внучком, но маменькин сынок было обиднее. Бабушка умерла, оставив ему
квартиру и множество старых вещей. Рана эта для него была незаживающая.
но не особенно напрягали. Сам он в Оренбуржье наезжал раз в два года. Он не
любил те места. Они его раздражали, поскольку от семейного спокойного
провинциализма у него не осталось ничего, за последние двадцать пять лет
своей жизни он стал типичным москвичом, который не мыслит себя вне
гигантского муравейника, который болеет Москвой и сидит на ней, как наркоман
на героине...
адвокатом и вообще подскажет, как и что. Брат хваткий, деловой, создан для
того, чтобы решать труднорешаемые вопросы...
убийца, - рассудительно произнес Мусса, усаживаясь в позе лотоса на нары. -
Захотелось убить, убил. Потом раскаялся. Через час ты уже изменился
внутренне Ты уже другой человек, который никого бы не убил. Значит, ты уже
не убийца. За что судить, спрашивается?
не украду, оставь хоть двести тысяч рублей передо мной. Правда, братва?
вором. Но сейчас я не вор. Сейчас хороший мужик. Так что, если и убил ее, не
стесняйся, лысый. Дело житейское.
Клубком ворочались страхи и ожидания. И вертелось в голове - десять лет,
десять лет. Эта цифра была как гигантская глыба, готовая погрести его под
себя.
прислушивался. Он благодарил судьбу, что на него не обращают внимания. Он
слышал, что бывает гораздо хуже. Что этот путь начинается с издевательств
над людьми, с избиений. От мысли, что его могут избить, унизить, стало
совсем дурно. И Валдаеву вдруг захотелось умереть. Вырваться из этого такого
недружественного ему мира... Десять лет! Да ему не выжить здесь и месяца!
нар. Он сидел бы дальше, если бы дверь со скрипом не открылась.
напутствовал:
знал, что сейчас все пойдет уже по второму кругу - допросы, вопросы, угрозы.
Но все равно, когда вышел из камеры, ощутил себя так, будто выбрался из
тесной одежды. Сразу стало легче дышать.
просторный, с длинным столом, с телевизором в углу. На стене висел "План
расстановки патрульных нарядов на территории, обслуживаемой ОВД
муниципального округа". Это был кабинет какого-то местного начальника.
документ на ломкой желтой бумаге.
конверт, посмотрел на паспорт, карточку Союза журналистов, ключи, деньги,
которые пару часов назад извлекли при обыске из его карманов.
нет.
полагает, что вы не убивали. И решил, что у него есть основания для подобных
выводов...
было, - он подался вперед и секунды три смотрел Валдаеву глаза в глаза. Он
надеялся, что его взор прожжет до глубины души. Может, так бы оно и было еще
несколько часов назад. Но сейчас Валдаеву было все равно. Он ощущал лишь
опустошение.
- Из Москвы без нашего ведома не уезжать. Быть готовым прийти по повестке.
Поняли?
ногах вышел из комнаты. Там его ждал сопровождающий милиционер.
плечо:
прошлого дохнула на город прохладой и столбик термометра рухнул до пяти
градусов.
воздух. Вокруг простор. Свобода. За спиной остались тесная камера и допросы.
машину. Водитель заломил явно высокую цену, но Валдаев согласился. И через
полчаса открывал металлическую дверь своей квартиры. Потом захлопнул ее.
крыл на засов. Запер на все замки.
заснуть. И как можно дольше не выныривать из объятий Морфея. Но сон капризно
не желал приходить.
мозгу по кругу вращались картины и ощущения этого дня. Они отзывались
дрожью, а иногда и слезами. Это была пытка, он никак не мог успокоиться,
иногда тихо взвывал, как раненый пес. И больше всего ему было жалко сейчас
себя. Наташу с перерезанным кривым ножом горлом ему тоже было жалко. Но эта
жалость была пока больше абстрактная. Сейчас главный объект глубокой скорби
- - он сам, мирный и тихий корреспондент тихой газеты "Запределье".
делал нечасто. Он подошел к буфету, выудил коробку с лекарствами. Достал
пузырек со снотворным. уложил таблетку на ладонь.
нужна передышка. Чтобы собрать воедино разъезжающиеся чувства и мысли.
разрушил спасительное ощущение oдиночества.
дом - моя крепость". Нет для не крепостей...
***
Отличный ремень. Валдаев нагнулся над ним, провел пальцами по блестящей в
свете ночника поверхности. А что, семьдесят пять кило живого веса не
выдержит. Один неприятный миг - узкая полоска кожи впивается в кожу живую.
Говорят, висельники долго не мучаются. Сразу пережимаются нервные окончания.
Болевой шок - а дальше... Никаких беспокойств. Никаких допросов. Никаких нар
и камер. Никаких монстров большого города, которые жадно тянут к нему руки.
И никакого ощущения загнанности вечной жертвы. Отличный выход. Прекрасный
выход. И майор Кучер останется с носом. И вес останутся с носом...
дыхание. Кровь стучала в висках. Сердце барабанило.
дверь. Верхний запор. Нижний запор Щеколда...
вином - притом вином хорошим.
осталась в узкой белой юбке и красной просвечивающей блузке.
золотой браслет с часами.