Чтение 22–й страницы книги ~Красная трава~

-- Я функционирую, -- сказал он. -- Остальное -- шуточки.
А теперь, теперь я возвращаюсь в строй. Я вас люблю, может
быть, я буду понимать вас и дальше, но я ничего больше не
скажу. У меня есть мой гавиан. Найдите своего.

Лиль высморкалась и погладила сенатора. Тот повилял
хвостом, уткнулся носом в шею гавиана и задремал.

-- А если их на всех не хватает, этих гавианов? -- сказал
Вольф.

Он помог Лиль встать.

-- Увы! -- сказала она. -- Из меня гавиана не получится.

-- Лиль, -- сказал Вольф, -- я так тебя люблю. Почему же я
не так счастлив, как сенатор?

-- Дело в том, что я слишком мала, -- сказала Лиль,
прижимаясь к нему. -- Или же ты ошибаешься. Принимаешь одно за
другое.

Они ушли с кухни и уселись на большой диван.

-- Я перепробовал почти все, -- сказал Вольф, -- и нет
ничего, что я хотел бы сделать еще раз.

-- Даже меня обнять? -- сказала Лиль.

-- Разве что, -- сказал, делая это, Вольф.

-- А твоя старая ужасная машина? -- сказала Лиль.

-- Она меня пугает, -- пробормотал Вольф. -- То, как
переосмысливаешь вещи там, внутри...

От неудовольствия, где-то в районе шеи у него начался
нервный тик.

-- Все делается для того, чтобы забыть, но сначала
передумываешь все заново, -- продолжал он. -- Ничего не
опуская. С еще большим количеством деталей. И не испытывая
того, что испытывал когда-то.

-- Это так тоскливо? -- сказала Лиль.

-- Невыносимо. Невыносимо тащить за собой все, чем ты был
раньше, -- сказал Вольф.

-- Ну а меня ты не хочешь увести с собой? -- сказала Лиль,
лаская его.

-- Ты прекрасна, -- сказал Вольф. -- Ты нежна. Я люблю
тебя. И я обманулся.

-- Ты обманулся? -- повторила Лиль.

-- Иначе и быть не может, -- сказал с неопределенным
жестом Вольф, -- пентюх, машина, возлюбленные, работа, музыка,
жизнь, другие люди...

-- А я? -- сказала Лиль.

-- Да, -- сказал Вольф. -- Была бы ты, но невозможно
залезть в шкуру другого. Получаются двое. Ты полна. Ты вся
целиком -- это слишком; а сохранения заслуживает все, вот и
нужно, чтобы ты была иной.

-- Залезь ко мне в мою шкуру, -- сказала Лиль. -- Я буду
счастлива: ничего, кроме нас двоих.

-- Это невозможно, -- сказал Вольф. -- Чтобы влезть в
чужую шкуру, надо убить другого и содрать ее с него для себя.

-- Обдери меня, -- сказала Лиль.

-- В этом случае, -- сказал Вольф, -- у меня тебя уже не
будет, буду я в другой шкуре.

-- О! -- совсем грустно сказала Лиль.

-- Когда обманываешься, все именно так и выходит, --
сказал Вольф. -- Дело в том, что обмануться можно во всем. Это
неизлечимо, и это повторяется каждый раз заново.

-- У тебя совсем не осталось надежды? -- сказала Лиль.

-- Машина... -- сказал Вольф. -- У меня есть машина. В
конце концов, я пока пробыл в ней не так уж и долго.

. -- Когда ты туда вернешься? -- сказала Лиль. -- Я так
боюсь этой клетки. И ты мне ничего не рассказываешь.

-- В следующий раз -- завтра, -- сказал Вольф. -- Ну а
сейчас мне нужно поработать. А рассказать тебе что-нибудь я
просто-напросто не могу.

-- Почему? -- спросила Лиль.

Лицо Вольфа замкнулось.

-- Потому что я ничего не помню, -- сказал он. -- Я знаю,
что, когда я внутри, воспоминания возвращаются, но машина как
раз для тогой предназначена, чтобы туг же их уничтожить.

-- А тебя не пугает, -- спросила Лиль, -- разрушать
собственные воспоминания?

-- Ну, -- уклончиво сказал Вольф, -- я еще не уничтожил
ничего существенного.

Он насторожился. Наверху, у Ляписа, хлопнула дверь, и
вслед за этим по лестнице загрохотали шаги.

Они вскочили и выглянули в окно. Ляпис почти бегом
удалялся в направлении Квадрата. Не добравшись до него, он
повалился ничком в красную траву, обхватив голову руками.

-- Сходи навести Хмельмаю, -- сказал Вольф. -- Что там
стряслось? Он совсем измотался.

-- Но ты-то не пойдешь его утешать, -- сказала Лиль.

-- Мужчина утешается в одиночку, -- сказал Вольф, заходя в
свой кабинет.

Он лгал естественно и искренне. Мужчина утешается точно
так же, как и женщина.

ГЛАВА XXVII

Лиль была чуть смущена, ей казалось несколько нескромным
соваться со своим сочувствием к Хмельмае, хотя, с другой
стороны, Ляпис обычно так не уходил, да и убегал он скорее как
человек напуганный, а не разъяренный.

Лиль вышла на лестничную площадку и поднялась на
восемнадцать ступенек. Постучалась. Послышались шага Хмельмаи
по направлению к двери, и, открыв ее, их хозяйка поздоровалась
с Лиль.

-- В чем дело? -- спросила Лиль. -- Ляпис напуган или
болен?

-- Не знаю, -- сказала Хмельмая, как всегда нежная и
замкнутая. -- Он ушел ни с того ни с сего.

-- Не хочу быть нескромной, -- сказала Лиль. -- Но у него
был такой необычный вид.

-- Он целовал меня, -- объяснила Хмельмая, -- а потом
опять увидел кого-то, и на этот раз он уже не смог стерпеть. Он
ушел.

-- И никого не было? -- сказала Лиль.

-- Мне все равно, -- сказала Хмельмая. -- Но он явно
кого-то видел.

-- Ну и что же делать? -- сказала Лиль.

-- Думаю, он меня стыдится, -- сказала Хмельмая.

-- Нет, -- сказала Лиль, -- он, наверное, стыдится быть
влюбленным.

-- Я же никогда не говорила плохо о его матери, --
возразила Хмельмая.

-- Я вам верю, -- сказала Лиль. -- Но что же делать?

-- Не знаю, не пойти ли его поискать, -- сказала Хмельмая.
-- Такое впечатление, что именно я -- причина его мучений, а я
не хочу его мучить.

-- Что же делать... -- повторила Лиль. -- Если хотите, я
могу сходить за ним.

-- Не знаю, -- сказала Хмельмая. -- Когда он рядом, он так
хочет прикоснуться ко мне, обнять, взять меня, я это чувствую,
и мне очень хочется, чтобы он это сделал; а потом он не
осмеливается, он боится, что вернется этот человек, ну и что из
этого, мне-то все равно, я же его не вижу, но его это
парализует, а теперь еще того хуже -- он стал бояться.

-- Да, -- сказала Лиль.

-- Скоро, -- сказала Хмельмая, -- он разъярится, он же
хочет меня все сильнее и сильнее, а я его.

-- Вы оба слишком молоды для этого, -- сказала Лиль.

Хмельмая засмеялась. Прекрасный смех: легкий и хрупкий.

-- Вы тоже слишком молоды для подобного тона, -- заметила
она.

Лиль улыбнулась, но невесело.

-- Не хочу изображать из себя бабушку, -- сказала она, --
но я замужем за Вольфом уже несколько лет.

-- Ляпис -- совсем другое дело, -- сказала Хмельмая. -- Не
хочу сказать, что он лучше, нет, просто его мучит другое. Ведь
Вольф тоже мучается, и не пытайтесь доказать обратное.

-- Да, -- сказала Лиль.

Хмельмая сказала ей почти то же самое, что только что
говорил Вольф, и это показалось ей забавным.

-- Все было бы так просто, -- вздохнула она.

-- Да, -- сказала Хмельмая, -- в общем, по отдельности все
просто, но вот целое становится запутанным и теряется из виду.
Хорошо бы научиться смотреть на все сверху.

-- А тогда, -- сказала Лиль, -- перепугаешься, обнаружив,
что все очень просто, но нет лекарства и нельзя рассеять
иллюзию на месте.

-- Наверно, -- сказала Хмельмая.