го. Он отомстил, а сам не получил возмездия. Мари Лоран принесла в жерт-
ву себя, но ее жертва была бесплодной. Сознание этого еще больше наруша-
ло ее душевное равновесие.
сад, где гуляли "тихие" больные.
доказывали врачам, что они совершенно здоровы, не грозили разоблачениями
и не делали попыток к бегству. Во всей лечебнице было не больше десятка
процентов действительно душевнобольных, да и тех свели с ума уже в
больнице. Для этой цели у Равино была выработана сложная система "психи-
ческого отравления".
Правда, за время ее работы у Керна нервная система Лоран была сильно ис-
тощена, но воля не поколеблена. За это дело и взялся Равино.
издали внимательно изучал ее. Профессор Керн еще не дал доктору Равино
определенных директив относительно Лоран: отправить ее преждевременно в
могилу или свести с ума. Последнего, во всяком случае, в большей или
меньшей степени требовала сама система психиатрической "лечебницы" Рави-
но.
будет решена. Смерть или сумасшествие - другого пути здесь для нее, как
и для других, не было. И она собирала все душевные силы, чтобы противо-
борствовать по крайней мере сумасшествию. Она была очень кротка, послуш-
на и даже внешне спокойна. Но этим трудно было обмануть доктора Равино,
обладавшего большим опытом и недюжинными способностями психиатра. Эта
покорность Лоран возбуждала в нем лишь еще большее беспокойство и подоз-
рительность.
утреннего обхода.
обстановка и относительное лишение свободы действуют на некоторых
больных угнетающе. Чувство одиночества, тоска.
продолжал:
шатаны, и только. Профессор Керн говорил мне, что вам приходилось прини-
мать участие в научных опытах, которые должны производить довольно тяже-
лое впечатление на свежего человека. Вы так юны. Переутомление и не-
большая неврастения... И профессор Керн, который очень ценит вас, решил
предоставить вам отдых...
ми. Тогда она, может быть, больше раскроет себя, и таким образом можно
будет скорее изучить ее характер".
чудесный сад, даже не сад, а настоящий парк в десяток гектаров.
систента. Вы не из тех больных, которым прогулки могут принести вред.
Пожалуйста, гуляйте. Познакомьтесь с нашими больными, среди них есть ин-
тересные люди.
длинному коридору, окрашенному в мрачный серый тон с черной каймой, к
выходу. Из-за запертых дверей комнат доносились безумные завывания, кри-
ки, истерический смех, бормотание...
тущей обстановке. Но она несколько ускорила шаги и поспешила выйти из
дома. Перед нею расстилалась ровная дорожка, ведущая в глубь сада, и Ло-
ран пошла по ней.
мрачный оттенок. Деревья только хвойные, с темной зеленью. Деревянные
скамьи без спинок окрашены в темно-серый цвет. Но особенно поразили Ло-
ран цветники. Клумбы были сделаны наподобие могил, а среди цветов преоб-
ладали темно-синие, почти черные, анютины глазки, окаймленные по краям,
как белой траурной лентой, ромашками. Темные туи дополняли картину.
Но меня не проведете, господин Равино, я отгадала ваши секреты, и ваши
"эффекты" не застанут меня врасплох", - подбадривала себя Лоран и, быст-
ро миновав "кладбищенский цветник", вошла в сосновую аллею. Высокие
стволы, как колонны храма, тянулись вверх, прикрытые темно-зелеными ку-
полами. Вершины сосен шумели ровным, однообразным сухим шумом.
масшедший и кто нормальный?" Это довольно безошибочно можно было опреде-
лить, даже недолго наблюдая за ними. Те, кто еще не был безнадежен, с
интересом смотрели на "новенькую" - Лоран. Больные же с померкнувшим
сознанием были углублены в себя, отрезаны от внешнего мира, на который
смотрели невидящими глазами.
Старик высоко поднял свои пушистые брови, увидал Лоран и сказал, как бы
продолжая говорить вслух сам с собой:
и время стало. И я не знаю, сколько пробродил я по этой аллее. Может
быть, двадцать, а может быть, тысячу лет. Перед лицом бога день один -
как тысяча лет. Трудно определить время. И вы, вы тоже будете ходить
здесь тысячу лет туда, до каменной стены, и тысячу лет обратно. Отсюда
нет выхода. Оставь всякую надежду входящий сюда, как сказал господин
Данте. Ха-ха-ха! Не ожидали? Вы думаете, я сумасшедший? Я хитер. Здесь
только сумасшедшие имеют право жить. Но вы не выйдете отсюда, как и я.
Мы с вами... - И, увидев приближающегося санитара, на обязанности кото-
рого было подслушивать разговоры больных, старик, не изменяя тона, про-
должал, хитро подмигнув глазом: - Я Наполеон Бонапарт, и мои сто дней
еще не наступили. Вы меня поняли? - спросил он, когда санитар прошел
дальше.
чтобы избегнуть смертного приговора? Не я одна, оказывается, принуждена
прибегать к спасительной маскировке".
бородкой, и начал лепетать какую-то несуразицу об извлечении квадратного
корня из квадратуры круга. Но на этот раз санитар не приближался к Ло-
ран, - очевидно, молодой человек был вне подозрения у администрации. Он
подходил к Лоран и говорил все быстрее и настойчивее, брызгая слюной:
ности. Слушайте внимательно. Извлечь квадратный корень из квадратуры
круга - значит извлечь квадратный корень из бесконечности. Это будет
часть бесконечности, возведенная в энную степень, таким образом можно
будет определить и квадратуру... Но вы не слушаете меня, - вдруг разоз-
лился молодой человек и схватил Лоран за руку. Она вырвалась и почти по-
бежала по направлению к корпусу, в котором жила. Недалеко от двери она
встретила доктора Равино. Он сдерживал довольную улыбку.
но закрылась бы на ключ, но внутренних запоров у двери не было. Она ре-
шила не отвечать. Однако дверь открылась, и на пороге показался доктор
Равино.
колько расширенные, круглые и внимательные, смотрели сквозь стекла пенс-
не, черные усы и эспаньолка шевелились вместе с губами.
некоторые права...
моральных ценностей" Лоран. В его арсенале имелись самые разнообразные
средства воздействия - от подкупающей искренности, вежливости и обая-
тельной внимательности до грубости и циничной откровенности. Он решил во
что бы то ни стало вывести Лоран из равновесия и потому взял вдруг тон
бесцеремонный и насмешливый.
пригласила вас. Я задумалась и не слыхала вашего стука..." - или что-ни-
будь в этом роде?
остаться одной.
заметила Лоран.
и уставил на нее свои рачьи немигающие глаза. Лоран старалась выдержать
этот взгляд, в конце концов ей стало неприятно, она опустила веки, слег-
ка покраснев от досады на себя.
правдивость плохой объект для иронии. А я думаю, что самый подходящий.