говорит, съезжаться, захочешь - будешь с нами вместе жить, все веселей,
да и внуку для воспитания, надоест - отселишься на дачу, отдохнешь в
одиночестве.
ласился сразу: у вас две комнаты тесные, да двор колодцем, умру - оста-
нетесь в хорошей квартире...
профессорский, в самом центре, потолки высокие, по коридору - хоть на
велосипеде катайся. Привел деда - то что надо! Ну и провернул обмен в
полмесяца.
настия, иногда только с тоской спрашивал внука: "А помнишь, как тебя в
детстве море тянуло? Матроску и бескозырку носил, стихи любил морские,
на корабль тебя повез - танцевал от счастья. Значит, правда гены свою
роль играют!"
цика-профессора, а тот ему и высказал: не ожидал, мол, морской офицер, а
три тысячи доплаты взяли, стыдно, батенька!
мог и убить стулом или чем под руку попадется, бегал по квартире, кри-
чал: "Посажу подлеца! Опозорил, чести лишил!"
да оттуда уже капитан первого ранга Иван Прохорович Золотев не вышел.
тов, шагая в похоронной процессии, вспоминал, как боялся разоблачения
перед добрым дедушкой, который верил, что он хороший, неиспорченный
мальчик, не замечал угнездившейся в маленькой душе червоточинки, и ему
было жаль деда. Хотя три тысячи - нормальная доплата при таком обмене.
большой страх поселился внутри навсегда, подремывал, дожидаясь своего
часа, и следователь прокуратуры Зайцев разбудил его, не то слово -
разъярил до предела, и теперь он буйствовал, выедал внутренности, не да-
вал спать, заставлял глушить его ударными дозами спиртного, подталкивал
к действиям. Лучшая оборона - это наступление!
пьющих, а саму сущность человеческую высасывающих, нетрезвый псевдочело-
век Золотов старательно вписывал фамилию следователя в аккуратно разг-
рафленную тетрадку с зеленым переплетом.
тей... Ну ладно, получилось, Федьку не вернешь, Мэри тоже жалко, хорошая
девочка, да она скоро выпрыгнет, адвокат сказал - в самом худшем случае
- "химия", но чего он копает? И глядит с затаенным презрением - как Фаи-
на, словно насквозь видит и нутро его, золотовское, настоящее, от всех
скрытое, рассматривает... Может, действительно раскусил, работа у него
такая - раскалывать, раскусывать, раскапывать... Если просто разгадал и
презирает - черт с ним, а если надумает всем показать? Тогда плохо.
свидетельницей Марочниковой, - почерк у Золотова был никудышный, как ку-
рица лапой, но в заветной тетради писал разборчиво, буковку за буковкой
вырисовывал, аж язык высовывал от напряжения. - После совместного упот-
ребления спиртных напитков, к которому принудил Марочникову, злоупотреб-
ляя служебным положением..."
виваются не по закрученному им сценарию, усиливалось. Галка уже давно
должна была позвонить! Не остался же он ночевать... Если бы так! Но вряд
ли, ой вряд ли... Скорей всего и в дом не зашел, хотя Галка артистка еще
та - вцепится в рукав: умоляю, сердце схватило, доведите, там в аптечке
валидол, капли.
ней в квартиру, где находился до глубокой ночи..."
щее его подозрения: откуда у Галки слова издевательские про адмиральско-
го внука и про круизный теплоход? И смотрела она по-настоящему зло, это
не игра в ссору, как задумано, тут что-то другое.
жил... Прости-прощай хрустальная мечта про белый теплоход, разные стра-
ны, инвалютный оклад. Мечты про новую жизнь - псу под хвост! А ведь
только этими мечтами он ее и держал.
играет против. Очень даже просто - заманила этого хмыря и закладывает
своего благодетеля Валерия Федоровича с потрохами. Что она знает? Доста-
точно, чтобы грязью обмазать. А главное? Не должна. Но догадываться мо-
жет, а иногда достаточно только подсказать, идею подбросить, дальше само
пойдет разматываться.
тий! И крючка прокурорского прибирать к рукам не мытьем, так катаньем.
Подумаешь, страшный зверь заяц! Не таких видали!
удастся удержать в тени свое настоящее нутро, сущность свою омерзи-
тельную, что все утрясется, образуется, как обходилось уже много раз ра-
нее.
было две: заполнять статистические карточки по оканчиваемым делам, отве-
чая на возможные телефонные звонки, и бегать по адресам с длинным спис-
ком поручений.
по пути я повторил инструктаж, потом он свернул к троллейбусной останов-
ке, а я пошел прямо тихими улочками старой части города.
массивное безрадостное здание следственного изолятора. В ИВС до трех су-
ток содержались задержанные по подозрению в совершении преступлений, ес-
ли подозрения подтверждались, их перевозили сюда дожидаться судебного
процесса, но мало кто разбирался в таких тонкостях, и в народе оба уч-
реждения называли тюрьмой, что было неправильно, ибо в тюрьмах отбывают
наказание уже осужденные опасные преступники.
со свертками, узлами, посылочными ящиками, в основном женщины. Тротуар
узкий - я проходил совсем близко: вдоль блеклых неопределенных одежек и
ярких платьев, спутанных посеченных волос и элегантных причесок, запахов
кухни, помойки, похмельного перегара, неожиданно перемежавшихся фанта-
зийными волнами французской парфюмерии... Череда контрастов!
бабища с бледным пористым лицом, в застиранной коричневой хламиде, ма-
терчатых треснувших по шву тапочках на растоптанных ступнях и тонкая
изысканная дама, возраст которой умело скрыт гримом, лиловый шелковый
комбинезон расчетливо обнажает грудь и плечи, а изящные золоченые босо-
ножки позволяют демонстрировать безукоризненный педикюр? Но общее у них
есть - в грубом запачканном мешке и раскрывающейся из кошелечка сереб-
ристой японской сумочке лежит одно и то же: сало, масло, сухая колбаса и
табак, даже вес одинаковый - по пять килограммов.
глаза, выговаривала одна, а другая, не успевшая свыкнуться с новым для
себя положением, изумленно переспрашивала:
твой небось мильены воровал. Вот и сама смотри, кто лучше, кто хуже! Мо-
ему трешник - само много, а твоему? Небось пятнадцать привесят, а то и
под вышку подведут!
тишь! Правда себя кажет...
лом свете, и что самое интересное - каждый считает: уж кто-кто, а он жи-
вет правильно!
глухой желтой стене бронированная плита, запрещающе раскалена красная
лампочка, вдавить кнопку звонка, приглушенный зуммер, лязг втягиваемого
электромагнитом засова, одновременная вспышка зеленого сигнала, с усили-
ем поддается тяжеленная дверь, войти в тамбур, подождать лязгающего зву-
ка за спиной, предъявить отгороженному решеткой дежурному удостоверение,
выслушать традиционный вопрос: "Оружие есть?" - ответить, лязг следующе-
го замка, открыть решетчатую дверь, войти туда, лестницы, коридоры,
оформление вызова, снова двери, замки, ключи, удостоверение контролеру -
и вот я в следственном кабинете, подсознательно ощущая радостное чувство
от того, что все эти двери, решетки, замки, посты, сигнализация, двойной
контроль - для меня не препятствие, не помешают вернуться в обычную
жизнь, как только захочу. В самом начале своей работы я испытывал почти
физическое облегчение, выходя из этих давящих стен.
которая вызывала какие угодно чувства, кроме очарования.