Чтение 22–й страницы книги ~Несущий Свет~

самому. Как и с тем, что рассказал перед отлетом Богораз.

- В полдень, двадцатого, "Мономах" взлетел... - Косухин помолчал,
словно вновь увидев желтую степь и медленно уходящую в небо ракету. -
Полигон был взорван... Ну, вот и все...

Это, конечно не было "все". Но о том, что случилось после, Степан
говорить не собирался.

В комнате воцарилось молчание. Никто не спешил задавать вопросы или
высказываться: похоже, у присутствующих было о чем поразмышлять.

- Благодарю вас, Степан Иванович, - хозяин дома говорил медленно,
словно продолжая раздумывать. - Насколько я понимаю это все, что вы имеете
право нам рассказать.

- Да, - спокойно подтвердил Степа. - Это - все...

- Значит, потом вы добрались до Индии, - то ли спросил, то ли просто
констатировал Богораз. - По дороге познакомились с господином
Валюженичем...

Степа пожал плечами. Рассказывать о Тэде значило начать разговор о
Шекар-Гомпе.

- Да, - вновь кивнул Александр Михайлович. - Степан Иванович,
насколько я могу догадываться, ваши действия будут иметь для вас
определенные последствия, если вы вернетесь к большевикам.

- Что вы имеете в виду, Александр Михайлович? - прервала его Берг.

- Да то, что господина Косухина поставят к стенке, - усмехнулся
Богораз.

- Однако, - это было первое, что произнес Барятинский. - Боюсь, эти
сапожники никогда не станут джентльменами...

Косухин хранил молчание, хотя был вынужден признать, что
Богораз-старший близок к истине. Ведь кроме Челкеля за ним еще числился
Шекар-Гомп...

- Господа, прошу внимания, - короткая фраза хозяина дома мгновенно
восстановила тишину. - К этому мы, возможно, вернемся. А сейчас, может,
господину Косухину будет угодно ответить на вопросы? У меня они уже есть,
причем целых два.

- У меня их сто, - решительно заявила Наташа. - Косухин, мне вас
заранее жалко...

Степа отвечал больше двух часов. Вернее, пытался отвечать - больше
всего всех интересовали мудреные технические подробности. Тут уж было не
до гладкости речи. Косухин заикался на каждом слове, сбивался, а кое-что
пытался показать на пальцах. Но это никого не смущало. Берг что-то
строчила в блокноте, Барятинский одобрительно кивал и время от времени
подсказывал - причем всегда удачно. Степа и сам удивлялся, как многое
успел запомнить. Впрочем, кое-что его ставило в тупик. Например, вопросы о
погоде на эфирном полигоне, о том, какая температура в кабине "Мономаха" и
какого цвета скафандр брата. Наташу особо интересовало, что делала она
сама. К сожалению, Степы не было в рубке, и он мог лишь посоветовать найти
и расспросить Арцеулова. И тут же прикусил язык: недобитый беляк помнил не
только это...

- Хватит, господа! - слова Александра Михайловича вновь водворили
тишину, - Степан Иванович, мы вам очень благодарны. Если не возражаете, то
я резервирую еще одну встречу с вами. А пока сделаем перерыв. Прошу всех в
гостиную - отобедаем...

...Обедали, естественно, на белой скатерти, со служанкой в
накрахмаленной наколке и с полным буржуйским набором блюд. Спиртного,
правда, не было. Косухин понял: люди собирались работать.

После обеда Александр Михайлович отозвал его в сторону.

- Господин Косухин, сейчас у нас будет разговор о Берге. Мне бы
хотелось, чтоб вы присутствовали, но в этом случае вам придется дать
слово. От вашего молчания может зависеть жизнь здесь присутствующих...

Степа хотел уйти, но вспомнил о брате.

- Я понял, - кивнул он. - Я буду молчать.

"Честное слово" не было произнесено, но Александр Михайлович спокойно
кивнул, показывая что вопрос решен. Вначале Степа подумал об
интеллигентском легковерии, но потом понял, что дело в ином. Его
собеседник за свою жизнь успел изучить людей. Большевик Степа не
представлял для него загадки. И вновь странное сходство - неведомо с кем -
поразило Косухина. Это сходство вдруг показалось ему тревожным, даже
страшным...

На этот раз докладывал Богораз. Впрочем, обо всем сказанном Косухину
уже было известно. Его лишь попросили кое-что добавить по поводу ночного
происшествия.

- Я уже говорила! - Наташа, не дослушав Степу до конца, нервно
развела руками. - Это какая-то ерунда! Бриарей - простая игрушка! Дядя мне
подробно объяснял устройство - он немногим сложнее музыкальной шкатулки...

- А вы сами разглядывали его, так сказать, потроха? - поинтересовался
Богораз.

- Нет... Но я верю дяде! Это просто образец средневековой механики...

- "Артефакт", - вспомнил Степа словечко Тэда. Ничего себе,
музыкальная шкатулка!

- Все это не важно, - Александр Михайлович поднял руку, прекращая
разговор о странном поведении заводной игрушки. - Важно другое...

- Да, - поддержал Барятинский. - Главное, что Берг - предатель...

- Князь! - Наташа протестующе вздернула подбородок. - Я... я просила
бы...

- Извините, сударыня, - в легкомысленном голосе Барятинского вдруг
прорезался холодный металл. - Он скрыл от всех правду о "Мономахе". Он
пытался ликвидировать господина Косухина - единственного свидетеля,
уничтожил лабораторию... Не решусь утверждать, но ваша болезнь, Наталья
Федоровна, тоже может быть вызвана не только нервным срывом...

- Нет, - Наташин голос оборвался, она заговорила почти шепотом. -
Дядя занимался "Мономахом" больше двадцати лет! Он отдал проекту все, вы
же знаете... Это какое-то недоразумение, его обманули...

Никто не возразил, но было ясно, что остальные смотрят на поведение
Карла Берга иначе.

Степе хотелось как-то поддержать девушку, но он знал, что должен
выяснить правду.

- Наталья Федоровна... Наташа... - девушка подняла голову. - У вашего
дяди есть перстень... серебряный...

Берг удивилась:

- Конечно. Очень красивый перстень. Дядя купил его незадолго до моего
возвращения. Вы думаете, что это имеет какое-нибудь значение?

- Ну... это... - слова вновь не выговаривались. - Какой он?

- Большой, массивный, из серебра с примесью какого-то иного, более
тяжелого, металла. На печатке два маленьких алмаза и изображение головы
Горгоны...

- А не змейки? - вырвалось у Степы.

- Нет, я точно помню. Стилизованная голова Горгоны, по-моему, работа
прошлого века...

...Ниточка оборвалась. Перстень был другой. Но тревога не проходила:
издалека он был неотличим от того, что носил Арцеулов. Но не верить Наташе
нельзя...

- Не будем спешить, - резюмировал Александр Михайлович. - Мы все
знаем заслуги господина Берга. Будем надеяться... - он смолк, - да, будем
все же надеяться, что это какое-то страшное недоразумение. Впрочем, у нас
будет время поговорить об этом. Как и о том, как связаться с Тускулой...

Косухин понял - надежды больше нет. Брат, если он и жив, находится
где-то в невообразимой дали, и даже эти люди, знающие и умеющие, казалось,
все на свете, не могут помочь...

- А ведь сегодня юбилей, - внезапно улыбнулся Александр Михайлович...
- Помните, господа?

- Постойте... - Барятинский что-то подсчитывал. - До дня первого
запуска "Мономаха" еще пять дней.

- Я не об этом, - покачал головой хозяин дома. - Впрочем, этот юбилей
никогда не отмечался. Я сам узнал о нем случайно - от своего покойного
брата. А ведь это событие имеет отношения и к вам, князь...

Он замолчал, затем заговорил вновь, в голосе его звучала гордость и
одновременно грусть:

- В этот день мой дядя, Константин Николаевич, подписал приказ о
создании лаборатории по изучению ракетного движения. Начальником
лаборатории был назначен его адъютант - Сергей Барятинский, ваш дед,
Андрей Константинович. Так начался "Мономах". Это было ровно шестьдесят
лет назад...

- Я и не знал! - Барятинский удивленно развел руками. - Дед мне
ничего не говорил. Я думал, что "Мономах" - идея Дмитрия Ивановича
Менделеева...

- Господин Менделеев обосновал практическую сторону программы и
разработал проект строительства эфирного полигона. Он подал идею
Александру III. Но работы велись раньше...

Александр Михайлович встал и медленно подошел к окну.

- Все началось после больших маневров на Балтике, когда были испытаны
противокорабельные ракеты системы Конгрева. Константин Николаевич
обратился в Академию Наук, предложив создать лабораторию для изучения
возможности научного применения ракет. По семейным преданиям ему еще в
детстве подарили китайскую книгу, где рассказывалось о мудреце Ли Цзе,
который построил ракету и улетел на ней в Небесный Дворец бога Лэй-Гуна.
Признаться, в Академии Наук к этой идее отнеслись без всякого энтузиазма.
Но ваш дед, Андрей Константинович, был человеком упорным, впрочем, как и
мой дядя. Через пять лет в Кронштадте состоялось первое испытание
ракетного двигателя - конечно, еще порохового...

Он замолчал и не спеша прошелся по комнате. Было заметно, что эта