ты должна, потому что этого требуют правила приличия.
вышла из-за стола. Такой исполнительности и быстроты реакции, казалось,
не ожидал и сам Сокольников. Карпик подошла к столу, за которым сидел
губернатор Распопов. Сейчас он был занят тем, что потягивал пльзеньское
пиво, которое завез на ?Эскалибур? в большом количестве, и оживленно
дискутировал с Арсеном Лаккаем на животрепещущие политические темы.
когда Распопов соизволит заметить ее. Наконец, закончив тираду о частной
собственности на землю, губернатор повернулся к ней:
к Карпику. Я уже заметила, что она вызывала снисходительное сочувствие:
больной некрасивый ребенок в обществе сытеньких и преуспевающих
взрослых.
представлял себе сцену извинения Карпик должна была сделать это
незаметно и тихо, не вызывая всеобщего интереса Я была уверена, что в
каюте они несколько раз прорепетировали это, и Карпик получила нужный
текст.
- зажмурившись, выпалила Карпик - Папа сказал, что сначала это нужно
доказать, а потом уже высказываться. Так что извините, пожалуйста. Была
не права.
ответ:
изящный смех Он должен нравиться потенциальным избирателям Очевидно, с
Лаккаем работают профессиональные имиджмейкеры.
по-русски, но всегда готовая поддержать любое веселье Аника. Заулыбался
и ее муж, этакая скептическая улыбка предпринимателя, которому до смерти
надоела исполнительная власть и налоговая полиция, ее олицетворяющая.
Даже стюард Ромик позволил себе улыбнуться своей фирменной улыбкой. Вот
только глаза остались холодными, цепкими и оценивающими. Я перехватила
его взгляд и впервые подумала о том, что, может быть, Вадик не так уж и
не прав.
сохранить хорошую мину при плохой игре.
чайную ложку Карпик вернулась к столу и стала в отдалении, сама
невинность, прихрамывающая на левую ногу.
участие.
хочешь.
пошла за ним. Проходя мимо столика губернатора, Сокольников хотел что-то
сказать, но только махнул рукой. У самой двери Карпик обернулась и
подмигнула мне. И показала глазами наверх.
время я терпеливо ждала ее. Я - взрослая, много пережившая женщина под
тридцать, с богатым прошлым и туманным будущим. Я ждала тринадцатилетнюю
девочку и думала о том, как будет грустно без нее, как опустеет без нее
корабль. Уже сегодня вечером, в девятнадцать тридцать мы будем сидеть за
нашим столиком только вдвоем с Вадимом. Но, в конце концов, Аника научит
меня играть в бридж, а я научу ее играть в бильярд. Когда-то я неплохо
играла в бильярд. Я устрою на корабле турнир по олимпийской системе и
выбью всех, за исключением разве что милого нейрохирурга Антона.
Возможно, мои шансы на легкий флирт повысятся: мужчинам нравятся
женщины, играющие в бильярд...
месяце? Влажный ветер пронизывал меня насквозь, даже свитера и собачья
доха меня не спасали... Наоборот, от близости большой воды они страшно
набухли, я знала, что такое случается с одеждой, кожей, волосами, - я
сама выросла на море. Только это было совсем другое море.
которого через несколько часов поднимут, как чурку, на борт вертолета. И
ничего нельзя изменить. А с ним улетит и банкир. И его дочь, чертова
Карпик. От долгого ожидания я начала злиться на Карпика: совсем не
здорово валяться в шлюпке, затянутой брезентом и пахнущей черт знает
чем. К тому же шлюпочные банки немилосердно давили бока, и я лениво
поминала анатомию своего собственного тела: неужели у меня всего лишь
двенадцать пар ребер? Должно быть, их гораздо больше, и на каждое из них
немилосердно давит мокрое дерево. А потом я вспомнила о неприкосновенном
запасе в шлюпках, - о нем уже говорила мне девочка. Заглянув под банку,
я нашла там то, что искала: маленький рундучок, набитый последними
надеждами потерпевших кораблекрушение: фляги с водой, пачки леденцов,
пиротехника, блесны и крючки. Надорвав зубами леденцовый пакет, я уже
было намеревалась закрыть рундук. Когда увидела на самом дне его
какую-то пухлую папку, завернутую в целлофан. Должно быть, инструкции по
правилам поведения в час ?X?, или, того хуже, корабельный устав ВМФ, или
атлас картинок по спасению на водах...
закрытыми глазами. Даю ей еще пятнадцать, нет, десять минут... Если
Карпик не появится, а она не появится после инцидента в кают-компании,
отправлюсь к себе и решу, где и когда выманить у боцмана универсальный
ключ. Предложенный Карпиком шмон по каютам мало вдохновлял меня. Другое
дело - каюта покойного-старпома. Тогда, на палубе, он сказал, что все
эти годы собирал сведения о преступлениях (или преступлении),
совершенных его спутником. Возможно, кое-какая информация может
оказаться и там. Особо рассчитывать на это не приходится: наверняка его
вещи будут упакованы и отправлены тем же вертолетом, что и тело. Но все
же, все же...
Чувствуя себя преступницей, отнимающей у страдальцев их неприкосновенный
запас, я вскрыла флягу с водой и сделала несколько крупных глотков. Вода
была совершенно безвкусной. А Карпик все не шла и не шла. И, чтобы хоть
чем-то занять себя, я вытащила из рундучка папку, сняла с нее целлофан и
развязала тесемки. Это не был устав ВМФ или инструкция. Папка была
плотно набита какими-то газетными вырезками. Среди них встречались
тетрадные листы с обтрепавшимися от времени краями. Листы были исписаны
мелким решительным почерком. И даже один протокол осмотра места
происшествия. И школьная тетрадь в плотной обложке, заполненная лишь до
половины, - опять же все тем же почерком. Но главными были все-таки
вырезки: журнальные и газетные статьи, заметки, иногда совсем крошечные,
в пять-шесть строк. Я углубилась в первую из них, потом во вторую... И
только теперь почувствовала, как бешено колотится сердце.
?Эскалибура?.
странице какой-то газеты, пожелтевшей от времени. На ее обратной стороне
красовалась выцветшая карандашная запись: ?Митько, ком. 68?. Очевидно,
старпом выписывал газеты на адрес общежития.
речь идет о каких-то криминальных новостях, о расследовании
преступлений. Некоторые из них были пронумерованы. Тогда, на палубе,
Митько не солгал: он действительно пристально следил за чем-то и собирал
материалы. Первая из статей начиналась так: ?В Ленинграде продолжается
расследование ряда беспрецедентных по своей жестокости и бессмысленности
убийств...?
здесь, под хлопающим на ветру брезентом, было бессмысленно. Нужно
вернуться в каюту и обстоятельно заняться содержимым папки. Но почему
Митько спрятал ее здесь, почему он не захотел хранить ее в каюте? ?Я
тоже подстрахуюсь?, вспомнила я его слова. Должно быть, он прекрасно
отдавал себе отчет, с кем имеет дело, из нескольких его реплик я поняла,
что он имел какое-то отношение к органам. Кстати, как он вообще оказался
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Прозоров Александр
Браун Дэн
Сапковский Анджей
Березин Федор