АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Тот, давешний крупнокалиберный, стрелял откуда-то сверху, похоже, с крыши одного из домов на съезде с моста. Узнать бы, как там у него с сектором обстрела… причем узнать раньше, чем тебе в бок прилетит стограммовый «огурец». Впрочем, если что — Анна тоже шиш-с-два отсидится, повесят ракету, и все, здравствуй-прощай!
Мешок на спине казался сейчас якорем. «Пока добежим, сдохнем, — зло подумал Сергей. — Одно дело идти со всеми этими килограммами, даже по болоту, и совсем другое — галопировать на манер кобылы. Точно сдохнем, дыхалки не хватит — и тут кури не кури рояля не играет, лишние пять шагов никого не спасут».
Затем тень пароходика накрыла его, словно волна, и Айсман резко затормозил — чертовски, как выяснилось, вовремя. Еще шаг-другой — и влетел бы в борт, почему-то он оказался куда ближе от края тени, чем казалось сверху, с набережной, а уж какой бы грохот при этом пошел…
— Ты тише хрипеть не можешь?
Анна затаилась под кормой, просунув ствол винтовки прямо сквозь дыру в проржавевшем винте.
— Ну и какого хрена ты сюда завернула?
— В смысле?
— В смысле, как мы теперь дальше идти будем? — прошипел Сергей. — Мусор-то весь — во-он где. Или ты по-пластунски, на брюхе до того берега ползти собралась? Так ведь с рюкзаками нашими все равно получимся хуже, чем бородавки на заднице.
— Слушай, привыкни, наконец, к мысли, что я не глупее тебя…
— Да неужели?
— Ужели. Эту мусорную гряду я еще в самый первый момент засекла — и тогда же отсеяла.
— Что, запашок не понравился?
— Сергей, только дурака не изображай! Эта цепочка выглядит как издевательское приглашение. И если уж на мост не пожалели пулемета с расчетом, то устроить в ней какой-нибудь сюрприз — пару мин или что-то еще — у здешних клановцев также вполне могло хватить ума.
— Да ну, чушь… на пару ржавых бочек мины тратить…
— А та проволока на тропе тоже была чушь? — с напором произнесла Анна. — А этот пулемет? Ты же не знаешь, что сейчас происходит в городе, следопыт хренов, ничегошеньки толком не знаешь!
— Почему не знаю. Воюют.
— Кто? С кем?
— «Механики», — буркнул Шемяка. — С кем-то. Скорее всего, с каким-то другим кланом.
В скелете позади них какая-то ночная тварь взвыла особенно тоскливо-пронзительно, заставив обоих людей непроизвольно съежиться.
— Вот я и говорю — ни шиша-то ты толком не знаешь! — безжалостно констатировала девушка.
Шемяка промолчал. Возражения у него, конечно, имелись, и в товарных количествах, но, в общем, по большому счету — она была права. И что обидно вдвойне — мог ведь и попытаться кой-чего разузнать, поспрашивать, повынюхивать… кланы держатся обособленно, но все ж не в полной изоляции, а «механикам смерти» наверняка есть чем расторговаться. Другой вопрос, что в тот момент ему было глубоко по барабану, с чем столкнется парочка на Большом Острове, его дело было — довести и сказать «адью!».
— Значит, так, — отчеканила Анна. — Двигаемся перебежками по сто метров. Я вперед, жду тебя, потом цикл повторяется — ты страхуешь, я бегу. Все внимание — на передний сектор. Не думай о том, что за спиной, забудь про бока, но будь готов стрелять по тому, что выскочит спереди.
— Млин, — нервно поежился Сергей, — ты так гoворишь, словно точно знаешь, что тыл-фланги чисты. Может, ты даже знаешь, чего нам навстречу выскочить может?
— Нет, — качнула головой девушка. — Точно — не знаю. Но у меня есть чувство…
— Ах, чувство…
— …что впереди кто-то есть, — спокойно договорила Анна. — И этот кто-то нас ждет.
— Тогда какого…
— Я пошла, прикрывай!
ШВЕЙЦАРЕЦ
Им оставалось уже совсем немного, меньше часа — знакомая до каждого придорожного куста дорога словно бы сама укладывалась под колеса чоппера, и Швейцарец с трудом сдерживал желание сорвать с головы шлем и проорать «Я дома!» или еще чего-нибудь столь же бессвязно-радостное. Как пел тот парень в Свирске? «Новый поворот, и мотор ревет…»
Они как раз прошли поворот, лихо, с «истребительным» креном, и Швейцарец вдруг почувствовал — Тайна, вздрогнув, прижалась к нему еще больше. Это не могло быть реакцией на вираж — ей нравилось, как он ведет мотоцикл, да ей и просто нравилось так вот ехать, даже шлем надевать не захотела. Скорость, ветер в лицо — родись девчонка лет за двадцать до войны и за океаном, стала бы байкершей, ночным кошмаром дорожной полиции в какой-нибудь Оклахоме или Небраске. Нет, сейчас ее испугал не резкий поворот, а что-то другое — и Швейцарец, сбросив газ, развернул мотоцикл поперек дороги.
— Что случилось?
— Увидела… вон… их…
— А-а…
Он тоже увидел их, едва только завернули, но просто не проассоциировал с возможной угрозой. Полярные бабуины, небольшая, в чертову дюжину голов, стая.
Непонятно, правда, какого лешего эти падальщики забрались так далеко на юг — здесь их снежно-белые шубы на фоне зелени выглядят, мягко говоря, демаскирующе. Впрочем, желающие отобедать этими тварями в очередь не выстраиваются. Нрав у бабуинов отвратный, а вкус мяса — еще более омерзительный.
— Ненавижу, — прошептала Тайна. — Они… сестренку двоюродную… среди бела дня, прямо в деревне… перескочили частокол… пока мужики добежали…
— Ты только не плачь, — строго сказал он. — А эти… я их тоже терпеть не могу. Один раз… хочешь, — неожиданно перебив сам себя, предложил Швейцарец, — пойду и объясню, какие они уроды? Ну-ка, подержи шлем.
— Постой, не над… — запоздало начала Тайна, однако Швейцарец уже махнул через кювет.
Он шел не спеша, ровно — торопиться здесь было ни к чему. И бабуины не почувствовали угрозы в одинокой приближающейся фигуре. Может, не знали, что такое человек и чем он бывает опасен. А может, и как раз наоборот — отлично знали, что страшен лишь человек с длинной металлической палкой. Швейцарец больше склонялся ко второй версии — полярные бабуины твари редкостно хитрые, можно даже сказать, умные. Старик однажды шутя — или полушутя — заметил, что в списке претендентов на пошатнувшийся под человеком трон царя природы они уверенно держатся в первой десятке. Если это и в самом деле так — что ж, шарику не повезло, эти-то со своей воинственностью его уж точно доконают. «Не то что мы, — с усмешкой подумал Швейцарец, — мирные, в общем-то, макаки…»
Ему оставалось полсотни шагов, когда вожак — крупный, с изукрашенной шрамами мордой, — окончательно решив, что приближающийся человек ведет себя подозрительно уверенно для существа без палки-громыхалки, приподнялся на задних лапах, оскалился и пролаял команду. В том, что этот отрывистый лай был именно командой, сомневаться не приходилось — едва заслышав ее, вся стая дружно бросилась на Швейцарца.
Парой минут позже, снова прокрутив «в уме» эту сцену, Швейцарец решил, что, будь на его месте автоматчик, там бы он и остался. Слишком уж слаженно атаковали бестии — широким фронтом, чертовски быстро и вообще — весьма похоже, что у них был свой план, свой заранее заготовленный и, возможно, уже неоднократно срабатывавший прием. Скольких тварей лихорадочная, на весь рожок, очередь могла бы перечеркнуть гарантированно? Троих? Четверых? А если взять дугу больше, атакующий бабуин — это вам не человек, он одиночной, случайной дырки может и не заметить вовсе.
У них просто не было опыта схватки с существом, умеющим выбивать клыкастые и не очень мишени быстро и прицельно, а когда этот опыт у них появился, то передавать его стало некому.
— Знаешь, — сказала Тайна, когда Швейцарец вернулся к мотоциклу. — Я в какой-то миг даже за тебя испугалась. Совсем немножко, но испугалась.
— Бывает, — спокойно отозвался он. — Иногда я и сам за себя пугаюсь. Но уже потом, после. Там испугаться не успеваешь.
— Я запомню, — пообещала девушка, вызвав у Швейцарца очередную усмешку — можно подумать, он какую-то великую мудрость изрек. Но Тайне отчего-то нравилось запоминать именно такие вот его случайные дурацкие сентенции, и, что самое удивительное, она их действительно запоминала. — Далеко еще нам ехать?
— Нет, — Швейцарец отрицательно качнул головой. — Собственно, мы уже почти приехали.
ТАЙНА
Когда-то здесь был аэродром. Настоящий, не какая-то там наскоро подготовленная «точка» с грунтовкой, а хорошая вещь с бетонными ВПП, ангарами, складами горючего и боезапаса. Ну и всем прочим, что считалось необходимым для нормальной жизнедеятельности, а точнее, боевой деятельности БАП-а, бомбардировочного авиаполка.
Потом началась война, и полк улетел на запад, где в перечеркнутом дымами небе среднестатистическая продолжительность существования летательных аппаратов редко для кого превышала десяток минут. Устаревшие «МиГи», которые в несвойственной им от рождения роли легких штурмовиков пытались расчистить путь для танковых лавин, и их ничуть не менее древние зеркальные близнецы из ВВС НАТО, пытавшиеся эти лавины хоть на миг притормозить, — эти, расходный материал большой войны, гибли чаще прочих. Более дорогие и современные машины жили чуть подольше — их старались «тратить» экономнее, сберегая для важных целей. Старались, но война, как уже сказано, была большая, соответственно, важных целей имелось много, и цели эти, как правило, защищать старались ничуть не менее яростно, чем уничтожить.
Дольше всех мог продержаться какой-нибудь экспериментальный «невидимка», но рано или поздно — скорее, все же рано — и его прихлопнул бы сверхмощным ядерным молотом какой-нибудь усовершенствованный Хок. А все потому, что отупевшему от многочасового стресса оператору некогда было думать: видит ли он на мерцающем экране сквозь рябь помех очередной электронный мираж, НЛО или русский бомбардировщик с ракетой класса «воздух-РЛС»15. Пуск! А там, дальше, — будь, что будет, лишь бы уже скорей все это кончилось…
Полк улетел и не вернулся, растворившись в огненном небе бывшей Европы, в одночасье ставшей короткой аббревиатурой ЕТВД. Да он и не мог бы вернуться, потому что волны «отрыжки Судного дня», матерного отклика из недр планеты в ответ на ядерный долбеж снаружи — эти волны даже в виде докатившихся издалека отголосков перекорежили бетонные плиты немногим хуже какого-нибудь хваленого натовского «Дюрандаля»16.
Правда, было и еще кое-что…
Та война началась внезапно — как это обычно и бывает. Разумеется, ей предшествовал «период напряженности», но люди устроены так, что привыкают ко всему — к череде сменяющих друг друга кризисов, тревожным звонкам, начальственным окрикам. Сложнее тем, кто «держит пальцы на кнопках» — у них-то в итоге и сдали нервы, — но в относительно тыловой части постоянно выдерживать «готовность ноль» вроде бы и резону нет. Либо все повернется так, что и никто ничего не успеет, кроме сидящих у тех самых кнопок, либо все-таки часы, а может, и дни «на все про все» будут…
Вот и получилось, что полк улетел, но два самолета остались. «По техническим причинам», которые в мирное время устранить было делом нескольких дней, а то и часов. Однако война — это, помимо всего прочего, еще и бардак, ответственным людям с большими звездами на погонах было в те горячие дни вовсе не до запросов из какой-то там части. Которая, тем более «формально», уже убыла из-под их ответственности. И когда «технические причины» наконец устранились — вдруг оказалось, что на войну они опоздали. Точнее, она кончилась без их участия — вместе с отдававшими грозные приказы штабами, вместе со страной, которую они собирались защищать в небе других стран, тоже в одночасье ставших «бывшими». Все кончилось. Ну, кроме жизни на Земле. Хотя оставшимся в какой-то миг показалось, что и в этом вопросе — уже.
Когда схлынул первый шок, то почти все решили, что делать здесь теперь уже нечего и нужно выбираться к более обжитым местам. Почти все…
Но несколько человек все же решили остаться.
Тайна с удивлением смотрела, как Вик, радостно улыбаясь, идет к вышедшему навстречу им высокому мужчине. Подходит, но вместо привычного рукопожатия они изображают что-то вроде соревнования: кто чью руку к столу прижмет.
— Как ты узнал, что я еду?
— А вот… сподобился. Дай, думаю, гляну, — ехидно произнес встречавший, — кто это у меня в округе браконьерствует втихаря.
— Не браконьерствую, а «санитарю лес», — засмеялся Вик. — Маньку, опять же, вспомнил… они ее, случаем, сожрать не успели?
— Нет.
— Ну да, эта бодливая зараза сама кого угодно сожрет… но все-таки…
— Увидел я тебя.
— Увидел?! Хм…
— Сказать, как?
— Нет, погоди, — тряхнул головой Вик, — дай сам попробую сообразить… неужели камеру от «Чайки» установил?
— Угадал.
— Ну, Старик… и не лень тебе было провод за двадцать верст волочь? — усмехнулся Вик.
Старик пожал плечами.
— Когда доживешь до моих лет, — медленно произнес он, — и у тебя так же не будет ни женщины… ни детей… никого рядом… только много свободного времени… ты тоже начнешь изобретать всякие глупости.
— Это намек, что я все еще не представил тебя даме? — Вик, обернувшись, призывно махнул рукой.
Почему-то ей было страшно. В поезде Виктор почти ничего не рассказывал про цель их поездки — место, которое он считал своим домом. Сама увидишь, отшучивался он… это лучше смотреть глазами…
И когда он пару раз все же помянул некоего старика, воображение.Тайны придало тому черты сказочного Деда Мороза с картинки в истрепанном букваре. Красный колпак, длинная седая борода, посох…
Абсолютно непохоже на стоящего перед ней человека в старой армейской, с тщательно закатанными рукавами, рубашке. Особенно по части бороды не похож — по сравнению с его гладко выбритым подбородком дедушкой начинал казаться ее Виктор со своей недельной щетиной.
Она даже возраст его толком не могла определить. Судя по виду — немногим за сорок, по крайней мере, большинство известных ей мужчин выглядели так именно в период между сорока и пятьюдесятью, далее стремительно превращаясь в тех самых длиннобородых Дед Морозов. Но этот человек был явно старше — Тайна знала это, просто не могла сама себе толком объяснить, откуда это знание взялось. Просто знала — как в подобных случаях узнает такие вещи большинство женщин.
— Знакомьтесь. Тайна — это Старик. Старик — это Тайна.
Она несмело протянула руку и едва не отдернула ее, когда Старик вместо привычного ее пожатия вдруг наклонился.
— Тайна, — задумчиво повторил он. — Что ж… настоящая женщина и должна быть тайной для мужчины.
— Мне тоже очень… очень приятно с вами познакомиться.
Он выпрямился, но ладонь ее не выпустил, неторопливо, чуть прищурившись, разглядывая девушку сверху вниз.
Тайна, вспыхнув, сначала попыталась опустить взгляд. Но почти сразу же, словно бы и не она сама, а что-то внутри нее заставило девушку гордо вскинуть носик.
А у него ведь глаза Вика, неожиданно поняла она. Вернее, это у Вика — его глаза, хоть и совершенно другие по цвету.
— Вы чего-то боитесь, юная леди?
— Нет, — соврала она. — Просто… мне еще никто никогда не целовал руку.
— В самом деле? — изумленно приподнял бровь Старик. — Какой кошмар… И — Виктор, с твоей стороны это упущение из числа непростительных.
— Обстоятельства не сложились, — не будь внимание Тайны поглощено другим, она бы непременно поразилась необычайному по редкости зрелищу: смущенный Швейцарец.
— В любом случае, — продолжил Старик, — я невероятно счастлив, что мне выпала честь исправить эту несправедливость. Сейчас же… — улыбнувшись, он отступил на шаг, — приглашаю вас почтить своим присутствием жилище скромного отшельника.
За спиной Тайны негромко фыркнул Вик.
— Ты б еще сказал: «приют убогого чухонца».
— Я не настолько хорошо знаком с собственной родословной…
ШВЕЙЦАРЕЦ
Он был дома.
Для Швейцарца это понятие всегда — по крайней мере, так ему казалось — включало в себя больше, чем для всех остальных. Дом — это не просто деревянно-каменно-бетонное строение из стен, окон и полусъехавшей крыши. Не просто место, где можно сесть на стул, придвинуть его к столу, поваляться на кровати, плюнуть в потолок и принять ванну.
Для него дом был в первую очередь местом, где он мог быть самим собой. Здесь не нужно было вслушиваться в каждый звук — хоть он и продолжал делать это, слишком уж глубоко въелась в кровь и кости привычка. Здесь не требовалось всегда иметь оружие не дальше вытянутой руки. А еще…
…здесь были книги, которые он любил…
…и, главное, именно здесь жил человек, перед которым ему не было ни малейшей нужды изображать из себя Черного Охотника — потому что этот человек знал Швейцарца даже лучше, чем он сам.
До недавнего времени — единственный такой человек. Сейчас, правда, это могло уже быть не совсем так.
Комната была наполнена звуками. Свист резца, обрезающего дульца, смешивался с низким гудением развертки и звоном готовых под снаряжение гильз, сбрасываемых со стола в коробку.
— Не понимаю, — ворчливо произнес Старик. — Зачем тебе такой большой запас «парок»? Сколько ты настрелял за свое последнее турне? Двадцать? Тридцать?
— Двадцать три.
— Так для чего нужна еще сотня?
— Тебе, — ехидно спросил Швейцарец, — жалко тэтэшных гильз или макаровских пуль?
— Мне хотелось бы получить ответ! — резко отозвался Старик.
— Пожалуйста. Я считаю, что мне в этот раз потребуется больший запас патронов калибра «девять пара», потому что у меня могут возникнуть трудности с его пополнением. Кстати, Громыхалу и Красотку я оставляю, возьму только карабин.
— Мне хотелось бы получить более развернутый ответ!
— Хорошо… за обедом — устроит?
— После обеда.
— Абгемахт!
Швейцарец поднес к глазам очередную развальцованую гильзу, прищурился…
— Дульца кто шлифовать будет?
— Кому нужно, тот и будет.
«Старик определенно не в духе — подумал Швейцарец, — раз отказывается от своего, как мне до сих пор казалось, почти самого любимого занятия.
А не в духе он потому, что ему чертовски любопытно узнать, что же я задумал. И он даже не считает нужным особо скрывать свое нетерпение. Или — не может?
Старик — не может? Старик — торопится? Что-то в этих словах глубоко не так…
…хотя, черт возьми, сколько лет человек из плоти и крови может притворяться — успешно, заметим, — закованным в сверкающие латы рыцарем без нервов? Ну, соответственно, без страха, упрека, наследства и всего остального, чего должен быть лишен каждый настоящий рыцарь. Теперь-то я и сам знаю, чего это стоит — держать роль!
И, может, теперь хотя бы я могу сказать себе, что некий человек — далеко не мальчишка — попросту жутко соскучился по другому человеку… который для него, наверное, так навсегда и останется мальчишкой. Его мальчишкой.
Да ты посмотри на него, олух, разуй глаза — он же сдал за последние годы, здорово. Вспомни…»
— Кстати… — медленно заговорил Швейцарец, — ты так ни разу и не сказал мне, откуда взялись эти «210-е»? Все-таки гравировка золотом и резьба по кости — немного не твой профиль, да и навряд ли бы ты стал разукрашивать собственные стволы в столь пижонском стиле. Или это снова одна из твоих любимых страшных военных… — он едва не сказал «тайн», но в последний момент заменил на другое слово: — секретов?
— Так и не сказал? — удивленно переспросил Старик. — Забавно… нет, страшного и военного в этом ничего нет… теперь уже. Это был подарок от фирмы.
— От фирмы SIG?
— А ты думаешь, «Р210» мне могли поднести от «Хеклера» или «Штайра»? — насмешливо улыбнувшись, Старик на миг стал очень похож на прежнего себя.
— Нет, но… мало ли какая фирма может сделать такой подарок. Вдруг ты курировал закупку тракторов или пылесосов.
— Вот чем не торговал ни разу, так это пылесосами, — отозвался Старик. — Тракторами, да, приходилось… правда, трактора эти были, как бы помягче сказать…
— С лемехом плуга калибра сто мы-мы? — предположил Швейцарец.
— Это уже от марки трактора зависело. Нет, эти позолоченные игрушки преподнесли мне именно зиговцы… за посредничество в одной небольшой, но весьма прибыльной для них сделке.
— Я раньше, — задумчиво сказал Швейцарец, — все удивлялся, что ты мне их так легко отдал.
— А мне они как-то не легли, — спокойно отозвался Старик. — И потом, ты же знаешь — я хоть и специализировался по большей части на Европе, но в душу мне запал именно американский стрелковый стиль. Сорок пятый — это любовь навсегда.
— В ногу он тебе запал, — хмыкнул Швейцарец. — И в плечо… левое. Плечо — это ведь Сальвадор был?
— Сальвадор, — кивнул Старик. — Вот потому, в общем, и запал, что попади тот олух не в левое, а в правое плечо, лежал бы я сейчас под пальмой… хотя, если крепко подумать, сейчас бы, наверное, уже под водорослями.
Он встал, неторопливо потянулся, со вкусом хрустнув напоследок пальцами…
— Готово.
— Быстро ты управился…
— Практика, сынок, практика… великая вещь!
— Кто бы спорил, — Швейцарец с удовольствием последовал примеру Старика, правда, костяшками хрустеть не стал, а вместо этого старательно промял шею, разминая затекшие мышцы, — но я не буду. Ты сейчас куда?
— Сначала на огород, потом на пасеку загляну. Обед ведь на троих надо сготовить, а я одного только гостя ждал.
— Пасеку… с мясом-то у тебя как?
— Ты, — усмехнулся Старик, — помнишь день, когда в этом доме мясо переводилось?
— Нет, — признался Швейцарец. — Не помню.
— То-то же.
— Послушай, — неожиданно сказал Швейцарец. — Я спросить хотел… а… как тебе она?
— Забавно…
Старик, поправив рукав, неторопливо прошелся вдоль комнаты.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 [ 22 ] 23 24 25 26 27 28 29 30
|
|