Чтение 22–й страницы книги ~Мечта империи~

парировал Элий.

- Это мы еще посмотрим, - прошипел Пизон, и лицо его перекосилось от
злости.

Элий почти силой увел Вера и усадил в свою машину. Кто бы мог подумать, что
изгнание с арены причинит такую боль! Он сам хотел уйти, но уйти с гордо
поднятой головой. А его выгнали пинком под зад.

- Мне все это очень не нравится,- сказал Элий.

- Мне тоже! Они не имели права меня дисквалифицировать. Ну ничего, я
обжалую решение в суде, - пообещал Вер мстительно.

- Разумеется. Но на это потребуется время. Полагаю, раньше следующего года
ты на арене не появишься. Пизона мы как-нибудь одолеем. Но что нам делать с
твоим гением?

- Тебе еще не надоело вмешиваться в мои дела?

- Я не могу отстраниться. Я чувствую в происходящем угрозу Риму, - с
грустью проговорил сенатор.

- Элий, ты ужасен! Я начинаю понимать, почему столь многие тебя ненавидят!
Говорю тебе - отвяжись. Когда тебе вслед за ногами отрубят руки, ты вспомнишь о
моем дружеском совете, - предостерег Вер.

Элий осуждающе покачал головой:

- Надеюсь, твои пожелания боги не слышат.

- Ладно, прости, друг... Меня никто уже не слышит, кроме тебя. Хорошо бы
сейчас надраться до потери сознания. Жаль, не могу.

Напиться, чтобы заглушить гнев. Опять только гнев. Где же другие чувства?
Впрочем, и напиться он не может. Вино его не пьянит, а вот голова поутру
раскалывается, как с похмелья. О боги! Наверное, он самый несчастный человек в
Риме.

- Ты когда-нибудь бывал в гостях у Гесида? - поинтересовался Элий.

- Нет. Это кто-нибудь знаменитый? - В своем роде. Хотя вряд ли он знаменит
среди гладиаторов. Он кондитер из первой Римской центурии хлебопеков. Его пиры
славятся на весь Рим. Поэтому я и решил, что вряд ли ты с ним знаком. Но сегодня
нам с тобой надлежит отправиться к нему в гости.

Вер предпочел бы в этот вечер никуда не ходить, а то ненароком убьет
кого-нибудь.

Он заметил, как вокруг головы Элия вспыхнула красная аура, затем, угасая,
сделалась оранжевой и наконец золотой. Вер знал, что означает это свечение -
Парки спешно меняют узор на своем полотне. Вер своим вмешательством полностью
изменил судьбу друга. Новая фиолетовая вспышка обвела контуром тело Элия. Сам
сенатор не замечал, что с ним происходит. Помертвевший взгляд Вера он истолковал
по-своему и принялся, как мог, утешать гладиатора. Вер не слушал. Сердце его
застыло - только теперь он понял свою роковую и непоправимую роль в людских
судьбах. Сегодня он перекроил всю жизнь Элия на новый лад.

Поток нарядных людей катился по улице Триумфаторов, выливаясь из Колизея и
направляясь теперь в сторону Большого цирка, где вечером при свете прожекторов
должны были проводиться состязания колесниц. Пурпурная машина сенатора медленно
двигалась в людском потоке. Справа остался храм Юпитера Статора. Слева за
деревьями проплыл ярко раскрашенный фронтон храма божественного Клавдия. Они
проехали под акведуком Нерона, и тогда справа выступили вперед сверкающие
золотом дворцы Палатина. В Риме более четырехсот храмов, но ни один из них не
может сравниться по роскоши с Палатинским дворцом императора. Власть - вот
истинный бог Рима.

Ехать быстрее водитель не отваживался - на углу стоял дорожный патруль.
Согласно закону, десять процентов со штрафов дорожные инспектора отдают в храмы
Меркурия. Элий давно собирался заняться проверкой этого факта. По его подсчетам,
храмы Меркурия должны быть выстроены из чистого золота.

Наконец машина выехала на Аппиеву* дорогу и рванулась вперед. Через полчаса
она остановилась перед загородной виллой, окруженной великолепным садом.
Криптопортик тянулся вдоль фасада, четыре колонны ионического ордера с лихо
закрученными рогами капителей поддерживали покрытый густой позолотой фронтон, на
котором была начертана та же фраза, что и над входом в "сады Эпикура", - "Гость,
тебе будет здесь хорошо: здесь удовольствие - высшее благо".

* Первая римская мощеная дорога, построенная Аппием Клавдием Слепым, ведет
из Рима в Капую, и далее - в Брундизий.

Едва замер вкрадчивый шорох шин, как дверь отворилась, и на пороге возник
сам хозяин - невысокий толстяк с круглым лицом. Он был на вид так же сдобен, как
дрожжевой пирог с птицей, который выпекал по праздникам в своей кондитерской и
за которым хозяйки Рима присылали ранним утром своих служанок.

- Приветствую тебя, доблестный муж Элий! - воскликнул Гесид. Голос у него
был низкий, с хрипотцой. - Издали заметил твою тогу. Я же сказал - обед
домашний, и тога совершенно ни к чему.

- Без нее я чувствую себя раздетым. Или на арене, - признался Элий. - И не
бурчи, старина. Сегодняшний вечер слишком важен, чтобы портить его стариковским
брюзжанием.

- Это кто здесь старик? - наигранно возмутился Гесид. - Я всего лишь на
десяток годков тебя старше, а ты еще воображаешь себя юнцом.

Элий приподнял край тоги и поставил ногу в специальную нишу в стене, чтобы
смыть под краном пыль. Мальчик, такой же полный и кругленький, как и хозяин
дома, вытер гостю ноги бумажным полотенцем.

- Ты что, носишь брюки под тогой? - удивился Гесид. - Смотри, не узнал бы
об этом Серпион - он живо накатает на тебя эпиграмму.

- Разве меня когда-нибудь волновали эпиграммы Серпиона? - пожал плечами
Элий. - Меня больше волнует - подадут ли сегодня к столу твой знаменитый пирог.

- Тс-с... - Гесид прижал палец к губам. - Не говори об этом так громко,
иначе тут же явится сотня-другая незваных гостей.

- Тогда шепни мне об этом на ухо.

- Будет, конечно.

- Я ухожу, - сказал вдруг Вер. - Мне не хочется веселиться.

- Кто сказал, что пир будет весел? - Элий наигранно изобразил удивление. -
Это будет самый грустный пир на свете, поверь мне. Но при этом нам предстоит
решить очень важную задачу, - и, взяв Вера за локоть, он ввел друга в триклиний.

Вместе с хозяином было девять пирующих, по три человека на каждом из трех
лож. А вот блюда... Самому Апицию не могли пригрезиться яства, подаваемые за
столом Гесида.

Надо отдать хозяину должное - он был мастер устраивать пиры. Пища
изысканная, гости остроумные. Был приглашен подающий надежды поэт Кумий - юноша
лет двадцати трех с мягким круглым лицом и золотистыми, слабо вьющимися
волосами. Рядом с Кумием возлежала молодая женщина, очень красивая и к тому же
неглупая, на точеные ножки и аппетитную попку которой постоянно бросал взгляды
сочинитель. Красавица поощрительно и кокетливо улыбалась. Но при этом старалась
делить свои улыбки, взгляды и остроты между гостями поровну и всем очень тонко
льстила. Обедающие как бы невзначай, но при этом очень тактично старались
развлечь Вера, считая, "что душа гладиатора должна разрываться от боли. И Вер
старательно хмурил брови, изображая мрачное состояние духа. Лишь один гость не
обращал на гладиатора внимания. Красавчик неопределенных лет, хорошо сложенный,
с гладкой и нежной кожей и черными густыми кудрями, в венке из роз за весь обед
не проронил ни слова. Зато он непрерывно подкладывал новые куски на свою тарелку
и медленно жевал, прикрывая глаза и наслаждаясь вкусом подаваемых яств. Ничто на
свете его больше не интересовало. Вер все чаще и чаще смотрел на этого человека.
И чем больше смотрел, тем сильнее его раздражал блеск безукоризненных белых
зубов незнакомца, и мягкие апатичные движения, и равнодушный взгляд из-под
полуприкрытых век, и его привычка постоянно промакивать салфеткой губы.

- Кто это? - спросил Вер.

- Гений объединения кухонного персонала города Рима, - ответил шепотом
Элий.

- Настоящий гений? А где его платиновое свечение?

- Чтобы вкушать человеческую пищу, ему пришлось принять полностью
человеческий облик. Он сейчас и летать не может, а только ходить по земле как
обычный человек.

- Гесид принимает у себя в доме гения кухонного персонала? Неудивительно,
что Гесид печет самые вкусные пироги в Риме. Но я всегда думал, что гений
питаются амброзией, как и боги.

- Именно так. Наши предки считали гениев смертными, будто бы они рождаются
и умирают вместе со своими подопечными. Они правы и не правы. Если этому гению
полторы тысячи лет - смертей он или нет, как считать? А гении людей пьют воду
Леты вместе с людскими душами и вновь возвращаются на землю. Чем старше гений,
тем легче ему принимать людское обличье и вкушать людскую пищу. В отличие от
богов гении обожают наши яства. К тому же, когда подадут фрукты, он начнет
говорить. Ради этого я привел тебя сюда. Его речь будет цветиста, а фразы
витиеваты. Любой ритор не поставил бы ему зачета за подобный симпозиум, но в
данный момент нас волнует не форма, а содержание.

- Надеешься разузнать у него о моем покровителе?

- И как ты догадался? Хвала богам, на арене тебе не отшибли последние
мозги.

- Говорить остроумно и говорить умно - две большие разницы, мой друг
сенатор.

Элий улыбнулся, давая понять, что он оценил шутку.

- Совершенная правда, - вмешался в разговор их сосед, почтенный оратор, чье
лицо примелькалось и казалось по-дружески знакомым, но имя почему-то никак не
желало выныривать из закоулков памяти. - Рим постепенно утрачивает свои
бесценные сокровища культуры. Обратите внимание прежде всего на красноречие. Из
нашего словаря уходят многие прекрасные слова. Язык беднеет. И уже никто не в
силах его возродить. Что мы будем делать, когда язык умрет?!

- Общаться знаками, - предложила красавица и тронула губы кончиком языка.

- Однако кулинарное искусство остается на высоте, - заметил Элий.

- Дорогой Гесид, ты у нас истинный талант, - тем временем говорил молодой
поэт Кумий, отправляя в рот кусок заливной рыбы. - Это как в литературном
творении - нельзя вставить ни единого лишнего слова. Надеюсь, ты читал мою
прекрасную поэму? На прошлой неделе я прислал тебе три экземпляра. Кожаный
переплет. Золотыми буквами вытеснено: "Кумий. Поэма с изнасилованием".

Верно, литератор надеялся, что кондитер зачитает все три экземпляра до дыр.