было. Малек остановился у последней постели. Раненый был недвижен. Исхудалые
прозрачные руки безвольно вытянуты вдоль туловища. Шея и грудь перетянуты
бинтами. Лицо казалось посмертной восковой маской. Нос заострился, зубы
выдались вперед, как у покойника, глазные яблоки под прикрытыми веками выпирали
шарами.
водоеме каждый день? Пользуйся случаем, парень! Пока я добр. В чем моя задача,
сам посуди? А? Надо, чтобы товар был отменным. И твои родичи в Риме, собирая
выкуп, не тратили денежки зря. Я люблю торговать качественным товаром, доминус
Лентул!
Я посижу возле твоего больного. Чего ты боишься? Или думаешь, я его прикончу
после того, как спас?
оставшихся в живых. А потом привез вас сюда и спрятал. Иначе бы вас настигли
монголы и перебили.
В юности у меня была красотка-римлянка. Я торговал тогда дешевыми украшениями.
Эта красотка днем покупала у меня браслеты и ожерелья, расплачиваясь мужниными
сестерциями, а по ночам я с нею забавлялся.
то же время боялся своим недоверием вызвать еще большие подозрения.
двери.
узнать его, даже спустя столько лет, даже в этой изуродованной болезнями и
страданиями оболочке. Работорговец удовлетворенно ухмыльнулся.
зашептал он на ухо пленнику. - Сколько любящая женушка готова заплатить за твое
спасение? Двадцать миллионов? Тридцать? Боги щедры... как я вижу... Они послали
мне такую награду.
грязной взбаламученной луже. Преторианцы пожирали глазами двор и стены,
выискивая способ удрать. Считали охранников, искали убежища... Но Кассий не
думал о побеге - только о своем пациенте, которого оставил один на один с
Малеком.
пойду. Я буду лежать на солнце... Вот здесь.
двора на руках. Она вырывалась, визжала, пробовала кусаться. Неужели они не
понимают, что она умрет в мерзком карцере.
неподвижно, выпростав поверх простыни иссохшие руки. Глаза раненого были
закрыты. Но меж плотно сомкнутых век текли слезы. Кассий не знал, что это
означает - возвращение к жизни или приближение к смерти.
воздуха, Малек прикидывал, сколько можно потребовать за пленника, очутившегося
так неожиданно у него в руках. Миллион сестерциев? Два? Три? Обращаться к
сенату не стоит - тогда римляне явятся неожиданно и сровняют крепость Малека с
землей. Но есть одна женщина, которая отдаст все, чтобы заполучить этого
пленника. И он, Малек, получит эти деньги.
кто очутился у него в руках, он бы не тащил через пустыню этот нелепый караван
с ранеными, а перебил бы всех и бросил трупы среди песков - пусть валяются без
погребения. К чему торговать прахом, ждать приезда посланцев из далекого Рима,
когда один этот пленник, если останется жить, будет стоить дороже всех
остальных, живых и мертвых, вместе взятых.
Пусть его люди занимаются делом, охраняют римлян и пакуют прах в урны. Тогда
никто не догадается, кого удалось заполучить Малеку и какова же истинная цена
этого парня, что пребывает в прострации и не ведает, где и в чьих лапах он
очутился.
Вер расхаживал по комнате и повторял вновь и вновь:
уверен, что слово это имеет какой-то очень важный смысл. Оно может разогнать
тьму, и бог узрит свет. Но тьма не рассеивалась. Но постепенно Логос научился
видеть в темноте. Только видел он не комнату, а какое-то поле, затянутое густым
зеленым туманом. Туман шевелился, как живой. То поднимался вверх, то стлался к
земле. Из тумана появлялись фигуры и вновь тонули в зеленых волнах. Логос шел
наугад.
без прорезей для глаз. Так вот для кого с утра до ночи во тьме повторял Логос
вновь и вновь "Андабат". Слова слились вместе и приняли чеканную форму шлема.
руку. Логос взял его за руку.
непременно помогут.
непременно помогут.
"Сенат отказался рассматривать вопрос об обожествлении Элия".
могут записаться в канцелярии императора. Для граждан Рима ограничений нет".
посланный на разведку, - уничтожен кавалерией Шестого легиона. Планируется
дополнительно перебросить в Месопотамию три алы* из Галлии".
два человека.
на ветру пурпурное полотнище, натянутое в пролете арки Септимия Севера. Было
утро - розовые облака исчиркали небо вдоль. Кроны пиний на Капитолийском холме
казались почти такими же черными, как свечи кипарисов. Двери в храм Сатурна,
где хранилась римская казна, были раскрыты. Ступени засыпаны бумагой. Элий
всмотрелся. Это были документы, выброшенные из табулярия. Только теперь он
заметил, что бумаги валяются повсюду, и ветер поднимает их и гонит, как палую
листву, по форуму. Вся история Рима была разбросана здесь и уносилась ветром, а
Элий смотрел, как листки порхают бабочками под аркой и носятся наперегонки в
галерее базилики Эмилия. Ветер закидывал их на крышу курии и на Септимиеву
арку, и нес дальше - на форум Цезаря, потом на форум Траяна, и донесет вскоре
до театра Помпея и до Пантеона и терм Агриппы, и дальше, дальше, чтобы
рассыпать по свету всю невиданную славу Рима, рассеять, развеять и обратить в
прах. Элий кинулся собирать страницы - печатные бланки и обрывки старинных
пергаментов и папирусов, но они ускользали и летели прочь, их кружение все
усиливалось, все крепчал ветер, и уже настоящий бумажный ураган несся по Риму.
Небо потемнело, из розовых облака сделались красными. Багровый больной свет
заливал пустой город, и в небе над головой не было солнца.
разрывалась от боли, и он все же закричал, и испытал ни с чем не сравнимое
облегчение, несмотря на острую боль...
тяжело, судорожно втягивал в себя воздух, будто боялся, что каждый вздох может
оказаться последним. Элий ощупал шею - она все еще болела, - и пальцы
наткнулись на бинты. Повязка охватывала часть груди и плечо. Он был ранен...
Да, кажется, в него попала стрела. Элий огляделся. При слабом свете масляного
Эриксон Стивен
Конюшевский Владислав
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Березин Федор
Суворов Виктор