в тот вечер мэтр Анатоль. Полноправным обладателем и распорядителем шестидесяти семи кредов с мелочью, трех банок консервов, самопишущей ручки и пухлого блокнота в кожаной обложке, содержание которого, увы, оказалось зашифрованным.

- ... но где им до такого кавалера, как вы, Anatole, - щебетала меж тем Людмила Александровна, плотоядно косясь на профессора и подкладывая ему хрустиков, печь которые была большая умелица. - Нам с доченькой это так близко, mon cher, так понятно. Ведь вы же знаете, дружок, мы с нею Афанасьевы только по паспорту! Если говорить совершенно откровенно, - она сыграла очами, подпустив поволоки во взор, и Баканурски понял, что сейчас ему в очередной раз раскроют страшную семейную тайну, - entre nous15, я надеюсь, секретов нет, наша истинная фамилия, - madame перегнулась через стол, окатив Анатоля Грегуаровича ядреным духом свекольного "Шипра", - можете себе представить... ДЮКРЕ! И жизненный опыт, и высшее образование властно повелевали отреагировать на сие откровение должным образом, поелику к вопросам генеалогии в доме-бонбоньерке относились трепетно.

- О, la France, la belle France, - томно пропел профессор, не забывая следить, чтобы варенья в розетке оказалось не две и не три, а именно пять ложечек. - Ja, ja, naturlich16!..

Как и предполагалось, столь трогательное понимание самого сокровенного необычайно воодушевило дражайшую Людмилу Александровну. Щеки ее зарделись ярче увядающих пионов.

- Да, mon ami, да! Наверное, поэтому мы с доченькой такие пылкие, такие темпераментные, - madame жеманно хихикнула. - Особенно, конечно, Нюнечка...

Профессор собрался было оспаривать принижение скромницей petite Lulu17 собственных незаурядных потенций, но не успел.

То, что до сих пор смирно сидело в углу, неожиданно зашевелилось и вполне отчетливо, со страстью произнесло:

- У-у, бар-рчуки недор-резанные...

Оно, естественно, не имело права мешать беседе, но кружка все того же "Шипра", поднесенная сердобольной хозяюшкой, из жалости и чтоб не слишком скучало, сделала свое дело.

- Мжд'прчим, - с натугой размыкая опухшие от многодневных рыданий веки, сипло произнес Егорушка и горделиво подбоченился, - мы, Квасняки, тож из графьев. Во как! А фамилиё нашенское... - на плохо умытом, поросшем диким пухом личике медленно заворочались жернова размышлений. - Фамилиё, оно, значит, будет.. - изнатужившись до посинения, он довольно благозвучно рыгнул, после чего воодушевленно выпалил:

- Финкельбубель!

Над столом зависло неловкое молчание, а спустя миг вязкую тишину взбаламутило последнее слово нежданного оратора, рухнувшее до смешного торжественно и почти без акцента:

-Dixi! 18

Засим Егорушка скис. Озарение минуло столь же внезапно, сколь и снизошло. Промелькнуло кометой, оставив после себя лишь дымный след в виде неизбежных неприятностей.

Он зажмурился и влип в пестренькие обои, пригвожденный к стенке тяжким, ничего доброго не сулящим взглядом взбешенного профессора.

Крупная оолья дрожь пробила Егорушку до костей, слюнка потекла по подбородку с отвисшей от ужаса губы, и бедняга уже начал сползать с табурета, намереваясь ползти на коленях к стопам искусствоведа, но Людмила Александровна, женщина хоть и интеллигентная, но сердобольная, сжалилась и подобного унижения Егорушкиной личности допустить не пожелала.

- Ах, Anatole, Anatole, - произнесла она примирительно, тяжко вздыхая и утирая лоб кружевною салфеткой. - Не будем судить строго это невинное дитя природы...

- Enfant terrible19... - прохрипел Анатоль Грегуарович, игнорируя просьбу хозяйки. - Quosque tandem, ты, дерьмо поганое, abutere patientia mea?20

Он был фиолетово-багров от ярости и совершенно не собирался скрывать, сколь страшен может быть во гневе. Пусть знают все, кого это касается! А более всего возмутило Анатоля Грегуаровича даже не вопиющее хамство малолетнего урода. Это еще полбеды, в конце концов, не в Смольном институте выродок обучался... Но как посмел он своим паскудным хавалом осквернить божественную речь Туллия Цицерона и Аннея Сенеки?!

Вонючка! Засранец! Пивень колымский! Да где бы он был сейчас, этот Егорушка, когда бы не доброта и чуткость профессора Баканурски?!!

- Quosque tandem, я спрашиваю!

Гулкий хлопок профессорской ладошки об стол заставил чашечки, розетки и медальный тульский самовар подпрыгнуть.

- Да я ж... Проф, да я ж за вас... - стуча зубами, Егорушка меленько крестился, справа налево и наоборот. - Вы ж знаете, Проф, я ж... вы ж мне как отец родной...

Насчет последнего, сказать по правде, юный Квасняк несколько лукавил. Папеньку своего он представлял совсем иначе. Но и профессора с некоторых пор уважал беспредельно. Поэтому раскаяние его было столь искренним, что вслед за отходчивой madame постепенно смягчился и суровый искусствовед.

- Ну что с ним поделаешь, Людочка? - хмыкнул он, став от пережитого стресса развязнее обычного. - Как верно вы сказали, дитя природы. Бог с ним, - пожатие плечами вкупе с сожалеющей гримаской оказалось весьма красноречивым. -Apropos21, один мой друг, космолетчик, сказал по сходному поводу: мы в ответе за тех, кого приручили. Наверное, он был прав...

- Золотые слова, - поддакнула Людмила Александровна, даря профессора взглядом, полным неприкрытого обожания. - Больше того, могу по секрету ска...

За стеной увлеченно, с придыханием завопили.

Скрип кровати, до сих пор практически неразличимый, сделался отчетливо слышен, пронзителен и ритмичен.

На лицо madame набежала легкая тень.

- Вы знаете, милый, - сказала она, озабоченно покосившись на большие песочные часы, - меня в последнее время беспокоит Нюнечка. Нет, она мне ничего не говорит, но вы же знаете моего ребенка, она отдается работе вся, без остатка...

Хозяюшка погрустнела вконец.

- Этот верзила, который сейчас там, он постоянный клиент, хороший мальчик, ничего не скажу, всегда платит вперед за два сеанса, но ведь потом у девочки будет мигрень... Да вы же видели сами, mon cher Anatole, какая она у меня бледненькая...

Анатоль Баканурски кивнул в знак полнейшего согласия и возвел очи горе. Затем, аккуратно промокнув салфеткой губы, поднялся из-за стола.

- С вашего позволения, душенька...

Со старомодной грацией поклонившись, доктор искусствоведения направился к коридорчику, где располагались удобства. Хозяйка салона смотрела ему вслед, и взгляд ее был выразительнее тысяч и тысяч избитых слов.

Этот мужчина должен принадлежать ей, весь и безраздельно! И он будет принадлежать ей, потому что, если женщина из семьи Афанасьевых положила на что-то глаз, приговор будет приведен в исполнение, какие бы препоны ни устраивала природа. Не зря же в последние дни Madame до предела сократила прием клиентуры, сделав исключение лишь для очень ограниченного круга самых давних и щедрых гостей.

Нельзя скрывать, это было непростое решение! Для трех одиноких женщин, из которых одна почти не находит спроса, вынужденных заботиться сами о себе, каждый кред имеет значение. Но дочка, выслушав маму, сказала, что готова работать за двоих. И они обе, посоветовавшись, сознательно пошли на материальные издержки, ибо приз обещал стать самым волнительным изо всего, о чем только мечтают милые женщины пятидесяти с очень небольшим хвостиком лет...

Вопреки опасениям, мучившим ее долгими бессонными ночами, Людмила Александровна все же повстречала принца из своих потаенных грез, и в данном случае цель оправдывала средства!

В сущности, она ведь была рождена не для бурных страстей, а для тихой семейной жизни. Для размеренного бытия верной жены и заботливой матери. Разве многого она хотела? Непьющего мужа (желательно, чуть моложе себя), бунгало с ремонтом - ничего страшного, если косметическим, чистую дамскую службу, пусть и без крупного жалованья, и, пожалуй, двух белых кошечек. И все! Ничего сверх этого минимума она у жизни не просила, но Жизнь - кто ответит, почему? - не шла навстречу, и бедной женщине пришлось крутиться изо всех сил, преодолевая рогатки и надолбы, выстроенные завистливой судьбой.

Из коридорчика ухающе заворчал сливной бачок, и Людмила Александровна не смогла скрыть тихой улыбки.

Как же все-таки мил, как тактичен, как, не побоимся этого слова, интеллигентен ее Последний Шанс! До какой степени не похож на того негодяя, с которым она некогда связала свою уже не вполне молодую жизнь!

У нее ведь был когда-то муж, как положено. Ей-Богу, был, причем самый настоящий, со штампом в паспорте. И она прилежно кормила его трижды в день, купала с шампунем и регулярно выводила гулять. А этот мерзавец, этот неблагодарный тип в один прекрасный день, отпросившись на недельку поохотиться в джунглях Симнела, прислал оттуда депешу, что, мол, просит не ждать скоро, поскольку растерзан двуглавым ырлом.

Каково?

Вот уже почти пятнадцать лет он не подает о себе знать, не просит прощения и даже не интересуется Нюнечкой...

Хотя (это petite Lulu знала наверняка, от общих знакомых) там, на Симнеле, у него три бензоколонки, процветающее кафе, длинноногая шлюшка-блондинка с очаровательной тройней, и все видевшие говорят, что выглядит предатель вполне прилично для растерзанного таким монстром, каков есть симнельский двуглавый ырл!

- Merde22 - не удержавшись, чуть слышно прошептала Людмила Александровна, краем салфеточки смахивая предательскую слезинку. - Скотина гадкая...

О, она строго-настрого запретила себе вспоминать подлеца, но частенько нарушала зарок, и всегда при этом плакала. Ей было так обидно, что у ci-devant23 все хорошо, и скорее всего именно поэтому она никак не могла вычеркнуть его из памяти. Короче говоря, madame Афанасьева-старшая и в этом была самой настоящей женщиной.

Да, да, да! Она умела любить и хотела любви!

Стыд и срам тем, кто не смог, не сумел, не захотел понять и оценить этого! Все они - и Володя, и Georges, и Халим, и Сеня Штуцер, и Вилли, и даже Автандил Тариэлович, короче, все, кто так любил захаживать в гости к Люлю, пока проштампованный козел горбатился на работе, все до единого исчезли непонятно куда, как только узнали, что в джунглях далекого Симнела плотно пообедал двуглавый ырл...

- Merde! - скривив губы, прошептала Людмила Александровна, и на сей раз глаза ее были сухи.

Застенный скрип тем временем, судя по всему, приблизился к апогею. Завсхлипывало, захлюпало, протяжный мужской рык сотряс домик-бонбоньерку до основанья, а затем еще раз, и беленькая кошечка Дарочка, инфернально взмяукнув, вихрем взлетела на карниз.

Людмила Александровна слегка улыбнулась.

Этот Alexise, он славный мальчуган, такой крупный, такой бритоголовый, и так привязан к Нюнечке! Заходит почти каждый день и никогда не торгуется. И Нюнечка после его ухода ходит благостная, тихая, углубленная в себя... не то что после других клиентов.

Право же, жаль, что Alexise ей не пара.

И все же, все же, надо же думать не только об удовольствии, но и о здоровье! Не клиенту, а маме придется отпаивать девочку валерьянкой! Жаль, что песка в верхнем бокале часов еще минут на двадцать и никак нельзя идти стучать в дверь массажной комнаты...

Нюнечка истерически завизжала.

Насколько могла понять madame чутким материнским сердцем, она не просто работала, она вкладывала в труд всю душу. Впрочем, иначе и не бывало; Людмила Александровна по праву гордилась своей маленькой, глазастой, работящей дочуркой.

И, гордясь, прощала ей все, не журя. Даже то, что именно по Нюнечкиной неосмотрительности им обеим пришлось скитаться с планеты на планету, едва успев прихватить с собою двух беленьких кошечек и парализованную бабушку Олю. Хотя, с другой стороны, Нюнечка была тогда сущим ребенком, ей не исполнилось еще и двадцати трех, и она так любила собирать шубки!..

Воспоминания о шубках, розовые и пушистые, пусть и отдающие горечью, неизбывно грели измученную каверзами планиды душу Людмилы Александровны.

Ах, как много их было! Собольих, песцовых, куньих и всяких-всяких, и каждая из них была отметинкой очередного этапа большого пути, пройденного Афанасьевоймладшей в поисках заветной, с детства вбитой мамочкой в хорошенькую пустую головку цели: максимально удачного замужа!

Нынче, помудрев и в совершенстве освоив массаж, petite Lulu наедине с собой признавала: следовало бы остановиться на длинной, до пят, шиншилловой шубейке. Но ребенку так хотелось еще и горностаев! А для этого следовало поднатужиться и сделать еще один рывок в высоту. Увы, планка упала и, упав, куда как больно зашибла семейство Афанасьевых...

Нет! Эти воспоминания были настолько жутки, что сами по себе исчезали, едва возникнув...

Скрип сменился скрежетом. Там, за стенкой, вышли на финальный этап.

На табурете, словно в приступе падучей, урчал и содрогался Егорушка. Нюнечка безумно нравилась ему, но на шару в домике-бонбоньерке не угощали, и потому меньшая владелица салона пребывала для него недостижимой, лишь в горячечных сновидениях более-менее доступной мечтой.

Подкрашенные глазки Люлю на миг полыхнули зеленоватыми кошачьими блестками. В первые дни знакомства она, преодолев ложные комплексы, по-матерински снизошла разок-другой к юному идиоту. Отнюдь не из корысти, нет! Какая уж тут корысть? Скорее из чувства простой человечности. Ведь мальчику так хотелось, что это было заметно невооруженным глазом издалека... Кроме того, уединение с Егорушкой остренько припахивало скотоложеством, а Людмила Александровна, сама себе удивляясь, после пятидесяти частенько испытывала безотчетную тягу к новым, неизведанным, на самой грани извращенности впечатлениям...

- Но-но, - погрозила она пальчиком, и уши Егорушки увяли, а сам он испуганно замер, на всякий случай втянув голову в плечи.

Он знал свое место. И даже не думал качать права.

А кто бы на его месте вел себя иначе? Каково это: вымазавшись чужой кровью и обмотавшись кишками, тоже не своими, лежать в куче трупов, вы знаете? Нет! А он знал, потому что ему довелось лежать так. И ждать, что эти, бородатые, бродящие вокруг и докалывающие стонущих, вот-вот доберутся и до него...

Юный Квасняк даже поседел в те нескончаемо-долгие часы. А потом поседел еще больше, когда Проф раздумывал, брать ли его с собой или оставить там, на развалинах родимого Шанхайчика. И хотя все обошлось, хотя его взяли и даже изредка кормили, по сей день Егорушка, засыпая, опасался проснуться среди ночи в обществе тихой, холодной и противно пахнущей братвы...

- Ну-ну, - укоризненно протянула madame.

Она, разумеется, хотела всего лишь подбодрить его, испуганного и жалкого, но в голосе ее против воли прозвучали игривые нотки, и Егорушка на краткий миг решил было, что авось и ему обломится... Но тут в коридорчике вновь грозно заурчал сливной бачок, и напудренный лик доброй тетки, которая целых два раза на халяву делала ему приятно, стал строгим и совершенно неприступным.

Что поделать, возвращался Проф...

А Людмила Александровна, мельком укорив себя ("Какая же ты у меня развратница, Людка!"), уже поправила быстрым жестом локоны парика, приняла самую интимную из возможных в одетом состоянии поз и широчайшей улыбкой приветствовала второе пришествие своего кумира.

- Еще чайку, mon ami?

- Благодарю вас, прелестница, благодарю, - ответствовал Анатоль Грегуарович, с достоинством занимая законное свое место напротив хозяйки и прислушиваясь к угасающим звукам за стеной. - Не откажусь, и не надейтесь. А что, Аппу уже освободилась?

- Еще три минуты, - сообщила madame, сверившись с часами. - Потом полежит, помоется и придет к нам...

Она тяжко вздохнула.

- Ах, дружок, вы, как человек близкий, поймете меня! Это же ужасно, до чего привередливый пошел клиент, - поддерживая беседу, она в то же время подбавляла в заварочный чайничек душистый "Матэ". - Нет, ну вы же должны понять! Хорошо, я согласна, анальный, вагинальный, ну, разумеется, оральный, как же без этого... и пусть даже a trois24, дело молодое, тем паче что и Нюнечке нравится, но вот, к примеру, третьего дня, вы как раз уходили в управу, заявляется к нам новенький...

Значительно прихмурив бровки, хозяюшка поцокала языком.

- Нет-нет, не подумайте ничего такого, мальчик вполне приличный, с рекомендациями, высокий такой, полненький, в восточном стиле, при усиках. Нюнечке с такими как раз легко работать. И, скажу я вам, при немалых кредах!.. - ложечка в такт щебету мелодично звякала, кружась в фарфоровых недрах. - Он, я думаю, из Отцова-Яблочного, тамошние ведь все разбогатели, как руда нашлась...

Людмила Александровна сделала большие глаза.

- Да... И что же вы думаете? Вы не поверите! Этот новенький, Серж, полистал прейскурант и говорит: не хочу я, девчата, ничего такого, а желаю я, понимаете ли, виртуального, - ложечка звякнула сильнее, с негодованием. - Как вам это нравится, Anatole? Виртуального! Только-только приехал в столицу, а уже со своими капризами...

Профессор негодующе взблеснул очками, всем своим видом выражая возмущенное понимание. Хозяйка салона просияла, словно солнышко в апреле.

- О нет, не подумайте, мы не испугались! Наоборот! Нюнечка из принципа полдня проработала с литературой, она же у меня такая работяжка, но этот самый Серж, когда уходил, был сам не свой! Я даже хотела вызвать рикшу, но он отказался... Представляете, mon cher, я специально выглянула в окошко и увидела: он шел, как привидение, до того устал...

Взор ее затуманился, щеки порозовели, и даже слой пудры не смог скрыть возбуждения.

О, как же это было красиво: поздний вечер, ни зги не видать, лишь холодный, игрушечный перезвон звезд чуть-чуть скрашивал безлунье, и сквозь загадочный лабиринт сумеречных отражений шел мальчик, похожий на призрак...

Мальчик и тьма, и ничего больше во всем мире!

Да уж, кто бы что ни говорил, а старшая совладелица лучшего массажного салона Козы "Люлю и дочь" в глубине души оставалась, невзирая на годы и опыт, неисправимо романтичной натурой...

- И я нисколько не удивлюсь, если завтра он появится снова, - мило улыбнувшись, Людмила Александровна укутала чайничек полотенцем, - а к сезону осенних визитов будет уже совсем нормальным...

Завершая священнодействие, madame аккуратно разложила по розеткам варенье и подвинула поближе к профессору блюдечко с хрустиками. Судя по всему, она порывалась поделиться с ним еще чем-то наболевшим, но никак не могла переступить некую запретную черту.

И все же решилась.

- Но это все пустяки, дружочек мой. Мы с вами нынче, слава Богу, tete-a-tete25, ё у aal аТаабуЬ аат'баааёШТ, и aha аза, Т6Т06, шаайаёба ifa m66aieou aha a oaeia!..

Доктор искусствоведения откинулся на спинку стула, изобразив обиженное недоумение. Затем подчеркнуто-церемонно воздел два пальца к потолку.

- Parole d' honneur26. Я буду нем как рыба, душа моя!

- Так вот, - дыхание madame участилось. - Нынче утром, вы еще спали, прибегает туземец и приносит приглашение в управу. Заказ на двоих, вы понимаете? Это же не шутки! Мы с дочкой, разумеется, закрыли салон, приоделись и отправились по вызову...

Людмила Александровна запнулась было, но, решившись на откровенность, пожелала идти до конца.

- Вы для меня слишком много значите, поверьте, Anatole, но я не хочу от вас скрывать, что губернатор действует на нас с Нюнечкой просто возбуждающе! Поймите меня правильно, вы - это вы, но господин подполковник - о-о!.. - она задохнулась и не сразу смогла перевести дух, - это же викинг! Северный варвар! Белокурая бестия! И вот мы приходим, мы готовы на все, а этот, с позволения сказать, берсерк на нас даже не смотрит, а выносит свою пегую свинью, чешет ее за ухом и говорит, - голос petite Lulu пропитался слезой, - что она тоже человек. Она, видите ли, тоже хочет!..

Слеза прорвалась, и хозяюшка, всхлипнув, растерла по щекам тушь. Профессор, не говоря ни слова, протянул руку и нежно коснулся наманикюренных пальчиков. Как ни странно, это возымело действие.

Людмила Александровна взяла себя в руки. Ей было чудовищно обидно вспоминать нынешнее утро, но присутствие родного, способного все понять и поддержать человека придавало силы.

- Вот так-то, милый, - сипло промолвила она и, махнув ладошкой, отвернулась. - Такая у нас власть. Так у нас относятся к женщинам. Хотя, если на то пошло, восемь кредов есть восемь кредов, и клиент, не стану отрицать, оказался на высоте. Мы отработали заказ по высшему разряду, смею вас заверить, но... - янтарный чаек лился мимо чашечки, пятная рыжими клеймами накрахмаленную скатерть, однако хозяюшке было сейчас не до таких pele-mele27 -... н ПТбТабёоа оТёйё! шубй, ёаёТё ТпааТё Тпоаёпу fa а60а. Ipfa-fea TToTi бае Тёаёаёа, бае Тёаёаёа! Ёаёау iala п'иаеаб уоТ айаабаэабй?..

Разве позволит себе настоящий мужчина молчать, когда очаровательные глазки практически любимой женщины увлажнены слезами?

Безусловно, нет!

И он разобьется в лепешку, но найдет тему, способную отвлечь неземное создание от горестных воспоминаний...

- Кстати, о кредах, - сказал профессор, светскостью тона отметая даже и намеки на возможность продолжения исчерпавшей себя темы. - Я ведь в долгу у вас, душечка? Вот, не откажите в любезности принять...

- Ах, Anatole! - вспыхнула Афанасьева-старшая. - Ну зачем это, право?!

- Point d'honneur28! - внушительно заявил Анатоль Грегуарович, без всяких сожалений провожая взглядом кред-карту, навеки исчезающую за бездонным корсажем petite Lulu.

Нет худшего порока для мужчины, нежели скупость. Кроме того, эти два с четвертью креда уже решительно ничего не могли изменить, а если так, то какой смысл экономить по мелочам?..

Подумать только, совсем недавно кредов было целых шестьдесят семь, и эта сумма внушала уважение. Увы, увы, нет в нашей жизни ничего более бренного, чем креды!

А ведь доктор искусствоведения с самого начала дал себе слово не пускать по ветру наследство Искандера-аги, но употребить с толком. Он и Егорушку захватил с собой, руководствуясь не столько слюнявым буржуазным гуманизмом, сколько трезвым расчетом. Не идти же было в Козу одному-одинешеньку, имея при себе такой капитал... Не дай Бог, какая-нибудь подзаборная шушваль польстилась бы на кровное! Егорушка же, при всей своей придурковатости, плечи имел широкие, кулаки тяжелые, опыт солидный и мог при случае если и не отбиться, то, по крайности, отвлечь на себя внимание лихого человека, обеспечив благодетелю время для отхода...

Эхма, человек предполагает, а рок располагает!

Пьяный воздух свободы сыграл с профессором Баканурски злую шутку. Он так давно не видел кред-карты, что совершенно забыл о досадной способности кредов уменьшаться в количестве. Что и подвело. Нет, смокинг, безусловно, был попросту необходим, он стоил своей цены даже при том, что из прорехи на спине торчали комья ваты. Но кто сможет объяснить, зачем Анатолю Грегуаровичу понадобился сафьяновый пуфик?! Разгадка этого ребуса могла бы стать делом жизни целого коллектива квалифицированных специалистов...

Хотя, отринув прочь презренную прозу, нельзя не признать, что именно этим пуфиком было окончательно сражено недоверчивое сердце madame Афанасьевой! Потому что мужчина, в первый же визит презентующий даме предмет столь вызывающей роскоши, вне всяких сомнений, достоин пристального внимания, а затем и углубленного интереса. А что ножки у него коротенькие, как у скотч-терьера, так это даже пикантно, тем более что и фигурка petite Lulu даже в лучшие годы была далеко не лишена изъянов.

Короче говоря, именно широта раздольной профессорской души, помноженная на неприсущую окрестным пейзажам образованность, сделала возможным переселение клиента в домик-бонбоньерку из ставшего не по карману "Денди", а также и допущение к столу. Что же касается женского тепла, то уже неделю спустя после знакомства ни о какой плате для него не могло идти и речи, хотя поначалу и в строжайшей тайне от младшей совладелицы, поскольку Нюнечка, существо воздушное и волшебное, в финансовых вопросах отличалась строгостью необычайной...

Что тут скажешь? Воистину, без женщин жить нельзя на свете, нет, в них суть нашего бытия, и смысл его, и raison d'etre29, ё fa бТаёёпу aua оаёТё oefee, ёТоТбйё fiolae аи aieaca-оаёйм ТТдТаабаюбй пё{э |'абё656(э savoir vivre30.

Только не надо ухмыляться! Да будет стыдно тому, кто посмеет подумать, что мэтр Баканурски позволил бы себе стать вульгарным альфонсом. Он трудился! Он, как мог, вносил свою лепту в уже почти семейный бюджет, читая лекции и проводя семинары, благо Фонд памяти Искандера Баркаша не был прижимист и платил доктору искусствоведения целых полтора креда за каждый вечер воспоминаний о незабываемых встречах Анатоля Грегуаровича с замечательным человеком.

Поначалу было вовсе не легко настроиться на нужную волну, но уже к пятой лекции профессор почувствовал, что не может вспоминать о невинно убиенном страдальце за счастье людское без светлой грусти, и не на шутку перепугался.

Впрочем, сейчас все это уходило в небытие. Потому что как раз сегодня (даже милейшая Lulu об этом пока еще ничего не знала) пришла наконец долгожданная повестка...

- Позвольте перебить вас, хорошая моя, - доктор искусствоведения проронил это небрежно, одним пальчиком отодвигая подальше опустевшую чашечку. - Я ведь так и не сообщил вам главного... - он умолк и загадочно улыбнулся, интригуя хозяюшку все более и более. - Так вот! Сегодня я получил приглашение. Господин подполковник ждет меня завтра ровно в полдень. Так сказать, в двенадцать ноль-ноль...

Людмила Александровна замерла, не донеся чашечку до ярко-карминных губок. Затем восторженно ахнула.

- Вы шутите?!

- Ну что вы, милочка, - усмехнулся Анатоль Грегуа-рович немного свысока, как и надлежит мужчине, добытчику и кормильцу. - Кто же шутит такими вещами?..

Он был прав.

Речь шла о вопросе первостепенной, можно сказать, жизненной важности. Черт с ними, с кредами Баркаша, все равно их бы не хватило даже на один билет на рейсовик, что уж там говорить о двух или трех? Истинной надеждой его оставался тот самый блокнот в кожаной обложке. Ведь честным людям нет нужды зашифровывать записи, не так ли? А любые противозаконные деяния не могут не заинтересовать представителей федеральных властей. И нет никаких сомнений, что такая информация будет по достоинству оценена Его Превосходительством подполковником Харитонидисом. Тем более что к блокноту профессор прилагал гражданина Квасняка Егория Витальевича, каковой готов был под присягой поведать немало интересного о темных делишках, творимых за спиной планетарной Администрации некоторыми высокопоставленными чинами Компании.

Лучше, конечно, было бы заставить Егорушку подать письменное прошение о явке с повинной. Увы, юный Квасняк писать не умел, и это серьезно осложняло в последние недели жизнь доктора искусствоведения, вынужденного денно и нощно, не отпуская ни на шаг во избежание побега, держать изрядно поднадоевшее дитя природы под непосредственным надзором...

- Значит, завтра, mon cher? - пролепетала еще не отошедшая Людмила Александровна.

- Именно так, детка, - ласково улыбнулся Баканурски.

- И мы улетим? Вместе?

- А как же иначе, золотко? - совсем уже интимно, с откровенным намеком прищурился профессор.

- С Нюнечкой? И с бабушкой?!

Анатоль Грегуарович почти незаметно поморщился. Он, в принципе, не имел ничего против Афанасьевой-Младшей, в отношении которой, честно говоря, имелись определенные наметки, но бабушка Оля, хоть и превозносимая до небес всеми геронтофилами Валькирии, в его планы никак не укладывалась.

- Да-да, конечно, - оробела petite Lulu, женским чутьем уловив недовольство господина и повелителя. - Как вы скажете, дорогой, так и будет.

И жалобно сморщила угреватый носик.

Она не была дурой! Она предвидела такой оборот событий и заранее подготовилась к нему. Конечно, ее Прекрасный Принц прав: мамочка такая старенькая и так страдает, бедняжка! Перелет способен убить ее. Но и бросать старушку на произвол судьбы никак невозможно. Ни Людмила Александровна, ни Нюнечка никогда не смогут простить себе такого бездушия, a Anatole, упаси Боже, сочтет их черствыми, жестокими эгоистками...

Но ведь можно же поступить иначе!

Если заманить в массажную комнатку Егорушку и совсем чуть-чуть побаловать его, то бедный мальчик, конечно же, не откажется подняться по шаткой лесенке на антресоли, в пропахшую лекарствами каморку, и минут через пять ни у кого не будет никаких проблем. Мамочке станет лучше, чем сейчас, a bon ami будет избавлен от тягостной необходимости взваливать на себя груз забот о престарелой ворчунье-теще.

Это трудное решение было принято еще неделю назад, после долгого и откровенного разговора с дочуркой. Обе Афанасьевы, поплакав, пришли к выводу, что лучшего варианта, сколько ни ищи, не найдешь... Однако все-таки сейчас Людмиле Александровне было слегка неудобно перед мамочкой, против обыкновения не приглашенной в ту ночь на семейный совет.