Чтение 22–й страницы книги ~Древняя Русь и Великая степь~

Но импортированный заряд пассионарности воздействовал на этногенез этих
стран так же, как и возникший естественным путем, только с небольшим
хронологическим отставанием.

Как мы уже отметили, ареал пассионарного толчка не совпадал ни с ареалом
становления феодальной формации, ни с ареалом христианской культуры. В
Италии и Англии, куда пассионарность была импортирована, феодальные
институты возникали позже. Движения пассионарных скандинавов - викингов -
проходило на фоне первобытнообщинного строя, и скандинавы удержали элементы
родового строя до позднего средневековья. Ни Испания, ни Норвегия, ни
Польша не знали крепостного права для своих крестьян, хотя другие
феодальные институты, как например, наследование титулов, рыцарство, хартии
для городов, у них были. Но, не смотря на локальные различия, этносы
Западной Европы объединились не политическими, а идеологическим связями -
католичеством, покорившим в X в. западных славян и скандинавов.
Идеологические связи сковали новую системную суперэтническую целостность
эластично, но цепко, и в XI в., когда началась вторая (акматическая) фаза
этногенеза, это было для современников очевидно. И, как члены
"христианского мира", они двинулись в колониальную экспансию - первый
крестовый поход.

И тут, несмотря на различие в языках и нравах, при наличии застарелой
вражды на базе давних этнических счетов, при разных политических целях
французы, немцы, норманны, итальянцы, шведы и испанцы ощутили себя "своими"
по отношению к "чужим" - арабам и грекам. Суперэтнос не только сложился, но
и осознал себя.

16. НАКАНУНЕ ВЕЛИКОГО РАСКОЛА

Византия как политическая целостность очень быстро потеряла территорию
Западной Римской империи, но как целостность культурная она сохранила там
свое влияние до IX в. Переломной датой можно считать и 843 г., и 867 г., а
правильнее - эпоху между этими годами. И вот почему. Захватившие Италию и
Испанию готы и сменившие их лангобарды были ариане, а местное население -
волохи (название латиноязычных европейцев) - православные. Хотя как этносы
они ничего общего не имели с греками, но церковь как культурный комплекс
удерживала их в составе византийского суперэтноса. Влившиеся в эту систему
франки и англосаксы также приняли православие от Римского престола, чем
обеспечили ему победу над арианством.

И вот, несмотря на то что ни до Галлии, ни до Британии не могли дотянуться
щупальца византийской дипломатии, обаяние культуры фазы расцвета превращало
Западную Европу в провинцию, столицей которой был Константинополь. Пусть за
два века акматической фазы этногенеза Византия пропустила через свою
укрепленную границу по Дунаю тысячи славян, заселивших опустошенный ими
Балканский полуостров, пусть несториане и монофизиты подчинились арабам,
пусть сумасшедший император с отрезанным носом возвращается на престол при
помощи враждебных болгар - городские стены стоят, монахи обучают прихожан
молитвам перед иконами, а Юстиниан II снова теряет власть, но на этот раз
вместе с жизнью. Доблесть, искусство и справедливость при каждом потрясении
торжествуют.

Но вдруг зашатались и они. Нет, не от удара извне, а от неожиданных
претензий императора. Лев III Исавр, только что героически разгромивший
арабский флот (717 г.), в 726 г. поднял руку на святыню искусства - иконы.
Это была ломка этнической психики и того стереотипа поведения, который
поддерживал культурную традицию - сердце византийского этноса. Опираясь на
малоазийскую солдатчину, императоры-исаврийцы попытались отнять у своего
народа то, ради чего этот народ жил и страдал, воевал и молился. Они
сделали жизнь своих подданных оскорбительно-бессмысленной, а те отказали им
в уважении и любви.

И тогда очарование византийской культуры исчезло. Западные области, имевшие
своих королей, остались верны православию, тем самым теряя связь с
Константинополем, ставшим из столицы христианского мира главным городом
малоазийского царства - Византии, пределы которой были ограничены теми
крепостями, где стояли гарнизоны, верные своим стратигам. Так начался
надлом византийского этногенеза, индикатором которого была история
культуры, искусства и религии.

Иконоборчество было по существу идеологическим оформлением монархической
революции. Не случайно папа Григорий II (715-731) расценивал политику Льва
III как стремление сочетать в себе императора и священника, что было прямым
нарушением восточнохристианского мироощущения. Ведь император в отношении
церкви был только прихожанином Софийского собора, и голос его отражают лишь
его личное мнение, которое само подлежало проверке собором.

Лев III это понимал и искал опоры в каноне. В 726 г. иконоборчество
провозглашено императорской политикой, в 730 г. осуждается иконопочитание,
а в 754 г., уже при Константине V, в Халкидоне состоялся иконоборческий
собор.

Но это было собрание подхалимов, а не Вселенский собор, в котором должны
были принять участие и клир и миряне. Народ Византийской империи высказался
вполне определенно. Монахи, женщины, интеллектуалы, моряки - все любили и
ценили образ Божий на иконах, лик, а не личину, т.е. прозрение, а не
портрет. Историк Зонара называл Константина V "не христианином, не эллином,
не евреем, но совокупностью всяческого нечестия". А простые люди, не
мудрствуя лукаво, приняли версию об иудейском происхождении
иконоборчества"*19.

Некоторое время иконоборцы держались бодро и даже одерживали победы над
арабами и болгарами, используя этническую инерцию патриотизма и средства,
накопленные до них. Но в IX в. пошли неудачи: в 806 г. Харун ар-Рашид
опустошил Малую Азию, в 811 г. болгары разбили византийскую армию и убили
императора Никифира, а в 813 г. подошли к стенам Константинополя. В 810 г.
Византия утратила Венецию и Далмацию и потеряла авторитет на Западе, где в
800 г. Карл Франкский восстановил Западную Римскую империю, но
иконоборческие споры, шедшие с 726 по 843 г., коснулись и Запада. А так как
Рим находился в пределах Византийской империи, то его паства делила судьбу
церковной культуры Востока, в том числе иконоборческие споры.

На Западе иконоборчество было слабее, чем на Востоке. Его представители -
Клавдий, епископ туринский, и Агобард, епископ лионский, оба испанцы, враги
иудаизма и поклонники творений бл. Августина*20. Против них стояли за
иконопочитание папы и короли, а также народные массы. Но вот что важно: в
VIII в. эти споры шли довольно вяло, но в IX в. оживились, и, даже когда
предмет спора исчез с восстановлением иконопочитания, активность западных
людей нашла выход в церковном расколе 867 г. и взаимных анафемах папы
Николая 1 и патриарха Фотия. Тут вполне отчетливо сказалась разница
"возрастов" греков и "франков": Византия вступила в инерционную фазу
этногенеза, а на Западе шел подъем пассионарности вследствие набиравшего
силу толчка.

Противники византийских иконоборцев оказались в трудном положении. Им нужно
было организовать для лиц, готовящихся в прелаты, получение теологического
образования и изучение греческого и еврейского языков, а посылать своих
юношей в Константинополь не хотелось. Поэтому молодых людей, готовящихся к
духовной карьере, отправляли в Кордову и Севилью, где еврейские раввины,
находясь под покровительством арабских халифов, преподавали желающим языки
и философию. Разумеется, учителя не привлекали учеников к иудаизму, тем
более к талмудическому, однако они вселяли в своих слушателей скепсис к
основным догматам христианства: учению о троичности Божества и о Божестве
Христовом*21. Те, возвращаясь домой, продолжали поддерживать дружеские
связи с евреями, жившими в Южной Франции и Италии и обладавшими
богатствами, достаточными для того, чтобы занимать почетное место в
обществе. Вместе с тем евреи были достаточно образованны и переводили
арабских авторов для своих христианских друзей. На базе этнокультурных
контактов и религиозного индифферентизма возникло и распространилось
мнение, что все три веры равноправны, а критерием истинности суждения
является разум, т.е. обоснование тезиса на уровне науки своего времени. Это
суждение легло в основу схоластики от Иоанна Скота Эригены до Абеляра и
позднее. Иными словами, мы видим здесь этнокультурную химеру или сочетание
трех компонентов на суперэтническом уровне.

А на Востоке шел обратный процесс, характерный для выхода из надлома и
установления инерционной фазы этногенеза. Лишнее было выброшено, а
кристаллизованное в горении минувшей борьбы распространилось. Лишним был
рационализм иконоборцев, а кристаллами - ортодоксия и искусство,
сохранившее значение средства общения мира дольнего с миром горним. Гонимые
в столице, иконопочитатели бежали на окраины: в Херсонес, Далмацию и на
Дунай. Там они распространили православие среди хазар и славян, подготовив
эти этносы к будущему крещению. Они проложили торную дорогу Кириллу и
Мефодию, завершившим обращение славян и части хазар в IX в. Но на Западе,
где шел процесс роста пассионарности и подъема местных этносов, они не
имели успеха. За 300 лет, с VIII по IX в., оба христианских мироощущения
разошлись настолько, что греки и "латины" перестали видеть друг в друге
единоверцев, ибо на седьмом Вселенском соборе Восток обрел покой, а Запад
стал метаться в поисках решения.