Чтение 22–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

– Перетерпи! Сейчас будет спуск.

– За вами, леди Джильдина, – прохрипел я сухим горлом, – хоть в ад… У вас такая фигура… Такие дельты…

Ее лицо перекосилось гримасой, но промолчала, а я шумно карабкался следом, хватаясь за камни, и в самом деле дорожка пошла вниз, а сверху и за спиной разочарованно ревели тучи, упустившие добычу.

Мы прошли не меньше двадцати миль, но если как ворона летит – то с милю. Богатырша скрылась за поворотом скалы, я на миг остановился, хватая широко распахнутой пастью воздух, и обнаружил, что смотрю в темную щель, где что-то светится. Ослепленный ярким красным светом, я всмотрелся в сияние, а оттуда на меня смотрит, тоже распахивая пасть, полупрозрачный дракон, даже почти прозрачный, размером со слона, крылья сложены на спине, сияние заполняет пещеру и выбивается наружу.

Я поспешно отстранился, а то вдруг да плюнет огнем, дракон наклонял голову то к одному плечу, то к другому, как сова, когда рассматривает что-то незнакомое.

Морда жуткая, такими рисуют дьяволов: крокодилья пасть, горящие злобой глаза и длинные костяные выступы над глазами, что превратились в рога.

Я осторожно сделал крохотный шажок назад, уговаривая его мысленно, что я и невкусный, и что защитник из Красной Книги, рептилефил, всегда восторгался драконами, их красотой, крыльями, мордами, умом, лапами, чешуей, отвагой, дуростью…

Когда догнал могучую бодибилдершу, она прорычала грозно:

– Отставать опасно.

– Знаю, – прохрипел я. – Ох, уже знаю… Там в щели такой дракон, такой дракон! Красивый, грозный и с вот таким же плечевым поясом и развитыми дельтами, как у вас… И вообще, чем-то вы похожи. Я, кстати, обожаю драконов…

Она промолчала, а через минуту буркнула:

– Старайся ни в какие щели не заглядывать.

– Да уж, теперь ни за что на свете!

– И на сами скалы долго не смотри, – добавила она.

– А что там?

– Просто не смотри, – повторила она строже, и я умолк. – Иначе оттуда тоже могут… посмотреть.

Спускались долго, каменные стены справа и слева все поднимаются, мы ушли от жуткого жара раскаленного небосвода, зато далеко внизу я увидел полоску огненной лавы.

Тонкий ручей вытекает из подножия скалы, но огромные камни и упавшие скалы заставляют менять русло. В одном месте в петле образовалось целое озеро, лава кипит, бурлит, там сгорает сам воздух, а ветерок доносит жар.

Я со всех ног спешил за мышцастой женщиной, но она, как нарочно, держит дистанцию, чтобы я не доставал вопросами. В какой-то момент из стены вышла огненная фигура в полтора моих роста. Пахнуло жаром, фигура вся из крупных, неведомо как сцепленных раскаленных пурпурных углей, между ними быстро вспыхивают и гаснут оранжевые язычки огня. Не обращая на меня внимания, огненный человек прошел через дорогу.

Джильдина оглянулась, зачуяв неладное, но огненный человек уже входил в противоположную стену, а я стоял, глядя на него.

Я сказал торопливо:

– Извини, не хотел бежать, а то сбил бы этого парня с ног!

Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.

– Ты… да как ты уцелел?

– А просто, – ответил я лихо. – Он вышел вон оттуда, я сказал "драсьте". Он тоже сказал "драсьте" и вошел вон туда. Все б такими вежливыми были!

Я посмотрел на нее с укором, намек, мол. Она покачала головой.

– Да… видимо, ты настолько дурак, даже Король Огня побрезговал тебя сжечь… Ладно, не отставай. Нельзя, чтобы здесь нас застала ночь.

– А так романтично, – пробормотал я, – как при свечах!

– Разве что для дураков, – бросила она зло.

– Эх, – вздохнул я, – все лучшее – дуракам…

Спускаясь ниже, я уже видел, что идти придется возле самой огненной реки: с другой стороны отвесная стена, оплавленная настолько, что стала гладкой и блестящей, как стекло, муха не уцепится.

Жар усиливался, я закрывал лицо ладонями, на огненную реку старался не смотреть, а там из огненного ада вынырнул на огромном храпящем коне закованный в металл всадник, во вскинутой руке огромный топор с красным лезвием, промчался через огонь, навстречу две исполинских змеи, он срубил головы одним ударом и пропал в том же адовом огне через несколько конских прыжков.

Джильдина бросила мне резко:

– Не отвлекайся! Смотри под ноги.

Я посмотрел и едва успел перепрыгнуть узкую, но настолько глубокую расщелину, что, кажется, идет до ядра планеты.

– А он… не выскочит?

– Мираж, – сказала она отрывисто.

Я охнул, но смолчал, а руку, на которую брызнула пара капель змеиной крови, поспешно вытер о штаны. Интересные здесь миражи: с грохотом копыт, воняющие, оставляющие материальные следы…

Глава 12

Огненная река осталась позади, снова начался изнурительный подъем, но я терпел, зато удаляемся от жара, а я, оказывается, жар тоже не очень уж обожаю.

Бодибилдерша прошла мимо подозрительно плоского камня, не глядя, я же всмотрелся внимательно: а чего он тут такой, и по камню, словно ощутив пристальный взгляд, пошла странная рябь, побежали каменные волны, наконец проступили причудливые знаки.

Я остановился, шварценеггерша сделала несколько шагов, оглянулась.

– Что застрял?

– Зачитался, – объяснил я. – Люблю читать! Я ж грамотный, знаешь?.. Как олень. Как начну, бывало, читать, так читаю-читаю-читаю…

Она быстро вернулась, ее взгляд вперился в выпуклые знаки, такие с виду древние, будто их начертал лично Саргон Аршарунибал Навуходоносор.

– Что за… откуда оно?

– Из камня, – объяснил я.

– А на камне?

– Руны, – объяснил я безапелляционно. – Все непонятное – руны! И откуда они – никто не знает, даже Один. Хотя, нет, руны уже отстой, сейчас каббала рулит на подиумах, тусовках и в гламуре. Тоже от грамотности, как же иначе! Все беды от грамотных, говаривал Экклезиаст. Чтоб зло пресечь, собрать все руны бы да сжечь, так он сказал… И рунистов заодно. Под пляски и пение гимна.

Она осмотрела камень с подозрением.

– Ладно, – сказала зло, – не кусается, и ладно. Не отставай!

Я поспешил следом, а перед глазами эти каббалистические руны шевелятся, подрагивают, я уже смутно чувствовал, как вернее переставить знаки в головоломке, а когда сошлось, они вспыхнули серебристым огнем. Дальше оставалось всего лишь перевести с древнего языка, тут пригодились знания, что почерпнул в книге чародея Уэстефорда, и вскоре в мозгу вспыхнуло: "Финита рэд!" То ли заклятие, то ли заклинание, знать бы еще, когда и в каком случае понадобится.

Широкая спина перед глазами то приближается, то отдаляется, тугие мышцы красиво перекатываются, плечи разнесены в стороны так далеко, что во мне просыпается эстет.

– Мне повезло, – довольно разглагольствовал я. – Спрятаться за широкой женской спиной – разве не высшее счастье для мужчины? Можно, конечно, схорониться и за спиной мужчины, но тогда надо либо менять ориентацию, либо признавать, что да, он сильнее, а ты – слабак, что вообще-то для любого мужчины горше самой горькой редьки… Кстати, всегда интересовался, что это? Редиску знаю, а редьку…

Она бросила через плечо, не оборачиваясь:

– А почему за женской лучше?

– Как это? – воскликнул я. – Нет же конфликта! Ты – женщина, я – мужчина, никакого соперничества! А между мужчинами всегда и везде – кто круче, у кого длиннее, кто чаще, кто пьяную жену босса отвозил домой коллегам на зависть… Ты женщина, ближе к природе, потому идешь впереди, это же естественно, Фатима! А я, как стратег и мыслитель, топаю позади, это закон больших чисел и трансцендентной логики.

Я даже по мускулистой спине бодибилдерши видел, как она поморщилась. И спина тоже. Нет, скривилась, словно хлебнула уксуса из большого ведра.

– Сколько непонятных слов… И все равно дурак дураком.

– Зато дураки и безумцы, – сказал я, – всегда говорят правду! А на тебе из-за того, что я дурак, лежит добавочная обязанность.

– Какая еще?

– Вести меня, – ответил я кротко. – Это твое право, обязанность и прерогатива: вести за собой дурака! Или дураков. Нас же много. Мы – общество. Нам лучше мэйк лав, чем во. Мы – простые, мы – народ.

Она не слушала, быстро взбежала на гребень, но не встала там в красивой позе, озирая из-под руки окрестности, а сразу плюхнулась животом на камни и начала тщательно всматриваться в долину внизу.

Я карабкался к ней, размышляя, что она все-таки крепкий орешек. Трудно считать дураком человека, который восхищается нами, но она устояла. Или из упрямства делает вид, что устояла. Ведь дурак, который нас похвалит, уже не кажется таким уж дураком, а я только и делаю, что хвалю и расхваливаю. Кремень, а не женщина.

– Что там? – спросил я шепотом.

Она проворчала:

– Замри и не высовывайся.

– Замер, – ответил я послушно. – Как жук. Могу вообще прикинуться дохлым. Хочешь?

– Помолчи, – рыкнула она. – А то станешь им! От моей руки.

Я послушно умолк. В щелочку между камнями видно красно-оранжевую пустыню, мелкие песчаные смерчики, слышится шорох перемещаемых барханов.

Затем земля начала подрагивать, донесся мощный всхрап. Из-за скал вышел ящер, уж не знаю, какой из завров, но больше слона, в костяной броне, ноги толстые и короткие, голова громадная, тоже в костяных пластинах, в распахнутую пасть поместится обеденный стол средних размеров.

– Так, – сказала она напряженно, – как только дойдет во-о-он до того камня, мы быстренько должны проскочить… Тропку видишь?

– Да…

– Дальше он уже не увидит… Пошел!

Она выскользнула и понеслась, пригибаясь, легко и грациозно, как изящный носорог. Я ринулся следом, просто вобрав голову в плечи.

Чудовище двигалось спокойно и равномерно, так бы и шло, но какая-то блоха укусила, и оно повернуло голову в нашу сторону. Пару мгновений понадобилось, чтобы понять, что происходит, но Джильдина среагировала первой: быстро повернула на бегу в сторону, крикнув:

– Не отставай!

Зверь сперва вытянул шею, наблюдая, затем совершил неожиданно длинный прыжок, земля вздрогнула под исполинской массой.

Мы неслись к дальней стене, я уже видел там щели, дыры и норы. За спиной гремело, земля покачивалась, я слышал зловонное дыхание, но надвинулась стена, Джильдина влетела в тесную щель, как смазанная жиром молния, а я, вбежав на полной скорости, ободрал в кровь плечи в узком проходе.

Тут же с глухим ударом планету тряхнуло, посыпались мелкие камешки. Чудовище раздраженно заревело, я зажал уши ладонями, звук громче, чем у паровозной сирены.

Пещера большая, дальняя стена теряется в темноте, я отбежал от входа, Джильдина уже сидит в позе лотоса, злая и сосредоточенная. Снова ревнуло, в расщелину заглянула жуткая харя, размером с железнодорожный контейнер. Вблизи зверюка оказалась еще крупнее, чем я думал.

– Реви, реви, – сказал я победно.

Джильдина уже сбросила мешок, я по ее примеру тоже освободил плечи от лямок и сразу ощутил себя лучше. Монстр попытался соваться мордой в щель, но не проходил даже кончик рыла.

Наконец морда исчезла, я с облегчением решил, что монстр забыл о нас, но взамен протянулась длинная волосатая лапа, величиной со ствол зрелого дерева. Джильдина начала поспешно отодвигаться, чудовищные когти нависли в опасной близости.

– Пошел вон! – закричал я и рубанул мечом. – Мы ж с тобой одной крови, ты и я! Ты понял, скотина?

Лезвие вошло в плоть, рассекло до кости. Монстр жутко взревел, срезанный палец упал к нам, брызгая кровью.

Джильдина вскрикнула зло:

– Ты что сделал?

– Заставил убраться, – ответил я как можно бодрее.

Не признаваться же, что сделал глупость. Мужчине еще бы признался, но не перед женщиной… Монстр, как все животные, скоро бы забыл о нас, у зверей так: с глаз долой – из памяти вон, но теперь этот гад нас запомнит, станет караулить.

– Он притащит камни, – сказала она, – и забьет ими щель! Или вообще разломает эту щель, но нас достает.

– Он меня уже достал, – буркнул я. – Что ему надо? Дурак какой-то.

Она сказала трезво:

– Это ящерник. Они самые сильные во всем Круге.

– Человек, – ответил я, – это величайшая скотина в мире. Так что этот ящерник еще пожалеет, что с нами связался. Особенно с вами, благородная из благороднейших, леди Джильдина!

– А почему со мной?

– А вы еще и женщина, – объяснил я. – Это ваще… Ладно, я тут посоветовался с народом, и мы решили, что уже почти ночь, нам все равно где-то искать пристанище? А этот дурак сам его для нас подыскал. Мы еще и спасибо ему сказать должны…

– Ты ж ему палец отрубил, – сказала она язвительно.

– Да, – признался я, – это я поступил неблагодарно. Но он, по-моему, сказал какие-то нехорошие слова. В ваш адрес, конечно.

Она спросила с подозрением:

– Почему в мой?

– В свой я бы стерпел, – объяснил я. – А за ваше светлое и чистое имя, за вашу незапятнанную репутацию несокрушимой девственницы и вашу избегаемость случайных связей я обязан был вступиться, как мужчина!..

Она фыркнула.

– Ложись спать, мужчина.

– А что, не поедим? – спросил я встревоженно. – Хотя, конечно, на ночь есть вредно…

– Запах жареного мяса заставит его торчать тут всю ночь, – ответила она хмуро. – Так что терпи.

– Жить надо дольше, – согласился я. – И чаще. Как ваша благородная спина, леди Джильдина?.. Я страшусь, что она может потерять непередаваемую горделивую осанку лебедя. Давайте я ее малость разомну?.. Осанку. Заодно и спину. И вам польза, и я буду чувствовать, что хоть чем-то полезен. А то, понимаете, моя благодарность меня так распирает, что вот-вот взорвусь и все здесь забрызгаю. Оно вам надо?

Она фыркнула:

– Не надо.

Двигаясь с тяжеловесной грацией молодого носорога, она сбросила одежду и легла лицом вниз. Широкая богатырская спина раскраснелась, натертая ремнями, блестит от пота. Я по-хозяйски оседлал ее круп и принялся разминать трапециевидную, дельты, трехглавую, двухголовую, в смысле – двуглавую, широчайшую, даже широчайшие, оттуда перешел к двуглавой бедра, икроножным, большим ягодичным и малым, это чтоб не сказать, что именно я усиленно и с нарастающим интересом массажировал.

Ее дыхание замедлялось, я прислушивался ко всем нюансам, тело в какие-то моменты напрягается и превращается в подобие мраморной статуи, хоть и разогретой на жгучем солнце, затем снова медленно расслабляется. Женски-мягко-податливым никогда не становится, но я с дрожью в теле чувствовал, что и это нечто новое для железномускульной бодибилдерши.

Однако ее тело слишком уж дремуче, пришлось вернуться к плечам, пошел вниз по длиннейшей мышце и соскочил на остистую и нижнюю заднюю зубчатую, задержался на поясничном треугольнике, здесь часто застаивается кровь, придавил и погонял кровь по внутренней косой мышце, потом по наружной. Разогрелась, чувствую, как ее тело начинает реагировать само по себе, и тут она приподняла голову и сказала хриплым чужим голосом:

– Ящерник еще не ушел?

Я оглянулся, но отсюда не видно, поневоле слез и подкрался к выходу. Выглядывать не приходится: ветерок заносит в пещеру запах сильного злобного зверя. Я перешел на запаховое, мир помутился, но я держусь за стену, зато увидел, как размытое запахами чудовище бродит поблизости от пещеры, не упуская из виду выход, и в то же время поглядывая по сторонам в поисках возможной добычи.

– Не ушел, – сообщил я, отворачиваясь от выхода в неуютный мир.

Мне показалось, что ее немножко ведет, но справилась и пошла осматривать пещеру. Другого выхода, похоже, нет. Под дальней стеной журчит ручей, за тысячи лет прогрыз русло достаточно глубокое, а в том месте, где завихряется водоворотом, прежде чем нырнуть под стену, создал небольшой бассейн, емкостью с бочку средних размеров.

Она набрала в фляги воды, я тоже отправился за своими, а она принесла одежду и тщательно смыла налипшую грязь, мох и вцепившиеся листья.

– Сделай и ты, – предупредила она. – Мох сперва только врастает в одежду, а потом, когда спишь, пустит корешки и в кожу. Утром, конечно, оторвешь, но все равно противно… кровь, висят эти волоконца, пока не завянут, а вянут плохо, если уже начали питаться твоей кровью…

Я содрогнулся, быстро стянул одежду. На мне мха поменьше, чем на штанах богатырши, но все-таки страшновато. Я сполоснул одежду и поместил на камнях поближе к костру, только бы не загорелась, зато жар быстрее уничтожит любую гниль. Джильдина вытащила еду, мы быстро поужинали, она запила вином из фляги, я отказался. Джильдина заметила, что вино убивает любую мелкую гадость, вода может оказаться нечистой, я ответил скромно, что рискну.

Она сидела, прислонившись к стене, я напомнил:

– Давайте посмотрим вашу рану от предательской стрелы труса? Не люблю таких… Резаные заживают куда лучше, чем колотые. А от стрел так и вовсе всякие нагноения… Если изволите лечь, буду счастлив оказать кое-какие лечебные услуги. Вы ее вином, надеюсь, не поили?

– Такую заразу вино не лечит, – ответила она.

– Жаль, – сказал я. – Жаль… Все-таки покажите, как там заживает наша рана.

Она отмахнулась.

– Уже не чувствую.

– Опасно, – сказал я предостерегающе, – мы в пути, могла приоткрыться, попасть грязь, начнется заражение. Мне совсем не хотелось бы, чтобы вы красиво и благородно отдали Богу душу, как чистый и безгрешный ангел, слабо стеная, что не выполнили свой святой долг по спасению дурака и всего человечества.

Она усмехнулась.

– Боишься остаться один?

– Боюсь, – признался я честно.

Она сказала после минутного колебания:

– Ладно, смотри. Но нам нужно успеть выбраться отсюда поскорее. Если не поспеем, утром сюда подойдут еще такие же. Сожрут.

– Вы сама сожрете кого угодно, – сказал я почтительно и с содроганием всего тела. – Вы ведь настоящая нибелунга! Или валькирия, кто вас там разберет.

Она это пропустила мимо ушей, только фыркнула и легла на спину. Я раздвинул ей ноги шире, вздутый багровый шрам на внутренней стороне бедра начал опадать, скоро совсем исчезнет, как холмик, а на теле воительницы добавится еще один шрам. Я легонько массировал бедро, разгоняя кровь. Она наблюдала за мной из-под приспущенных век, в откинутой наотмашь руке фляга с вином, но я сосредоточил внимание на шраме, на мускулистых бедрах. При таких мышцах кровь и так хорошо циркулирует, но я заставлю циркулировать еще шибче…

Когда я на миг поднял голову, увидел в ее глазах насмешку госпожи над рабом, что старается угодить хозяйке, иначе бросит по дороге или оставит на растерзание зверям. Ладно, мелькнула злая мысль, думай что хочешь, зараза железомускульная. И делай что хочешь. А я буду делать, что хочу я. И посмотрим, кто выиграет общую битву.

Я начал массаж снова, уже со стоп, перешел на икры, кровь не просто разгонял, а гнал целенаправленно вверх, потом массировал бедра, это не бедра, а дорические колонны, такая же белизна мрамора и такая же мягкость, чуть пальцы не сломал, и снова гнал кровь выше, а когда там покраснело и набухло, я увидел боковым зрением, как мускулистая рука с флягой в громадной ладони в сладкой истоме медленно расслабилась так, что фляга выкатилась из ослабевших пальцев.

– Неплохо, – сказал я негромко, – рана почти зажила. А шрам пустячок…

Глава 13

Я говорил тихо, ровным голосом. Она не ответила, веки опустились, выглядит расслабленной настолько, что едва не вырубается вовсе. Я помассировал еще пару минут, держался абсолютно бесстрастно, я же лекарь, а она – пациентка, у нас этика, не говоря уже о том, что прибьет, если дам повод, затем сел рядом и тоже взял флягу. Правда, с родниковой водой.

Она приоткрыла один глаз.

– Уверен, что не хочешь вина?

– Абсолютно, леди Джильдина.