ожидал Бобровский, предвкушая известие, что с ненавистным "покровителем"
покончено раз и навсегда. Исполнитель был проверен в ситуации менее
критической. Именно Кольцов пристрелил Глеба Косицу, мстя за пережитое
аптекарем унижение и, разумеется, тем самым освободив помещение
"Богатыря". Втайне Бобровский всегда ненавидел таких, как Глеб, -
физически сильных, красивых и независимых. Власть над ними была острейшим
наслаждением, но Косица оказался недостижим и неприступен. Оставалось
одно.
реализации главной цели - покончить с врагом номер один. Собственно
говоря, он полагал, что Мерецков и для Кольцова конкурент и соперник, и
капитан вполне мог бы "сделать" его бесплатно. Однако сам Кольцов
придерживался иного мнения.
отравленный коньяк, оставленный в домашнем баре, с опаской относился он и
к Кольцову: приглашал в дом, держа под рукой ружье. Он был, в принципе,
удовлетворен - из города поступила информация, что Мерецков исчез. Это
подтверждалось содержимым стеклянной банки. И все же, выстрелить он
опоздал: свою жизнь не уберег, но и убийцу не упустил.
изолентой пластиковый пакет, чтобы не сорить гильзами. Сработать бесшумно
- ножом - у него не получилось, Бобровский даже после предъявления
"доказательств" не подпускал его к себе. Оставалось огнестрельное оружие,
но капитан немного переоценил свой профессионализм.
работы - из Ленинского райотдела, - охотно выбалтывали капитану служебные
секреты, вызывая тем самым огонь на себя.
злого умысла - но результатом стало развертывание системы рэкета в районе
и возрождение ремесла "зонтов", тем более прибыльного, что сигнализация у
тебя под контролем.
Отрезал ухо, столь ему необходимое, а голову забросил подальше в пруд. У
него же отрубил и руку, довольно умело нанеся татуировку. Конечно, для
экспертизы это семечки, но для аптекаря хватило. Однако судьба
распорядилась иначе.
показалась знакомая крепкая фигура. Спортивная собранная походка,
выдвинутая вперед челюсть - все говорило о том, что единственный персонаж,
не пострадавший в ходе этого дела, чувствует себя неплохо.
скрыться в воротах.
его сразу стало утомленным.
я сегодня наговорился - во! - он секанул ладонью по кадыку. - Спасибо вам,
конечно, только сдается мне, дали вы маху, не меня, а себя подставили.
Люди всегда могут столковаться.
без лукавства.
тут. Спасибо за урок, в другой раз буду осторожнее.
разговором начистоту можно и душу спасти, и, знаете ли, - тело.
собираюсь...
свободный человек, идите... Но уверяю, остаться - в ваших же интересах.
объятия Грызин, и Мерецков, измотанный и выжатый, но непокоренный, ступил
через порог родного гнезда. И лишь, когда автоматика задвинула за ним
бронированные воротины, почувствовал, как у него отлегло от сердца.
и скрылся за поворотом, провожаемый внимательными взглядами - из
зашторенных окон дома и из киоска "Союзпечати" на углу, где новый
продавец, сменивший прежнего старичка, изредка наклонялся к портативной
рации в ящике прилавка.
снова распахнулись, выпуская малиновую "хонду" с непроницаемо черными
стеклами.
к рации Строкача неожиданным. Он и сам уже находился на полпути к дому
Сутина, однако предпочел, свернув в переулок, пропустить сверкающую
"японку" и осторожно, на большой дистанции, "усесться на хвост". Уже в
двух кварталах от дома майор вздохнул и вызвал подкрепление.
визита никаких оснований для задержания Грызина, все равно он чувствовал
себя виноватым. Кровопролития могло и не быть, а следовательно, и роста
числа опасных преступлений в районе. Начальство брюзжало. Правда, о
жертвах практически никто не сожалел, за исключением телохранителя Сутина,
молоденького парнишки, ничего еще не успевшего натворить на своем веку.
Грызин его опередил, но с группой захвата и ему, профессиональному убийце,
тягаться не приходилось. Взяли его с поличным. "Хонда", где на сиденье
рядом с местом водителя лежал короткий "калашников", стояла буквально в
двух метрах от подъезда, но Грызину их не удалось преодолеть.
Чувствовал он себя довольно скверно, потому что Грызин психологически
оказался более подготовлен к этому допросу, чем следователь прокуратуры.
Профессиональный преступник, долгие годы проведший в непрестанном
напряжении, в опасной и жестокой борьбе, он в совершенстве владел своими
чувствами и тогда, когда ставкой в игре была жизнь. Даже при
головокружительном проигрыше он ухитрялся трезво оценивать ситуацию,
прикидывать шансы, чтобы проигрыш обернулся наименьшими потерями.
удивительно точными и бережными. Зажег спичку, подождал, пока полностью
прогорит вредная для здоровья сера, сладко затянулся и потушил спичку о
нежную белую кожу тыльной стороны левой ладони. Запахло горелым. Грызин
широко улыбнулся. Конвоиры из-за спины бросили руки на его широкие,
покатые плечи. Строкач прищурился, чуть заметно новел головой, и руки
конвоиров ушли. Не обращая на них никакого внимания, Грызин все так же
блаженно курил, неторопливо рассуждая.
многовато. Но ведь здраво рассудить, кого я приголубил? Гниду Мерецкова,
от которого полгорода стонало?
выглядеть на суде.
Отдать вам всякую шантрапу - для меня не за падло. Получше вашего знаю,
какое дерьмо все эти законы воровские. Шпану заслонить, а самому к стенке
прислониться? Так за кого? За Обрубка, который, будь у него сила, по
живому бы глотки рвал? Я его, шакала, помню еще с ногами... ух-х!..
с людей последнее брал, а как брал - не вам рассказывать. - Грызин
брезгливо дернул щекой. - Мне "мокруху" сушить надо, так что за рэкет я не
боюсь присесть. Но, по сути, Павел Михайлович, вы ведь сами меня на это
толкнули. "Не тронем, езжай домой..." - передразнил он.
виду, чтобы ты перед отъездом в родной Грозный здесь резню устраивал.
пообтесала. Жаль, не до конца я вашу игру разгадал. Конечно, глупо было
надеяться, что вы в обмен на то, что я город от этих подонков избавлю,
отпустите меня, да еще и с деньгами.
то откуда им у вас взяться? Картишки - дело накладное.
с ними. Эти козлы только и умеют, что передергивать, да колоду точить. Ох,
поймал бы...
вы, я бы, может, и в катакомбы не совался. Хотя чего жалеть - деньги-то
Мерецкова. Написано отдать - отдай. Я, если угодно, даже готов допустить,
что лично вам ничего не обломилось. Хотя как по мне, то это уж совсем
кретинизм.
в шестерки позорные... Когда я в катакомбах услышал, как шеф от меня
отрекся... А я-то, дурень, не побоялся подставиться, приехал по первому
зову!.. Как же, друг влетел... У меня еще оставалась надежда, но когда он,
едва войдя в дом, начал нахваливать эту нечисть подземную... Короче, сдал
меня с потрохами. Значит - уходить, а куда уходить без денег? И потом -
Зыков Виталий
Жюль Верн
Лукин Евгений
Жюль Верн
Скальци Джон
Суворов Виктор